Полковник Гуров. Компиляция (сборник)
Шрифт:
– Короче, как я понял, нужно устроить засаду возле больницы, – кивнул Погодин. – Сейчас распоряжусь, – он вскочил с места, быстро вышел из кабинета, а, вернувшись, сказал: – Все, ребята уже поехали, и фотография этой гниды у них есть, не ошибутся. Что дальше?
– А дальше сплошная головная боль, и вы мне уже не помощники. Нужно будет связаться с американским посольством, объяснить, что по подложным документам двое несовершеннолетних граждан США были незаконно вывезены из России и сейчас находятся на территории Штатов в руках похитителей. Но это даже не мой уровень, этим пусть генерал Орлов занимается. И хотя Шалые могли не знать, что документы подложные,
– А зачем их искать? – неожиданно спросил Погодин. – Я в этом не очень разбираюсь, но они граждане США, вот пусть себе там и живут. Авось не пропадут.
Услышав такое, Гуров вытаращился на него, а потом, покачав головой, сказал:
– Леонид Максимович, то, что вы, мягко говоря, не любите Ларису Петровну, понятно, но меня удивляет ваше прохладное отношение к детям вашего друга. – Погодин мельком глянул на него и отвернулся. – Полагаю, что дело тут совсем не в том, что теперь они его наследники, а… – и тут Лев Иванович, вспомнив некоторые высказывания Погодина, все понял и попросил: – Ответьте прямо, они что, не его дети?
– Да, хотя Колька действительно вылечился! – Леонид Максимович процедил себе под нос что-то явно непечатное. – Не знаю, как эта стерва все устроила, но Колька не имеет никакого отношения к их появлению на свет. Как только их привезли в Россию, я велел ребятам подсуетиться, ну и выяснилось, что они не от Кольки. Я решил промолчать до поры, все думал, что делать, – мне же докладывали, как он их без памяти любит. Да, я же говорил, что он на детях помешан был, – напомнил Погодин. – А после того, как их якобы похитили, он вообще на живого человека перестал быть похож, почти ничего не ел и не спал, переживал страшно. Да вы сами в больнице видели, до чего он себя довел, просто скелет ходячий. Ну, и как в такой момент я мог сказать Кольке, что эта сука чужих детей ему на шею повесила? Еще кончил бы он себя! А мне самому после такого только пулю в лоб себе пустить осталось бы. Так что нечего их искать! Бог даст, у Кольки в будущем действительно свои дети появятся – ему же еще сорока нет.
– Да, светлая личность эта Лариса Петровна, – покачал головой Гуров. – Но вот что меня настораживает: как она могла отдать своих детей совершенно чужим людям? Няня, она же суррогатная мать, – понятно, но у нее же муж есть. А свои дети у них имеются? – спросил он у Тимофеева.
– Кажется, нет, – пожал плечами тот. – Все документы по этому делу в сейфе Николая Степановича.
– Ну, и где этот чертов специалист по сейфам? – возмутился Лев Иванович и позвонил Крячко.
– Да мы тут на въезде в поселок застряли, нас пропускать не хотят, – ответил Стаc.
– Ты тоже решил лично в расследовании поучаствовать? Не сидится тебе в кабинете? – укоризненно сказал Гуров. – Ладно, сейчас вас пропустят.
Услышав о том, что какие-то охранники не пускают людей, которых они так ждут, Погодин захотел разобраться сам, и Лев Иванович не стал возражать – пусть пар выпустит. И тот выпустил! Забрав у Гурова трубку, он велел Стасу передать свой телефон упрямцу и так того покрыл не по одному разу трехэтажным матом, что трубка, кажется, даже раскалилась. Получив заверение, что машину они пропустят, Леонид Максимович вернул трубку Гурову, причем даже не извинился за свою несдержанность.
Через несколько минут со двора раздался дружный мужской смех, больше похожий на ржание, и Лев Иванович, поняв, что это приехал Крячко, только вздохнул. Гуров был профессионалом экстра-класса, превосходным аналитиком, он мог заставить человека
Но вот голос Крячко раздался уже из холла:
– Хозяюшка! Сухой корочки не найдется, а то так есть хочется, что просто живот подводит.
– Так обед же скоро, – ответила ему какая-то из горничных.
– Не доживу, – рыдающим голосом произнес Стаc, и женщина засмеялась.
В результате Крячко появился в кабинете с куском пирога в руке и, с усилием проглотив то, что уже было во рту, сказал:
– Всем привет! Я Стаc Крячко, – и протянул руку Погодину.
– Леонид, – представился тот и посмотрел на Крячко не без симпатии, не то что на Гурова.
– Здоров, Серега! – обратился Крячко к Тимофееву, но, не получив от того, понуро сидевшего в дальнем углу, никакого ответа, мгновенно понял, что к чему, и покачал головой: – Ясно! Лев Иванович уже жахнул из главного калибра! Он у нас такой! Кроет всех направо и налево, невзирая на личности. Но вообще-то он добрый, это только вид у него суровый, а так – душа-человек.
– Стаc! Кончай хохмить, – поморщился Гуров.
Он уже понял, что Крячко появился здесь не по собственному желанию, а по воле приславшего его Орлова исключительно для разрядки межличностной напряженности, потому что Петр, знавший Льва Ивановича как облупленного, вполне обоснованно предполагал, что тот уже проявил свой непростой характер вовсю.
– Уже и слова не скажи, – вздохнул Крячко. – И ладно бы ведь ругал или поклеп какой возводил, так ведь истинную правду говорю, что бриллиант он чистой воды.
– Стаc! – уже угрожающе произнес Лев Иванович.
– Молчу! – покорно ответил Крячко и сказал: – Я хирурга привез. Где здесь больной, которому вскрытие требуется?
– Вон болезный, – в тон ему ответил Леонид Максимович и кивком указал на сейф.
– Доктор, прошу! – Стаc сделал приглашающий жест рукой.
Хорошо знакомый Льву Ивановичу эксперт только удрученно покачал головой и в очередной раз поинтересовался у Гурова:
– И как только ты, Лева, с этим шутом гороховым столько лет работаешь?
– Сам удивляюсь своему терпению, – буркнул в ответ тот.
Эксперт занялся сейфом, а Лев Иванович с осуждением спросил у Крячко:
– Значит, подальше от начальства, поближе к кухне?
– Младшенького завсегда обидеть просто, – ответил ему своим любимым выражением Стаc, который был на самом деле на два года старшего Гурова. – Да вот только вы, господин полковник, будете мысль думать и расклад анализировать, а кто станет ножками бегать? А я – страдалец безропотный. Так уж лучше я с самого начала в курсе дел буду, чтобы ненароком, умишком своим скорбным пораскинув не в ту сторону, вам чего не испортить. А вы мне куска пирога пожалели! – со слезой в голосе сказал Крячко.