Полковник Гуров. Компиляция (сборник)
Шрифт:
Но как только Крячко стал задавать вопросы, касающиеся не дел давно минувших дней, а сегодняшней веселой картинки, так сразу же на лице Осадчего возникло прежнее выражение апатии. Прямо не опер, а мудрец античный на покое, философ-агностик, убежденный в принципиальной непознаваемости мира. Преступного.
Кто из местных авторитетов контролирует потоки левого самопального спирта? Есть ли хоть какая-то связь, пусть даже намек на нее, у Мачо либо Коли Гроба с АОЗТ «Светлорадсертинг»?
– Смотрит он на меня тусклыми глазами вареного судака, – Крячко чуть не сплюнул от злости, но сдержался, лишь очередную сигарету закурил, – и мямлит, дескать, ничего-то он не понимает в связях местного
Гуров грустно улыбнулся. Он доверял чутью «друга и соратника». Раз уж Стас заподозрил гнильцу в подполковнике Осадчем, то имеет смысл к этой личности внимательнейшим образом присмотреться. Но вот что касается иллюзий, тут с Олегом Ивановичем спорить трудно. Не осталось иллюзий.
Лев давно пришел к выводу, что бороться с организованной преступностью бессмысленно. С этим злом надлежит воевать, а не бороться!
Разница тут не в терминах – в принципе. Борьба подразумевает хоть какие-то правила, но пока что правила эти развязывают руки лишь бандитам, а тем, кто от них общество защищает, как раз наоборот – связывают намертво. Как не было закона об организованной преступности, так и нет его, пустобрехам в Думе не до таких мелочей. Зато плодятся многочисленные самозваные защитники неотъемлемых прав ворюг, насильников и убийц. Ах, какая же лафа негодяям среди трусливых дураков!
Вот «на войне – как на войне», тут уж бить врага дозволено по всем божеским и человеческим законам, используя любые средства. Пусть даже морально сомнительные. Поневоле вспомнишь о суде Линча, недаром генерал Орлов как-то обмолвился, что есть в подобной практике рациональное зерно. Надо попросту понять, что по-иному с раковой опухолью криминала, разъедающей Россию, не справиться. Поздно больного таблетками-микстурками потчевать, нужен хирургический нож.
– Мне в плане взаимопонимания с подполковником Калюжным, – невесело сказал Гуров, – тоже похвастаться нечем. Дурацкая складывается ситуация: делаем общее дело, а он глядит на меня так, будто я на глазах всего Светлораднецка ему пощечин надавал. Знаешь, я ведь попытался ему что-то объяснить, Липкина упомянул, о прикидках своих предварительных начал рассуждать, так ведь не слушает! Сплошные амбиции. Как же, обошли его, такого умного, на повороте.
– Хм-м, так ведь кто первым встал – того и тапочки, я этот закон еще со школы милиции усвоил накрепко, – сочувственно отозвался Станислав. – Он что, до такой простенькой истины не додумался? В его-то возрасте завидовать успеху своего брата сыщика? Не верю! Он же наш с тобой ровесник. И чин немалый, заметь. За какие-то заслуги полученный. Эх, Лева! Не в восторге я от этой троицы. Генерала Беззубова имею в виду, а также пару его подчиненных. Причем, очень похоже, особо доверенных лиц.
– Других-то нет, – мрачно заметил Гуров, у которого упомянутая троица тоже особой симпатии не вызывала. Особенно в контексте последнего разговора с Орловым относительно возможной «протечки» в самых высших эшелонах светлораднецкого УВД. – Одно сегодня приятное знакомство выдалось, светлое пятнышко на поганом фоне серых милицейских будней, прямо как для контраста, ей-богу. Любаша Липатова, очаровашечка твоя. Хороший у вас вкус, пан Крячко.
– Смотри, взревную, как Отелло, – усмехнулся Крячко, – да еще Маше заложу!
Затем Станислав встал, потянулся, сладко зевнул с подвывом, как кобель на завалинке, и сказал
– Лев, я вымотался вусмерть. Соображаю с трудом, тем более три этих трупа так перед глазами и мелькают. Денек у нас с тобой сегодня выдался не из легких, давай-ка баиньки укладываться. Вон у тебя во второй комнатушке диванчик симпатичный какой, сразу видно – номер люкс! Знаешь, утро вечера мудренее.
Гуров проснулся рано, за окошком было еще совсем темно. Сон не освежил его, голова по-прежнему была тяжелой. В соседней комнатке мелодично посапывал носом Крячко. Лев от души позавидовал «другу и соратнику», понадеявшись, что тому снится что-нибудь поприятнее треххвостой псины.
Он умылся, вышел на кухню. Поставил на плиту чайник, на вторую конфорку – небольшую кастрюльку. Затем, усмехнувшись, достал из морозильника купленный вчера вечером по дороге из университета пакет пельменей. То-то Стасу сюрприз будет! Подошел к окну, широко распахнул форточку.
Ворвавшийся в тесную кухоньку порыв ветра швырнул ему в лицо мелкие водяные брызги. Лев поморщился. За окном лениво колыхалась сырая пелена тумана.
На привыкшего к московской морозной свежести Гурова такая погода действовала расслабляюще, тянуло забыть про все дела, про намеченную встречу с Шуршаревичем, отключить телефон, а потом, завалившись в утреннюю неприбранную постель, проспать весь день до самого вечера.
И тут, как бы в пику его упадническим мыслям, телефон громко зазвонил.
Лев подошел к аппарату, недоуменно поглядел на электронные часы: половина восьмого. Это кто же? Светлораднецкие коллеги-сыщики? Доброго утра пожелать решили? Или с Липатовой, оборони господь, что неожиданное случилось?
Он, пожав плечами, снял трубку.
– Это кто? – раздался незнакомый высокий женский голос.
Гуров не жаловал хамов. В том числе телефонных.
– Здороваться вас в детстве не научили? – поинтересовался он довольно холодным тоном. – Полковник Лев Гуров к вашим услугам. Неплохо бы узнать, с кем я говорю, а также в чем услуги будут заключаться?
– Ой, извините! Это с вами Ирина Пащенко говорит.
Некоторое время Гуров слушал молча, все сильнее хмурясь. Затем коротко сказал:
– Хорошо, приходите. Да, можно прямо сейчас, к чему откладывать. Московская, 14, вход со двора, я скажу, чтобы на вахте вас пропустили.
Положив трубку, он с минуту в задумчивости постоял у столика с телефоном, а потом решительным шагом направился к диванчику, на котором продолжал сладко посапывать Крячко.
– Вставайте, граф, – Гуров слегка потряс Станислава за плечо, – нас ждут великие дела. Ваша – самокритично замечу, что и моя! – симпатия Любаша Липатова проявила редкостную прыть, в результате нам на голову минут через двадцать свалится некая Ирина Владимировна Пащенко. Давай приводи себя в порядок. Дама все-таки.
– Какая еще, к песьей матери, дама? – Станислав спросонья ничего не понимал. – При чем тут Липатова?
– При том, что Любаша вчера вечером позвонила этой Ирине, – с некоторой досадой ответил Лев. – И поделилась неизгладимыми впечатлениями от наших с тобой персон. А также подробностями смерти Бортникова. Нет, они вовсе не подруги, а не более чем знакомые. Но эта Ирина, по ее собственным словам, была «очень близким Сашеньке человеком», понимай в меру своей испорченности. Люба об этой близости знала, вот и не удержалась, поделилась сенсационными новостями. Теперь Ирина горит жаждой мести, требует встречи со мной, утверждая, что владеет важной информацией. Я таких знаю, добром не отстанет, так что готовься к малоприятному разговору. Хотя, может, это и хорошо, все равно его связи надо отрабатывать, почему бы не начать с любовницы?