Полночный пепел
Шрифт:
Разве не он минуту назад уверял ее, что солнце скоро сядет?
Черта с два.
До заката — целая вечность.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Клер лежала на кровати, широко открытыми глазами глядя в темноту. С того момента, как Андреас улегся на полу, она словно впала в оцепенение. Время тянулось медленно, и она чувствовала, что он тоже не спит, скованный напряженным молчанием.
Но примерно через час его настороженное дыхание сменилось спокойным и ритмичным — он все-таки
Клер прислушивалась к его дыханию, а в голове все вертелись слова Даники о невозможности второго шанса, о том, что нельзя тратить драгоценное время на сожаление об упущенном. Она так много хотела сказать Андреасу.
Но, казалось, он совершенно не хотел ее слушать — отдалился и закрылся от нее наглухо. А ей очень хотелось быть с ним рядом, наполниться его силой — особенно сейчас, когда ее привычный мир рухнул и рассыпался у ее ног обломками.
Клер чувствовала, что в эту ночь между ними возникла стена, которая каждой минутой растет и утолщается. Клер не понимала, чем она разозлила Андреаса. Возможно, его просто раздражает тот факт, что, в то время как Вильгельм охотится за ними обоими, он вынужден заботиться о ней — его Подруге по Крови.
На мгновение Клер пожалела, что у нее нет таланта Даники, тогда бы мысли и чувства Андреаса не были бы для нее непостижимой тайной.
Но и ее способности могут помочь ей. В пространстве сна внутренний мир открыт и доступен. Конечно, не все сказанное или увиденное было правдой, но сюрреалистическая природа снов отслаивала психологические зажимы.
Клер чуть приподнялась и посмотрела на Андреаса, затем повернулась на бок и легла так, чтобы он все время находился в поле зрения. Ей хотелось знать, что ему снится. Сосредоточившись мыслями на Райхене, она закрыла глаза и расслабилась, позволяя себе погрузиться в сон, и в этом пространстве направилась на его поиски.
Обычно требовалась значительная концентрация и время, чтобы найти спящего и проникнуть в его сон, но Андреаса она нашла почти мгновенно. С ним так было всегда, словно с самой первой встречи между ними возникла связь, и эта связь никогда не ослабевала.
За тридцать лет разлуки Клер не раз порывалась встретиться с ним во сне, но не решалась — боялась, что он резко отвергнет ее. Кроме того, ее мучила совесть, она безрезультатно прилагала усилия пробудить в себе чувство к Вильгельму, хотя бы отдаленно напоминавшее ее любовь к Андреасу, которую у нее не было возможности выразить.
Но последние события породили в ее душе сомнения и недоверие к Роту, заставили ощущать кровную связь с ним как нечто холодное и тягостное. Она готова была презирать его, если то, что она узнала о нем, окажется правдой.
Произошедшее за две ночи убедило ее в том, что Андреас смертельно опасен, и она боялась его. Но еще больше ее пугали собственные эмоции, обрушившиеся на нее сокрушительной волной, — она не подозревала, что ее чувства к нему так сильны.
Не подозревала, что так сильно нуждается в нем, желает
С невозможной легкостью она вновь влюбилась в него… но разве она переставала его любить?
Клер видела Андреаса, — поздний тихий вечер, он, обнаженный по пояс, босой, сидит на траве в парке своей Темной Гавани, восстановленной по ее архитектурному проекту. Все — до последней скамейки и клумбы — как на ее эскизе.
«Господи, он запомнил план до мельчайших подробностей».
— Он прекрасен, — сказал Андреас. Его низкий голос волнующей вибрацией проник в самую ее глубину. — Ты отлично знала, как все здесь должно быть. Каким-то невероятным образом ты знала.
Он не повернулся к ней, когда она подошла к краю его сна, где земля обнимала озеро. Лунный свет падал на водную гладь и обнаженную спину Андреаса, заставляя цвета дермаглифов играть по-особому, превращая их в шедевр искусного живописца. Клер помнила, как скользила языком по этим линиям и завиткам, помнила их наизусть.
— Ты ведь знаешь, что не должна здесь находиться, — сказал Андреас, когда она подошла и встала рядом с ним. Сейчас он посмотрел на нее, и выражение его лица трудно было назвать приветливым. Глаза горели янтарным огнем. Он снова заговорил, и стали видны острые кончики клыков.
— Тебе здесь нет места, Клер. Нет места рядом со мной. Ты не должна была сюда приходить без приглашения.
— Я должна была тебя найти.
— Зачем?
— Мне нужно… я хотела поговорить с тобой…
— Поговорить… — Он не произнес, а с раздражением выдохнул слово. Не успела Клер глазом моргнуть, как он уже был на ногах, возвышаясь над ней. Его взгляд, обжигая, скользил по ее телу, казалось, секунда — и он испепелит ее тонкую рубашку и трусики. — О чем вы хотите со мной поговорить, фрау Рот?
— Не надо. — Клер поморщилась. — Не надо воздвигать его стеной между нами.
— Клер, он и есть та стена, что стоит между нами. Мы оба ее возвели. И если ты сейчас об этом сожалеешь — это не моя проблема.
Клер нахмурилась, ей не нравилось то, как он говорит с ней, ведь она пришла сюда как его друг, движимая любовью.
— Зачем ты это делаешь, Андре?
— А что я делаю?
— Отталкиваешь меня. Обращаешься со мной так, словно я враг тебе, как и Вильгельм.
— А как ты хочешь, чтобы я с тобой обращался? Хочешь, чтобы я уверял тебя, что все у нас будет хорошо? Притворяться, что Рота не существует и не было этих тридцати лет?
Клер опустила голову — поняла, что попала в неловкое положение: ей совсем не хотелось слушать эти больно ранящие слова, которые, возможно, Андреас никогда больше не скажет, даже в зыбком пространстве сна.
Он поднял ее голову, осторожно коснувшись пальцами подбородка:
— Клер, мы не можем изменить того, что произошло. И я не хочу лгать, уверяя, что все образуется. Не хочу давать тебе обещаний, которые не смогу выполнить.
— Я тебя понимаю, — сказала Клер. — Легче сбежать.