Полковник Гуров. Компиляция (сборник)
Шрифт:
— Так, так, — улыбнулся Крячко. — Мы пока никакого криминала вокруг бизнеса Курвихина не обнаружили, но допустим.
— Курвихина хотят убрать, — загнул Лев один палец на руке, — для этого нанимают Шмаркова, чтобы имитировать убийство с целью ограбления. Шмарков — угонщик, это в их кругах знают все, и большого смысла использовать именно его нет. Значит, — загнул он второй палец, — Раззуваев не должен знать заказчика. Они бы так не рисковали.
— Тогда Раззуваев должен был знать, что Курвихин именно в то время и в том месте остановится на Кутузовском проспекте. Значит, плясать надо от Курвихина, а
— Примерно так, — согласился Гуров. — Но эти умозаключения нам надо уточнить. И срочно. Сегодня ночью в напряженной нервной атмосфере трясем Раззуваева, а потом мы с тобой вслед за «муровцами» пройдем по всем связям Курвихина. Куда он, черт возьми, поперся ночью? И что он делал на Кутузовском?
— А до ночи пусть с ним поработает мой человечек в камере, — предложил Крячко. — Приглядится, может, подогреет его, напряжет всякими рассказами, попугает маленько якобы своим опытом. Есть у меня такой ас камерных разработок.
В одиннадцать вечера, когда сыщики находились в своем кабинете на Житной, на мобильный телефон Гурова неожиданно позвонил майор Шалов и доложил, что совершенно случайно буквально в десяти метрах от зоны поиска на месте убийства Курвихина найден электрошокер.
— Ну–ка, ну–ка, Глеб Сергеевич! Повторите еще раз и в деталях, — велел Гуров и включил внешний динамик своего телефона. Крячко подсел рядом и приготовился слушать.
— Ребята, которых я оставил заканчивать повторный осмотр места на Кутузовском, — снова заговорил майор, — проявили инициативу и, чуть расширив зону поиска, сразу нашли на линии кустов электрошокер. Темно–красная такая штучка. Не очень дорогая, рассчитанная на непосредственный контакт, без всяких стреляющих там картриджей. Лежал он, чуть запутавшись в нижних ветвях кустарника, поэтому его со стороны аллеи было не видно, а со стороны дороги, естественно, его не видели водители, потому что смотрят на дорогу, а не на кусты.
— Посторонняя вещь, — с сомнением вставил Крячко.
— Что? — переспросил майор. — А-а, здравия желаю, Станислав Васильевич. Это вы там рядом. Нет, не случайность. Эксперты в лаборатории обнюхали предмет с особой тщательностью. Есть два хороших отпечатка пальцев.
— Один Курвихина? — догадался Гуров.
— Так точно. Мы сверили с дактилокартой из морга. А вот второй отпечаток — маленький и узкий. Или ребенок, или женщина. Скорее женщина, потому что это женская модель «Акула PRO», а еще в щелке между двумя деталями застрял обрывок женского волоса. Эксперты сказали, что волос живой, ему всего несколько дней. Темно–каштановый, здоровый, но крашеный. Анализу на ДНК подлежит, если таковая необходимость возникнет.
— Ну, ты обрадовал, Глеб Сергеевич! — засмеялся Крячко. — Даже не представляешь, как ты нас обрадовал! — И, когда Гуров отключил телефон, спросил: — Ну?
— Что «ну»? Сам не понимаешь? Если бы Курвихину при его статусе угрожала опасность, он бы носил с собой «травматик», а то и получил бы разрешение на боевой «Иж». И уж телохранителя он мог себе позволить. Другое дело, что во время этой таинственной поездки он не взял бы его с собой. Но женская модель электрошокера не вяжется тут ни с чем.
— Вот! — с довольным видом потер руки Крячко. — Я и говорю: либо жена, либо дочь, либо любовница. Это мы установим теперь легко.
—
— Электрошокер он мог взять из стола секретарши, — заметил Крячко. — Вариантов много, так что завтра у нас с тобой напряженный день.
Набросав к двум часам ночи план беседы с несколькими женщинами из окружения Курвихина, в том числе с его женой и дочерью, сыщики отправились на Петровку в ГУВД Москвы. Шмарков и Раззуваев сидели в камере ГУВД последнюю ночь. Завтра следователь их официально арестует, и переправят ребят в СИЗО.
Помощник дежурного проводил Гурова в дежурную часть, где его принялись угощать кофе, а Крячко отправился побеседовать со своим агентом. Дружба дружбой, даже будь вы сто раз коллегами по работе, а чужих агентов в лицо знать не положено никому. Даже твоему начальству.
Крячко вернулся минут через двадцать. Он выразительно глянул на помощника дежурного и подсел к Гурову.
— Ну, все в порядке, Лев. Раззуваева обработали нормально. Чего–то он боится, весь на нервах. Даже сидеть на одном месте не может. Причем не нас он боится, а скорее, блатных. Расколоть его в камере не удалось, вопросами вывести на чистую воду тоже. Но главное ясно — не все там просто у них с убийством Курвихина. Знаешь, какую мыслишку мне подбросил мой человечек? Вы, говорит, пригрозите вообще его отпустить, за неимением серьезных улик. Возьмите подписку о невыезде и отпустите. Он или откажется выходить, или кинется с кем–то объясняться.
— Насколько твой агент опытен? Можно его рекомендациям верить?
— Вполне. Это тот еще жучара, людей из блатной среды видит насквозь.
Сейчас Раззуваев выглядел далеко не таким уверенным. Лицо посерело от волнения, глаза глубоко запали, а губы вытянулись в тонкую нервную нитку. Он встал на пороге, глядя в лица полковников, а сержанту из дежурной части пришлось подтолкнуть задержанного. Раззуваев даже не оглянулся. Шаркая ногами, он прошел на середину комнаты, где ему приготовили стул, и тяжело опустился на него. Гурову показалось, что парень чуть ли не вздохнул в голос, когда садился.
Крячко знаком отпустил сержанта и расположился на другом стуле, усевшись на него верхом.
— Ну, Юрий Вадимович? — спросил Гуров. — Что вы нам скажете? Как там в фильме было? Он же Гоша, он же Гога, он же Жора.
— А в чем вы меня подозреваете? — пристально посмотрел на него задержанный.
— Странный вопрос. Убийство человека с целью завладеть его автомашиной, несколько угонов дорогих иномарок. Это уже букет. Начнем крутить тебя на других эпизодах, и тогда всплывет еще что–то. Кажется, это очевидно? Но мне понравилась форма твоего вопроса.
— В смысле? — насупился Раззуваев. — Какая форма?
— Ты спросил, в чем мы тебя подозреваем. Заметь, ты сказал не «нас», а «меня». Это ты точно уловил. У вас сильно разные статьи будут. И сроки!
— С кем?
— Со Шмоном, конечно, — усмехнулся Лев. — Не придуривайся, ты все понимаешь.
— Понимаю, — неожиданно произнес Раззуваев. — Шмон меня сдаст. Не вашим, блатным сдаст. Я ему не нужен, теперь только мешаю. Я про угоны знаю, мы с ним еще не за все тачки бабки получили. Он накапает блатным, и меня в камере удавят как–нибудь ночью. И все останется ему… Когда выйдет.