Полночная любовница

Корник Никола

Ей еще тогда показалось странным, что он так радуется, ведь только прошлым вечером она слышала, как он ссорился с отцом из-за денег. Должно быть, он получил от Китти записку, в которой она сообщала ему о беременности и умоляла тайно сбежать. Оказывается, он не собирался этого делать, он хотел пригрозить ей позорным разоблачением, если она откажется заплатить. Пригрозить той самой Китти, что по уши в него влюбилась. Той, которую он предал…

А Гаррик продолжал рассказывать, в его хрипловатом голосе звучала боль.

– Затем я услышал крик Китти, – произнес он, снова посмотрел на Меррин и отвел взгляд. – У нее был пистолет. Не знаю, зачем она его с собой принесла. Я часто

думал об этом. Возможно, она с самого начала не доверяла Стивену, и это самое грустное. Так или иначе, но она поклялась застрелить его, если он ее бросит.

В горле Меррин поднялся ком. Ей было очень жаль Китти, она так разочаровалась в брате и осталась совсем одна.

– Прозвучал выстрел, – продолжал Гарик. – Мне наконец удалось пробраться к центру лабиринта. Там я их и нашел. – Он остановился, пытаясь успокоить дыхание. – Китти прострелила ему плечо. От горя и разочарования она буквально обезумела. Стивен лежал на земле, из раны хлестала кровь. Он страшно ругался и язвил, что она такая дура, даже выстрелить как следует не может. Он направил на Китти свой пистолет и сказал, что сейчас покажет ей, как надо убивать. – Гаррик остановился. – Мы выстрелили одновременно, – закончил он. – Пуля Стивена ранила Китти в руку. Моя убила его.

Меррин сидела неподвижно, с сухими глазами. «Стивен, ты мерзавец, – подумала она. – Ты полный и окончательный негодяй». Слезы жгли ей глаза и не давали дышать – слезы горечи и разочарования. В сердце вонзилась такая боль, что перехватило дыхание. Все покровы сброшены. Ей придется принять то, что она всегда знала в глубине души, но продолжала отрицать: ее старший брат был не только повесой и мотом. Он был высокомерным, самовлюбленным, опасным негодяем. Он играл жизнями других людей – Гаррика, Китти, ее собственной, – как игральными фишками.

Она спрятала лицо в ладонях, содрогаясь от мучительного озноба.

Меррин почувствовала, что Гаррик встал. Через минуту он сунул ей в руки бокал вина и придержал, чтобы они не дрожали, пока она покорно пила горячую жидкость, черпая в ней тепло и силы. Меррин подняла голову. Лицо Гаррика так исказилось от горя и боли, что ей захотелось коснуться и разгладить скорбные складки.

– Прости, – произнес он. – Хотел бы я сказать, что это неправда.

– Ты увез Китти, чтобы защитить ее, – сказала Меррин. – А я думала, ты сбежал от суда и следствия.

– Я считал, что суд меня, скорее всего, оправдает, – ответил Гаррик. – И хотел предстать перед правосудием за то, что сделал. – Он сжал челюсти. – Но это было невозможно. Тогда все стало бы достоянием гласности – не только сам роман Китти, его мы не могли скрыть, но и ее беременность… – Его голос стих. – Это уничтожило бы ее репутацию и будущее ее дочери. – Лицо Гаррика исказилось. – Я дал бы ей свое имя, если б мог, – произнес он, и Меррин почувствовала страдание в его голосе. – Я отдал бы все, что угодно, только бы она была моей… – Он остановился.

– Но ты не мог заявить отцовство, было уже слишком поздно, – догадалась Меррин. Она видела, как сжались на бокале его пальцы. Ей так хотелось облегчить его боль. – Когда вы поженились, Китти уже была беременна.

– Три месяца, – сказал Гаррик, – а я долго был за границей и приехал только за месяц до нашей свадьбы. – Он покачал головой. – Но я все равно думал, что можно попытаться, если увезти Китти за границу, где никто нас не знает. Я думал, что мы можем притвориться, что ребенок мой, и я дам ему свое имя.

– Но Китти могла родить мальчика, – предположила Меррин. – И он стал бы твоим наследником.

Гаррик пожал плечами. На мгновение его лицо смягчилось.

– Это не имело бы для меня значения, –

сказал он. – Бог знает, это не вина невинного дитяти, а бастардов в роду Фарнов более чем достаточно. Например, Итан…

И Том, подумала Меррин. Ей придется рассказать о нем Гаррику, но не раньше, чем они все между собой выяснят.

– Хотя мой отец думал иначе, – жестко и горько добавил Гаррик. – Он бы не потерпел в наследниках бастарда. Он был слишком горд и высокомерен. Наша последняя ссора была из-за этого. А потом… – Гарри отпустил плечи. – Потом это было уже не важно. После смерти Стивена Китти не захотела быть со мной.

Сьюзен родилась раньше времени, и Китти тихо угасла. Ей как будто незачем стало жить.

Меррин взяла Гаррика за руку и переплела их пальцы. Она почувствовала, как он удивленно вздрогнул и инстинктивно попытался отстраниться, но потом расслабился.

– Но тебе было ради чего, – тихо проговорила она. – У тебя оставалась Сьюзен.

Гаррик посмотрел на нее.

– Она потеряла мать, – пояснил он, – и я забрал у нее отца еще до ее рождения. Что мне оставалось, кроме как защищать ее? – Он до боли сжал пальцы Меррин. – Я не мог взять ее к себе, я жил за границей практически в изгнании. А родные Китти очень хотели ее забрать. – Гаррик поднял руку и коснулся Меррин. – Как ты хотела иметь напоминание о Стивене, – добавил он, – так они хотели иметь напоминание о Китти. Что-то чистое, невинное, незапятнанное. Я отдал им Сьюзен и пообещал, что буду хранить в тайне ее происхождение. Я поклялся никому об этом не рассказывать, чтобы ее защитить. – Он снова коснулся щеки Меррин, и этот жест был полон сожаления. – Тогда я не знал тебя, – хрипло проговорил Гарик. – И не представлял, как сильно тебя полюблю и как отчаянно захочу рассказать тебе правду. Перед свадьбой я написал лорду Скотту с просьбой освободить меня от данной клятвы. Но он… – Гаррик замолчал.

– Он запретил рассказывать, – договорила за него Меррин. Ее голос дрожал. – Я понимаю. Он ненавидит Феннеров, как никто другой.

Она вспомнила, как сама была ослеплена ненавистью к Гаррику, и ничто не могло ее утешить. У родственников Китти причин для ненависти было ничуть не меньше.

Именно тогда Меррин осознала, что молча плачет. Большие слезинки капали на подлокотник кресла. Меррин стерла их пальцами. Гаррик взял ее влажные ладони в свои, его теплое прикосновение так умиротворяло, что Меррин на мгновение к нему прижалась. Но он высвободился и отошел в сторону. Она снова почувствовала в нем глубокое одиночество, то самое, что отгораживало его от других людей. Она вспомнила, как он отверг ее любовь – он считал, что превратился в изгоя после случившегося, что он недостоин любви.

– Я не понимаю, почему ты обвиняешь себя, – осторожно сказала она. Ей хотелось прикоснуться к нему, разбить эту пугающую холодность и смягчить его боль. – Ты старался защитить Китти и ее дочь. Все твои поступки были продиктованы этим.

Гаррик покачал головой. На его лице отразилась безграничная мука, острым ножом вонзившаяся Меррин в сердце.

– Не ищи для меня оправданий, – сказал он и отвернулся, словно не в силах выносить ее взгляд. – Ты все это время была права, – коротко бросил он. – Я ревновал к Стивену. Когда я узнал, что он соблазнил Китти, я воспылал ненавистью к его небрежному высокомерию, к его манере брать то, что он хочет, невзирая на последствия. – Гаррик опять покачал головой. – С того дня я каждый день думаю, что не должен был его убивать. Я мог всадить пулю ему в плечо или выстрелом выбить пистолет… – Он замолк. – Но я этого не сделал. И никогда уже не смогу с уверенностью сказать, что не действовал из мести и ревности.