Полководец
Шрифт:
Учитель, друживший с ребятами, поощрял в них страсть к чтению. Книги крохотной школьной и его личной библиотечек всегда были в ходу. К Ивану учитель благоволил и иногда доверял ему, второкласснику, заниматься с "перваками".
Приходскую школу Иван Конев закончил с похвальным листом, и к листу этому учитель приложил от себя книжечку Гоголя "Ревизор" с очень лестной надписью: "За выдающиеся успехи и примерное поведение".
– Учись, учись дальше, Ваня, – напутствовал он своего ученика. Наберешься знаний, окрепнешь умом, хорошо послужишь отечеству и ближним своим. – И, склонный пофилософствовать, учитель добавил: –
Почти в ту же пору получил Иван и первый политический урок. Дядя его по матери, грамотный крестьянин Маргасов, книгочей, снабжавший племянника книгами русских классиков, однажды то ли по ошибке, то ли нарочно дал мальчику почитать брошюрку о революции 1905 года. Понял ли до конца тринадцатилетний крестьянский мальчик суть брошюры или нет, трудно сказать, но некоторые выводы определенно сделал.
На стене в избе висела лубочная карта мира. На ней по территориям разных стран были соответственно размещены фигуры царей, королей и президентов. У двух августейших особ на лубочной карте – у японского микадо и русского царя – Иван выколол глаза.
Тут, как на грех, в гости нагрянул старший брат отца – урядник, крикун и службист из унтер-офицеров. Увидев расправу, учиненную над двумя августейшими особами, он сейчас же принялся рыться в книжках. Отыскав брошюру о 1905 годе, заорал:
– Чья? Кто читает?
Иван ответил простодушно:
– Я.
– Ах, ты! – Дядя ударил племянника брошюрой по лицу. – Степан, видишь, куда твой косит? – сказал он брату. – Я эту книжку у вас изымаю. Если твой щенок еще за что-нибудь такое возьмется, узнаю – обоих посажу. Понял?..
Осенью возник вопрос о продолжении учебы. Ближайшее земское училище было в селе Пушма, в десяти верстах от деревни Лодейно. Десять верст пешком отмахать зимой туда и обратно – не шутка. Но тяга к учению была сильная, и Иван ходил, пока его не устроили в приюте, открытом при училище. Учителем в нем был либерал, толстовец, человек с широким кругозором, любитель литературы. Иван окончил училище с похвальным листом.
– Сейчас вот вспоминаю моих учителей, и сельского кузнеца, и ветерана Алешку-турка, всех вспоминаю с большой благодарностью, – рассказывал маршал. – Общение с такими людьми обогащает душу, а это ох как надо было в те глухие времена!
Иван Конев стал грамотным, начитанным парнем. Отец устроил его табельщиком по приемке леса. Это была уже совсем серьезная работа. Помимо знания сортов леса, требовалось умение хорошо и точно считать, а в этом Ивана не могли превзойти и взрослые.
Но табельщик на складе – работа сезонная. Семья продолжала остро нуждаться. И пошел Иван Конев, как тогда говорили, в люди. С караваном плотов, с берестяным коробом за плечами, в который уложена запасная пара белья, косоворотка, ложка, вилка, ножик – нехитрый багаж путника, он направился в город с письмом к дяде Димитрию, работавшему грузчиком в порту. Небогато жил и этот дядя. Но племянника принял, разместил в углу, помог устроиться табельщиком на пристани.
Шла империалистическая война. Русская армия несла большие потери. Требовались новые и новые резервы. Все больше рекрутов призывали в армию. И вот в мае 1916 года Иван Конев получил от воинского начальника повестку. С мобилизационной повесткой отправился он в уездный город.
БОЕВОЕ
Из уездного города Никольска Иван Конев попал не на фронт, а в запасной полк в Моршанск.
Здесь новобранец показал себя грамотным и дисциплинированным. Ему не пришлось, как бывало с иными рекрутами, засовывать в голенища сапог сено и солому, чтобы отличить правую ногу от левой. Но он никак не мог свыкнуться с самодурством ефрейтора. Не сразу усвоил, что ефрейтор, например, может заставить тебя чистить сапоги, и тяжело переживал, еле сдержался, когда рядом с ним ефрейтор влепил его однодеревенцу в ухо.
После месяца обучения полк выстроили на плацу. Пришли офицеры. Вызывали солдат, расспрашивали, выясняли способности, грамотность и, взвесив всё, направляли в тот или иной род войск.
Ивана Конева, хотя и был он в полку чуть ли не самым младшим по возрасту, определили в артиллерию и послали на учебу в тяжелую артиллерийскую бригаду, стоявшую в Москве на Ходынском поле.
Военное дело, несмотря на тяжкие условия быта армии тех дней, увлекло крестьянского парня. Иван готовился стать разведчиком-наблюдателем. Он приучал себя быстро составлять данные для стрельбы батареи. Тут уже приходилось прибегать к геометрии и тригонометрии, а поскольку в школе он постиг лишь начала этих наук, то теперь усердно сидел за учебниками, иногда и за счет сна. Учеба от восхода до заката. Тяжелая. Изнурительная. Но интересовавшая новобранца.
Февральская революция застала солдата-фейерверкера Ивана Конева в Москве. Он принял активное участие в освобождении арестованных за антивоенные выступления солдат бригады. С волнением слушал выступления большевиков. Разоружал жандармов.
Именно в эти дни стало по-настоящему проясняться его сознание. С волнением читал он в газетах про новые и новые неудачи русской армии.
Видел бесконечные тоскливые очереди у продовольственных лавок. И как у всех солдат той поры, назревало в нем и искало действенного выхода глухое недовольство окружающим.
Он видел: Февральская революция сменила власть. Офицеры прикрепили к шинелям красные бантики. Но все остается по-прежнему: и очереди у лавок, и тяжелые вести с фронтов о новых поражениях, и вопли газет о том, что надо спасать "единую, неделимую", и то, что прежние хозяева страны из своих кабинетов, контор, помещичьих домов продолжают командовать этой "единой и неделимой" и разворовывать ее.
В дивизионе тяжелых орудий, где служил Иван Конев, был писарь худой, бледный человек, избавленный по болезни от строевой службы. Он называл себя большевиком. Газеты, попадавшие в дивизион, обычно быстро шли на цигарки. Но та, что приносил этот писарь, газета "Правда", долго ходила по рукам.
Иван Конев в те дни еще не очень разбирался в сложных переплетениях политической борьбы. Сначала просто по-человечески привязался к этому писарю, как-то ухитрявшемуся находить прямой и точный ответ на любой вопрос молодого любопытного фейерверкера. А правда "Правды" становилась правдой и самого Ивана Конева. Он читал иные статьи вслух своим малограмотным, а то и вовсе неграмотным товарищам. Твердо усвоил большевистский лозунг: "Фабрики – рабочим, земля – крестьянам, власть трудящимся". Он верил в справедливость этого, сердцем принимал правду маленькой, нечетко отпечатанной газеты.