Полковник всегда найдется
Шрифт:
Ротный сказал, чтобы мы отодвинули бойлеры подальше с прохода, они там будут мешать. Сам он сидел впереди нас, повыше, как раз под башней — на месте командира машины, который являлся одновременно и оператором противотанковой пушки. Кресло командира отгораживал от нас частокол кумулятивных снарядов (БК), и оно вместе с башней вращалось.
— Эй, ты! — ротный обратился к водителю, молодому бойцу третьей роты. — Ты как там: первоклассный водитель или так себе мастер?
Молодой солдат обернулся и еще крепче вцепился в штурвал.
— Ты что, оглох, что ли?! Отвечай гвардии
Солдат опять оглянулся и промычал что-то неслышимое в реве мотора и скрежете гусениц.
— Останови! — скомандовал ротный; машина качнулась и замерла. — Уступи место мастеру. Багров, пересядь-ка туда...
Молодой солдат вылез через передний, водительский люк и, обежав сбоку машину, влез в задний — десантный. Багров перебрался на место водителя.
— Во! Так-то, пожалуй, лучше, — заметил ротный, когда его личный водитель надавил на педали и машина, задрав передок, тронулась с места.
— Сейчас будет кишлак, — продолжил ротный спокойным и уверенным голосом. — Через два поворота на третий — лавка. Крыша подперта бревнами с обеих сторон. Есть сведения, что душманы хранят там оружие. Надо проверить. Продемонстрируешь нам свое мастерство, — он обращался к Багрову, — да не сильно, аккуратненько так... Понял, нет?
Багров оглянулся, улыбнувшись жалобно как-то, и два раза кивнул.
Сделал он все точно, как надо. На крутом повороте, где одна окутанная зеленью улочка пересекалась другой, он лишь на миг раньше дал стоп правой трансмиссии, а левой поддал полный ход — машину развернуло рывком вполоборота, и зад ее выбил одно из бревен, подпиравших крышу... Нас сбросило с узких сидений, а головы наши спасли разве что каски, обтянутые мешковиной. Машина проскочила вперед метров на десять и замерла,
— Ай, дьявол! Какая жалость! — выкрикивал ротный, торопливо выбираясь из люка. — А ты куда смотришь! — замахнулся он на водителя. — Башку снесу!
— Чего сидите? — крикнул он нам. — Вылезайте! Не видите, людям надо помочь...
Выбравшись из брони, мы растерялись на миг, ослепленные утренним солнцем. Но вот в оседающем облаке светло-коричневой пыли увидели дом несчастного лавочника: крыша была одним краем завалена, в центре она сильно прогнулась и почти полностью закрыла проход. Бревно отлетело в сторону. Из-за осыпавшейся кусками глины и торчащих кривых стропил проступали яркие пятна разбросанного товара.
— Быстро, быстро! — ротный проскочил мимо нас, почему-то пригнувшись и держа автомат на весу. — Схватили дружно бревно и установили на место... Багров, за мной! — он нырнул под крышу как раз с того края, который удержался, подпертый уцелевшей опорой.
Втроем мы старались приподнять полурассыпавшийся настил и поставить на место опору; это оказалось кем не под силу.
— Эй, ты куда! — крикнул я молодому солдату, который побежал, пригнувшись, к машине. — Быстро — на крышу! И занял тем оборону...
Солдат развернулся и побежал туда, куда ему приказали. Я вслед за Конягой пробрался вовнутрь.
Пыльный полумрак под завалившейся крышей наискось прошивали несколько ярких лучей, их пересекали острые струйки песка, стекавшие сверху. Коняга оглянулся на меня
— Эй ты, салабон! Не возись там! — крикнул он молодому солдату. — Какого черта, завалишь тут нас!
Я осмотрелся: ротного с Багровым здесь не было. Под ногами валялись все те же арбузы и дыни; в плетенные из веток корзины были навалены сливы и виноград, пыльные стопки продолговатых лепешек, другой непонятный товар — вроде как съестное... В углу груда металлических частей различного инструмента, на узких полках вдоль дальней стены рядами — глиняные кувшины и другая грубой работы посуда. Часть стены была занавешена ширмой.
— Вот такой штукой раскроили черепок Ваньке Борщову... — Коняга держал в руках тяжелый, кованый зуб допотопной мотыги. — Когда он стоял на обочине и мочился. Сзади проходил караван груженых верблюдов, и прямо сверху так — бац!
— Отдай ротному, — предложил я. — Он здесь, кажется, оружие ищет.
— Да, оружие, — согласился Коняга.
Тут из-за дальней стены послышался гулкий удар и голос нашего ротного: «А, черт!» Ширма откинулась — и появился он сам, а вслед за ним протиснулся боком Багров.
— Ну как, все нормально?! — ротный осмотрел нас внимательно: наши потные лица и обтянутые мешковиной, запыленные каски. — Чего стоите?! Рубать не хотите?.. Берите по паре дынь — и что там еще... поехали!
— Оружие ищем, — вдруг ответил Коняга.
Ротный обернулся.
— Нет там никакого оружия, поняли! По местам всем! Поехали!
Сзади раздался грохот заведенного двигателя, заскрежетали гусеницы. Багров подогнал машину вплотную к разрушенной лавке, мы открыли задние люки, быстренько побросали туда несколько арбузов и дынь, пару корзин с виноградом и сливами, стопку лепешек, влезли сами и скоро выехали на дорогу, оставив позади обезлюдевший мгновенно кишлак.
Высоко над нами, из-за зеленоватых каменистых вершин выкатывался ослепительный шар, утренним светом наполняя синее небо. Первые солнечные лучи скользнули по скалам, но только по самым верхним из них; внизу же ущелья, там, где шумел холодный горный поток, было по-прежнему мрачно и сыро.
Ротный приказал остановить машину возле реки. Мне отлично запомнилось место: при выходе из ущелья река разливалась, несколько замедляла свой бег, и рокот ее не упирался в отвесные скалы. Брод остался левее, мы свернули с дороги и проехали с полкилометра по весеннему каменистому руслу, оставленному рекою с тех веселых времен, когда таяли снега и с гор спускались лавины. Сейчас снег белел лишь на недоступных, вечно холодных вершинах, скрываемых порою несущимися неустанно глыбами облаков.
— Даю вам ровно пятнадцать минут на то, чтобы уничтожить все это, — процедил ротный сквозь зубы, как только мы пососкакивали с брони на округлые камни. Он откинул рукав маскировочной куртки и взглянул на запястье; на точеный циферблат швейцарских часов с тремя крупными кнопками и выпуклым граненым стеклом. — То, что не осилите, — в реку! С собой ничего не возьмем. Да не вздумайте вякнуть кому, что я позволил вам грабить несчастных афганцев, они и так богом обижены... Давайте, рубайте, — он улыбнулся, — вам надо молиться на вашего ротного.