Полночь в саду добра и зла

Берендт Джон

– Боже мой! Вы меня шокируете, ведь я говорю о невесте Питера. Я же скоро стану свекровью! – Вера откинула назад голову и заразительно рассмеялась. Потом она схватила Уильямса за руку и заговорщически произнесла, понизив голос: – Поклянитесь, что никому об этом не скажете!

Вытянув из Джима страшную клятву, она повернулась к паре, стоявшей рядом.

– Нет, вы видели? Джим подслушал мой рассказ о невесте Питера, но это же убийственно. Я говорила… Уильямс отвел меня в сторону.

– В этом вся Вера Стронг. Ее самый ценный дар – это чувство юмора. А теперь посмотрите на тех двоих, – продолжал Уильямс, кивком головы указав на мужчину средних лет и женщину. – Это Роджер и Клер Маултри. Он был президентом газовой компании

до тех пор, пока пятнадцать лет назад не разразился скандал. Однажды ночью они с женой поехали прогуляться и остановили машину в каком-то месте на берегу реки. Подошел ночной сторож и попросил их отъехать, поскольку они вторглись в чье-то частное владение, но они отказались подчиниться. Сторож вызвал полицию. Приехал коп и потребовал у них документы. Роджер разъярился и устроил потасовку с полицейским. Тогда Клер вытащила из бардачка пистолет и крикнула: «Падай, Роджер, сейчас я пристрелю этого сукина сына!». Коп вытряхнул Клер из машины и так намял ей бока, что женщина провела неделю в госпитале. Обоих обвинили в нарушении прав частной собственности, пьянстве в общественном месте, неподобающем поведении и сопротивлении аресту; ее, кроме того, обвинили в угрозе убийства в адрес полицейского, а его – в оскорблении полицейского действием.

Роджер отказался платить мелкий штраф, чтобы покончить с этим делом, и супруги предстали перед судом. На суде Роджер заявил, что место парковки было выбрано не случайно – при свете луны он хотел проинспектировать установку очередной газовой линии, то есть остановка была вызвана служебной надобностью. Самые уважаемые граждане Саванны выступили с лестными характеристиками Роджера и его супруги; совещание присяжных длилось всего двадцать пять минут. Вердикт гласил: невиновны по всем пунктам. Эти двое считают себя выше всякой ответственности, вероятно, поэтому они сегодня здесь.

Уильямс оглядел зал.

– Видите того мужчину в настоящем охотничьем костюме? Это Гарри Крэм – человек-легенда.

Джим имел в виду мужчину лет семидесяти патрицианского вида в ярко-красном фраке с золотым шитьем на кармане.

– Гарри Крэм за всю свою жизнь не работал ни одного дня, – продолжал Уильямс. – Его, можно сказать, сослали в эту глушь. Семья переводит ему денежное содержание из Филадельфии, видимо, надеясь, что он никогда туда не вернется. На эти деньги он ведет великосветскую жизнь – путешествует по миру, охотится, пьет и играет в поло. Гарри – дитя природы, полное первозданного очарования. Рядом с ним – его четвертая жена – Люси. Они живут на Девилс-Элбоу, громадном лесистом острове у побережья Южной Каролины. В столовой висит портрет его деда работы Сингера Сарджента.

Впрочем, и сам Гарри Крэм в своем живописном наряде вполне мог бы позировать для парадного портрета.

– Одно время Гарри удивлял своих друзей тем, что летал над их домами в частном самолете и бросал сверху мешки с цветами, норовя попасть в печную трубу, – рассказывал между тем Уильямс. – Однажды он въехал в отель «Де Сото» верхом на коне. Когда он жил на плантации Фут-Пойнт, то, приглашая к себе на ленч друзей, имел обыкновение предупреждать их, чтобы они приезжали не позже двенадцати. И надо сказать, что для этого были все основания. Без четверти двенадцать он брал с собой бутылку виски, винтовку и забирался на дерево, откуда прекрасно просматривалась дорога, по которой приезжали гости. Как только било полдень, Гарри прикладывался к оптическому прицелу и меткими выстрелами сбивал с радиаторов опоздавших фирменные эмблемы. Это был его способ учить людей хорошим манерам.

Уильямс перехватил взгляд Гарри, и мы двинулись навстречу легендарному охотнику.

– Пока мы не поздоровались с Гарри, я расскажу вам еще одну историю о нем, – предложил Уильямс. – Лет пять тому назад на остров, где жил Гарри приплыли в аквалангах двое морских пехотинцев с окрестной военно-морской базы

и вломились в его дом. Они приставили штык к горлу шестнадцатилетнего сына Гарри Питера и прижали мальчишку к двери отцовской спальни. Питер крикнул: «Папа, тут пришли двое со штыками. Говорят, что они убьют меня, если ты не дашь им денег». Гарри ответил: «Пусть подождут, я сейчас вынесу им деньги». Питер знал, что последует дальше, и поэтому, когда его папа появился на пороге спальни, грохнулся на пол. Папа дважды выстрелил из своего револьвера тридцать восьмого калибра, всадив каждому из морячков по пуле между глаз.

Как раз в этот момент мы подошли к чете Крэм.

– Что-то я не слышу, как вы требуете имбирный эль, Гарри, – с притворной тревогой произнес Уильямс.

– Боюсь, что это действительно так, – с горечью согласился Гарри. – Стыд и срам! Не пью вот уже целый год. – У Крэма был ясный, пронзительный взгляд и ежик седых волос, делавший его похожим на белую цаплю. – Как-то раз я напился, как сукин сын, и Люси отвезла меня в госпиталь ветеранов. Они там, естественно, спросили, кто у нас президент. Пьяных почему-то всегда об этом спрашивают, ну, а я, конечно, не имел ни малейшего понятия о том, кто у нас президент, мне это не очень интересно. Тогда они сунули меня в какой-то резервуар и продержали там целую неделю, После этого и до сих пор меня совершенно перестало тянуть на выпивку. Не знаю, что они со мной сделали, но спросить я постеснялся.

Миссис Крэм согласно кивнула головой.

– Он тогда вообще допился – вообразил, что он – Вильгельм Телль и собрался сбить пулей яблоко с моей головы.

– Должен, однако, сказать, – возразил мистер Крэм, – что я неплохо стрелял и в пьяном виде, а трезвым я себя не помню с шестнадцати лет. Я бросал пить всего несколько раз в жизни, да и то ненадолго. Доказательством этому служит мой фрак. Видите эту маленькую дырочку? – Крэм показал небольшое отверстие возле нагрудного кармана. – Однажды, много лет назад, я бросил пить и запер все бутылки в шкаф. На следующий день я решил, что слишком долго веду трезвый образ жизни, и захотел выпить, но мне лень было искать ключ, и я отстрелил замок. Пуля прошила все костюмы, которые висели в шкафу.

Гарри отвернулся – на спине была видна точно такая же дырочка. Пара, стоявшая рядом, проявила живейший интерес к этому отверстию. Уильямс повел меня в гостиную.

– Вот вам весь Гарри Крэм, – изрек он. – Он приехал сегодня сюда только потому, что понятия не имеет, что приезжать не следовало. Теперь посмотрите на ту леди, которая, стоя у окна, беседует с лысым мужчиной. Ее зовут Лайла Мэйхью. Она происходит из старинной саваннской семьи; ее предки жили в двух наиболее интересных с исторической точки зрения домах Саванны. Она, правда, немного с приветом, так что, возможно, даже не знает, что я кого-то застрелил.

Уильямс оставил меня и вернулся в вестибюль, а я подошел поближе к миссис Мэйхью. Она оживленно беседовала с тем же лысым мужчиной.

– Так где он ранил этого молодого человека? – спрашивала миссис Мэйхью; голос ее дрожал, словно у заблудившегося ребенка.

– Думаю, что в грудь, – ответил мужчина.

– Нет, в каком месте дома?

– О, ха-ха! В кабинете, там, где мы оставили свои пальто.

– А что сделали с телом? – продолжала допытываться женщина.

– Думаю, что его похоронили. А что?

– Нет, вы меня не поняли. Я хотела спросить: его кремировали или зарыли целиком?

– Вот этого я вам сказать не могу.

– Но вы же знаете, что случилось с бабушкой, правда?

– Конечно, знаю.

– Тело бабушки послали в Джексонвилл для кремации.

– Да, это я хорошо помню, – поддакнул мужчина. – То была нашумевшая история…

– Крематорий прислал нам ее прах в урне. До похорон на «Бонавентуре» мы поставили урну в прихожей. Но папа был химик, вы же помните?

– И очень хороший, – сказал мужчина. – Самый лучший.