Полночные узы
Шрифт:
— Нет. — Данте взял ее за подбородок и посмотрел в лицо. — Тесс, я считаю тебя смелой. Ангелом мести.
— Я ненормальная.
— Нет, Тесс, неправда. — Данте наклонился и нежно поцеловал ее. — Ты восхитительная.
— Я трусливая. Ты верно заметил, я всегда убегаю. Это правда. Я так боялась и так долго убегала. Даже не знаю, смогу ли я когда-нибудь остановиться.
— Беги ко мне, — сказал Данте, не сводя с нее напряженного взгляда. — Я знаю о страхе все. Он и меня мучит. Помнишь тот приступ, что случился со мной у тебя в клинике? Он не имеет никакого отношения к болезни.
— А что же тогда
— Смерть, — холодно ответил Данте. — Сколько я себя помню, меня всегда преследовало это видение — последние минуты моей жизни. Я вижу и ощущаю, как умираю, как будто это происходит на самом деле. Я переживаю свою смерть, я знаю, как это произойдет. Это моя судьба.
— Судьба? Откуда ты можешь это знать?
Данте криво усмехнулся:
— Моя мать предвидела смерть моего отца и свою задолго до того, как это случилось. Ее предсказания сбылись. Она знала, но ничего не могла изменить. Всю жизнь я пытаюсь убежать от собственной смерти, и так будет до самого конца. Я отказываюсь от всего, что могло бы замедлить мой бег, заставить меня по-настоящему захотеть жить. Я никогда не разрешал себе испытывать чувства к кому бы то ни было.
— Да, испытывать чувства опасно, — произнесла Тесс. Она не вполне представляла, какую боль носил в себе Данте, но ощущала, что у них много общего. Оба одиноки, оба привыкли плыть по течению. — Я не хочу привязываться к тебе, Данте.
— Господи, Тесс, я тоже не хочу привязываться к тебе.
Не отводя взгляда, он наклонился и поцеловал ее, нежно и почтительно, словно благодарил за что-то. Данте разрушил стену, за которой она пряталась много лет, и вот теперь Тесс стояла перед ним совершенно беззащитная. Она ответила на поцелуй, мечтая о продолжении. Одиночество заморозило Тесс, и теперь ей требовалось все тепло, которое Данте мог дать.
— Отнеси меня в постель, — прошептала она, касаясь губами его губ. — Пожалуйста, Данте…
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
Чейз возвращался домой через черный ход, не хотел, чтобы его видели таким разъяренным и забрызганным кровью. Элиза была наверху. Он слышал ее тихий голос, она о чем-то беседовала с Подругами по Крови в гостиной на втором этаже.
Чейз уловил ее аромат. Острое желание, смешанное с клокотавшим в нем гневом, действовало как сильнейший наркотик, все ощущения обострились.
Злобно зарычав, Чейз направился к своим апартаментам. Ногой захлопнул за собой дверь, резко дернул молнию на куртке, испачканной человеческой кровью, стянул ее с себя и швырнул на пол. За курткой последовала рубашка.
Глупо было набрасываться на наркодилера, но ему требовалось выместить на ком-то свою злобу. Чейз посмотрел на свои разбитые в кровь руки. Он вел себя как дикий зверь. Неужели это был он? Чейз всегда гордился своими твердыми принципами, никогда не позволял эмоциям взять верх над логиком. Как оказалось, он ошибался на свой счет, достаточно было одного только импульса, чтобы послать все эти принципы к черту.
Он не убил Салливана, хотя набросился на него именно с этой целью. Чейз клыками впился ему в горло, нисколько не заботясь о том, что выдает свою вампирскую сущность. Однако в конце концов ему удалось совладать с дикой яростью, и он отпустил человека. Возможно, ради
Чейз понимал, что своим поступком обманул доверие Данте и Ордена, но в сложившейся ситуации он не видел иного решения. Ему нужно было, чтобы Салливан оставался в городе, а не отсиживался в бункере. Наркодилер должен будет помочь ему найти Кэмдена. Испытав на себе гнев вампира, этот подонок собственной кровью поклялся, что сделает это.
Чейз осознавал, что теперь ему придется вести поиски в одиночку. Орден не только не станет больше оказывать ему поддержку, но и выставит счет. Что ж, он готов ответить за все. Он зашел слишком далеко, чтобы беспокоиться о последствиях. Чейз уже поплатился своей карьерой, которую с таким трудом выстраивал, — из Агентства его уволили. Сегодня ночью он поступился честью. Но он готов отдать все, лишь бы выполнить свою миссию.
Включив свет в ванной, Чейз посмотрел на свое отражение в зеркале. Лицо потное, в крови, глаза горят желтым пламенем, зрачки сузились в щелки от злобы и голода. Дермаглифы на его обнаженной груди и плечах меняли цвет от бледно-алого до золотистого — Чейзу нужна была кровь. Той небольшой порции, что он взял из горла Салливана, оказалось недостаточно. Горьковатый привкус все еще ощущался во рту, требовалось перебить его чем-то более приятным. Более тонким вкусом вереска и розы.
Чейз чувствовал, как этот аромат приближался к его апартаментам, а он стоял перед зеркалом и смотрел на отраженное в нем чудовище.
В дверь неуверенно постучали, и Чейз вздрогнул, как от выстрела.
— Стерлинг? Ты вернулся?
Он не ответил. Не мог. Язык прилип к нёбу, челюсти плотно сжаты, на губах презрительная усмешка. Ему пришлось собрать все силы, чтобы мысленным приказом не открыть Элизе дверь.
Если он, находясь в таком взвинченном состоянии, позволит ей войти, то вряд ли сумеет удержаться и не сжать ее в объятиях, не вонзить ноющие от вожделения клыки ей в горло. Не войти в нее. Всего несколько секунд, и его падение будет окончательным. В одну ночь он может оказаться на дне пропасти.
Чейз перевел взгляд на лампочку и усилием воли погасил свет. В темноте было легче хранить молчание, которое, казалось, тянулось целую вечность. Глаза продолжали гореть янтарным пламенем, клыки болезненно давили на десны.
— Стерлинг, ты дома? — снова донесся голос Элизы.
Слух Чейза был так напряжен, что даже сквозь дверь и расстояние он уловил, как Элиза вздохнула. Чейз настолько хорошо знал ее, что явственно видел, как, прислушиваясь, она сдвинула брови и наконец решила, что он еще не вернулся.
Чейз стоял молча и ждал, пока стихнут ее удаляющиеся шаги. Элиза ушла, исчез ее аромат, и только тогда Чейз позволил себе выдохнуть — жалобный вой с такой силой вырвался из его горла, что зеркало перед ним покачнулось.
Выплескивая всю свою муку и горечь, Чейз выл до тех пор, пока зеркало не сорвалось со стены, разбившись на тысячи осколков.
Данте провел рукой по гладкому плечу спящей Тесс. Он лежал рядом с ней и просто слушал ее дыхание. В спальне было темно и тихо — завораживающий покой как после сильного шторма.