Полковник Гуров. Компиляция (сборник)
Шрифт:
– Я все поняла, – с некоторой бравадой произнесла женщина. – Что вы хотите за свой хороший отчет? Проще говоря: сколько?
– Хм-м-м… Что мне бабки? Их у меня – хоть печку топи. Чего-нибудь для души бы… Да и для тела бы неплохо!
Его собеседница картинно рассмеялась, как бы давая понять, что уже заранее знала, к чему он будет клонить.
– Все вы, мужики, одинаковы… У всех вас одно на уме. Девочку хочешь?
– Неплохо бы. Из молоденьких! Лет так четырнадцати-пятнадцати… Обожаю свежачок!..
– А ты из отчаянных… Открытым текстом лупишь напрямую… Не боишься, что у меня может быть
– Не-а! – Голос Станислава буквально источал безмятежность. – У меня такая «крыша», что ее никакая диктофонная запись не промочит. Ее атомной бомбой не прошибешь. Ну, так что, Ляля, какие будут предложения?
– Завтра после обеда, в три, на перекрестке перед базой отдыха. Будет тебе и белка, будет и свисток.
– О’кей. Заметано!
Выключив аудиозапись, Крячко зло рассмеялся:
– Представляешь, ЧТО тут вообще творится?!
– А кто она, эта Ляля?
– Лилия Георгиевна Тапишина, директор школы номер три. Охеренно, да? Я к ним когда пришел, спросил, где директор. Мне указали на одну дамочку, которая с кем-то трендела по телефону. Ну, я незаметно сзади прокурсировал, тоже держа свой телефон у уха. Типа того, заговорился с собеседником и случайно оказался рядом. А сам слушаю… И до меня доносится фразочка: «Ну, ты совсем оборзел, я тебе что, давалка штатная?» И тут же сделал выводы, что дамочка-то среди здешней блатоты – своя в доску. По-пудрил ей мозги, изобразил из себя насквозь коррумпированного «оборотня»… Ну, она и повелась. Кстати, я даже не ожидал, что она такое мне предложит.
– Да-а-а… Дела! «Бордель-маман» на посту директора школы? Чую, что и в первой ситуация ничуть не лучше. Разве что Митрофонько на этот счет не раскололся. Ну гадючник! Ну гадючник!.. Ладно, едем в ЦРБ. Аудиозапись Петру сбрось – пусть пошевелит мозгами, с кем ею поделиться – с комитетом Госдумы или с Минобразом.
Вскоре опера припарковались у запертых ворот райбольницы, огороженной уже ветховатой «ахтыркой» в человеческий рост. Пройдя через отдельную калитку на территорию, приятели огляделись, чтобы сориентироваться, куда им идти. Прямо перед ними высился двухэтажный корпус в форме каре, справа и слева чуть дальше виднелись еще два длинных одноэтажных корпуса, а еще один такой же – в самом конце двора, в зелени кленов и тополей. Не сговариваясь, опера пошли к двухэтажному как наиболее представительному и солидному. И не ошиблись – на стене перед просторным вестибюлем висели таблички, одна из которых извещала о том, что именно здесь находится администрация лечебного учреждения, на другой – что здесь роддом и гинекология, на третьей – что здесь лаборатории, процедурные и физиотерапевтические кабинеты, а также блок больничных палат повышенной комфортности.
Войдя в холл, где в центре помещения за столом сидела бабуля-вахтерша в белом халате, визитеры, предъявив свои удостоверения, осведомились: а как бы им найти главврача данного медучреждения? Та охотно ответила, что кабинет Серафима Дмитриевича находится в этом корпусе на втором этаже, но вот пройти к нему можно только в специальных бахилах. Кинув в шкаф автомата по пятирублевке, опера достали из пластмассовых мини-контейнеров синие сплюснутые закорючки бахил. Натягивая их на туфли, Крячко не смог не приколоться:
–
Наблюдая за ними, молоденькая медсестра, которая только что спустилась со второго этажа, жизнерадостно рассмеялась. Оглянувшись, вахтерша попросила:
– А, Ниночка, ты здесь? Проводи, пожалуйста, мужчин к Серафиму Дмитриевичу. Ой, он у нас такой стро-о-гий! Еще и не со всеми будет разговаривать… – громким шепотом сообщила она операм.
– Не волнуйтесь! – мило улыбнулся Стас. – С нами общаются даже те, что от рождения глухонемые. Иные и пташками весенними щебечут!
Они пошли следом за медсестрой Ниной и, увидев на лестничной площадке между этажами щит объявлений, не смогли не задержаться, поскольку им в глаза бросился текст весьма неожиданного содержания: «Медосвидетельствование изнасилованных проводится два раза в неделю (вторник и пятница) с 16 до 18 часов, в порядке живой очереди. Предварительной записи нет».
– Вот это объявленьице! – воскликнул Гуров и взглянул на Нину: – У вас что, здесь это так часто происходит, что приходится потерпевших выстраивать в очередь?
Прокомментировал прочитанное и Станислав:
– Где-то нам что-то похожее уже встречалось. Но я тогда подумал, что это какое-то местное дурошлепство крайне редкого формата. А оказывается, это и здесь бытует. А почему всего два раза в неделю и всего два часа в день? Что за бред?
– Ну-у… Так было решено руководством гинекологического отделения… – смущенно заговорила Нина – было заметно, что обсуждать подобные темы она стеснялась.
В этот момент со второго этажа по ступенькам затопала худая, как доска, женщина лет пятидесяти в белом халате, с лицом типичной злыдни. Недовольно зыркнув в сторону оперов и медсестры, «злыдня» язвительно пробурчала противным, визгливым голосом:
– Ты бы поменьше лясы точила с кем не положено, а больше бы своей работой занималась… Там больные ждут!
– Антонина Хасановна, тетя Зина попросила проводить людей к Серафиму Дмитриевичу. Хорошо, я сейчас же пойду в палату!
Махнув операм рукой, девушка торопливо стала подниматься дальше. Когда те ее догнали, она тихо шепнула им:
– Ну, все теперь! Будет меня пилить без передышки, мегера чертова! Это она у нас заведует гинекологией. Не дай бог попасть к ней на прием! Особенно на освидетельствование… У-у-у!.. Это мрак и ужас!
Они вошли в приемную, где престарелая красотка усердно накрашивала ногти. Нина постучала в дверь с табличкой «Гл. врач С. Д. Пыльчанин», из-за которой донеслось:
– Войдите!
При виде двух явно не хилых мужиков, которые продемонстрировали ему свои «корочки» чрезвычайно серьезной «конторы», Пыльчанин с неожиданным для своих телес проворством поднялся на ноги и, поприветствовав гостей, вознамерился даже заказать секретарше что-нибудь типа чая или кофе. Но визитеры предложение отклонили: первым делом – работа, и только работа! Этот демарш хозяина кабинета несколько огорошил – начало встречи никак не гарантировало, что ее завершение произойдет на оптимистичной, дружественной ноте.