Полночный путь

Лексутов Сергей

— Садись, Серик…

Воткнув лыжи в снег, Серик прошел к медвежьей шкуре, сел рядом с волхвом. Ровно, потрескивая, горел костер, грозно хмурились боги, глядя на Серика. Он слегка передернул плечами, подумал, а не догадались ли они о его мимолетных слабостях? Когда он чуть было не уступил уговорам настоятеля обители, да и не далее, как вчера ночью, на него вдруг накатили сомнения…

Чурила молчал, глядя куда-то в пространство за костром. Серик тоже помалкивал; знал, что не любит волхв, когда лезут первыми с разговором. Наконец Чурила медленно заговорил:

— Грядет большое лихолетье на Руси. Много народу окрестилось, власть нового Бога укрепилась настолько, что он начнет скоро силой забирать остальное. Придут чужие люди с мечом и крестом изгонять наших древних богов… Будут топорами свергать наших идолов, мечами убивать волхвов, крестом усмирять единоверцев… Огонь, меч и крест загуляют

по Руси. Во славу нового Бога русичи будут резать русичей…

Волхв замолчал. Серик поежился, огляделся по сторонам. Заснеженные ели стояли неподвижно, будто замерли от ужаса при словах волхва.

Серик проговорил осторожно:

— И раньше приходили враги; печенеги, половцы… Ты сам сказывал про готов, от коих германцы происходят… Всех отбили… Не могут пришельцы долго воевать в наших лесах и снегах…

— Не мо-огут… — со вздохом протянул волхв. — Коли против всего народа воюют. А если половина народа христиане, и латины для них единоверцы?..

Серик ощутил озноб на спине, вспомнив Рюрика и германских купцов, с которыми в корчме дрались, и которые оказались вовсе не купцами. Серик вдруг подумал: волхв уже настолько стар, что ему полагалось бы замену себе готовить, но он как жил один, так и доживает… И от этой мысли ему стало еще страшнее.

Волхв тяжело поднялся, опираясь на посох. Серик подскочил, засуетился, пробормотал:

— Я щас… Пожертвую чего-нибудь…

Волхв осуждающе покачал головой, проговорил:

— Ты отошел уже от Перуна…

— Да я… — и Серик осекся, поняв, что волхв насквозь его видит, видит его шатания и сомнения.

Выдергивая свои лыжи из снега, волхв уже будничным тоном проговорил:

— Я полагаю, ты на охоту приехал? Сохатых нынче полно. Снег глубокий, так они раньше времени перешли на кормежку по прибрежным ивнякам да ольховникам. Уделишь старику кус дичины-то?

Старик прибеднялся; какой охотник не уделит ему кус, если рискует, пожадничав, навсегда добычи лишиться?

В тягостном молчании они вернулись своей лыжней к избе. Серик прошел к саням, достал саадак, повесил на плечо, колчан пристроил по привычке на левое плечо, так, чтобы оперение стрел слегка поднималось над плечом.

Наблюдая за ним, волхв сказал:

— Рогатину возьми…

— Зачем? — удивился Серик.

— Нынче сохатые злые. Если с первой стрелы в бок не убьешь — затопчет. Если сохатый бросится, стрелой его нипочем не убить, только рогатиной и можно остановить…

Серик достал рогатину, пробормотал раздумчиво:

— Наверное, потому сохатые злые, что волки раньше времени в стаи сбились…

Волхв быстро зыркнул на него глазом, но промолчал. Видать и он обратил внимание на такую странность нынешней зимы. Как ни в чем не бывало, Чурила проговорил:

— Сохатые и на дневку в ольховниках и ивняках остаются. Там крепь порядочная, волкам сильно потрудиться придется, чтобы на простор их выгнать…

Серик кивнул и вышел за ворота двора. Волхв, держась за воротину старческой жилистой рукой без рукавицы, смотрел ему вслед. Продев ноги в петли, Серик скатился на лед ручья, протекавшего неподалеку от избы, скинув шапку, осторожно повел головой из стороны в сторону; легкий, но явственный ветерок ощущался с верховьев ручья. Стараясь не хлопать лыжами и не шибко хрустеть снегом, он пошел вверх по ручью, старательно очерчивая лыжней каждый его прихотливый изгиб. Рогатина совсем не мешала, а, наоборот, с ней удобнее было идти. Не прошел он и версты, как заметил косо пересекавший ручей след сохатого. Это явно прошел матерый бык, и направлялся он как раз к ивняку, густо росшему в небольшой пойме. Сохатый явно там и пребывал. Серик призадумался; оно, конечно, завалить огромного быка — потом можно до весны хвастаться, но вот есть его — все зубы обломаешь! Тяжко вздохнув, он прокрался мимо ивняка, чтобы не спугнуть быка. Если спугнешь — он же всю округу переполошит, а тут наверняка поблизости пасется компания лосих с телятами этого года и прошлого. Серик пошел дальше, изредка останавливаясь и из-под ладони оглядывая берега ручья. Поднявшееся над вершинами деревьев солнце отражалось в мириадах снежинок и слепило глаза. Снег лежал на лапах елей, толсто прикрыл густые лапы сосен, только ивняки да ольховники мрачно чернели в этом сверкающем великолепии. Наверное, еще и потому сохатые там на дневки оставались, что их бурая шкура без следа пропадала среди сплетений ветвей.

Встретив еще одну пойму, заросшую ивняком и ольховником, Серик вгляделся в девственно чистый снег по берегам, но следов не увидел. Это его не обескуражило. Он осторожно прошел под берегом, и с другой стороны увидел три отчетливых следа. Ага! Явно лосиха с телятами. Один еще совсем малыш, этого года, а второй —

прошлого, уже с взрослого сохатого. Серик прикинул направление ветерка; еще несколько шагов и его запах нанесет на лосиху, а уж она медлить не станет. Серик осторожно развернулся, прошел сотню шагов назад своим следом, осторожно вылез на берег и пошел у подножия берегового склона, внимательно вглядываясь в переплетения ветвей и искривленных стволиков. Лосей Серик увидел там, где и ожидал их увидеть; в том месте, где береговой склон переходил в пойму. Тут образовался уютный закуток между прибрежным ельником и ивняком. Лосиха уже поднялась с лежки и чутко прядала ушами, втягивая ноздрями воздух. Видимо ее разбудило шуршание лыж, но незнакомый звук лишь встревожил, запаха извечного врага еще не донеслось, и она медлила. Рядом с ней стоял малыш, радостно тычась мордой в ее бок; видать решил, что мать вскочила исключительно для того, чтобы с ним поиграть. Чуть поодаль стоял и прошлогодний теленок, ростом уже с мать, завидная добыча для настоящего охотника, вкусное мясо до самой весны. Не делая резких движений, Серик воткнул рогатину в снег, вытянул лук из саадака, наложил стрелу на тетиву. И хоть стоял он всего шагах в тридцати, сохатые его все еще не замечали; Шарап, старый охотник, рассказал Серику, что есть такая особенность у сохатых, если стоять неподвижно, то они тебя и не увидят, лишь бы запах на них не нанесло. Серик оттянул тетиву до уха, отпустил, она резко щелкнула по рукавичке, сохатые напряглись, но было поздно — белая бабочка уже прилепилась на бок повзрослевшего теленка. Он прыгнул вслед за матерью, канувшей без следа в ельнике, но тут же зашатался и медленно повалился на бок.

— Ну вот, и рогатина не понадобилась… — пробормотал Серик.

Он подошел к зверю. Что ж, завидная добыча. Теперь бы от волков уберечь, пока за упряжкой бегаешь… Он вытянул из-за пояса специально припасенный клок старой волчьей шкуры, развел небольшой костерок рядом с убитым сохатым и бросил на него обрывок, он тут же немилосердно завонял. Шарап уверял, что такое место, где спалишь хотя бы маленький клочок волчьей шкуры, волки потом несколько лет стороной обегать будут. Привирал, конечно… Но если волки хотя бы до вечера сюда не заявятся — и то ладно…

Вернувшись на лед ручья, Серик побежал по своей лыжне, размеренно отталкиваясь древком рогатины, лыжи весело шуршали по снегу.

Когда он прибежал к избе волхва, тот уже заканчивал запрягать коня. Серик изумился; и как он узнал, что Серик с добычей? Волхв спросил:

— Тебе там помочь, свежевать?..

— Не надо… — Серик махнул рукой, торопливо падая в сани, щелкая вожжами, крикнул: — Лучше котел готовь побольше! Пировать будем…

Чуя вонь от спаленной волчьей шкуры, конь тревожно прядал ушами, зло фыркал. Серик покрепче привязал его к дереву, чтобы не тратить время на успокаивание. Еще немножко, и сохатый замерзнет так, что его и не выпотрошишь, а везти лишнюю тяжесть на санях — конь может и не вытянуть… Выпотрошив сохатого, Серик заботливо сложил в припасенный мешок сердце, легкие, печень и желудок. Кое-что пойдет на жертву Велесу, кое-что на пир с волхвом. Серик знал, что сам Чурила не охотится, но от дичины не отказывается, когда в его избе останавливаются охотники. Поднатужившись, он закинул на сани сначала круп, а потом и перед сохатого, сани жалобно затрещали. Конь присел на задние ноги, кося налившимся кровью глазом. Серик проворчал:

— Ну, ну, Громыхало… Не медведя повезешь…

Серик прикинул, что для него места в санях не осталось, а потому надел лыжи и заскользил рядом с санями. Яркий, радостный денек катился к вечеру. Весело покрикивая на коня, Серик глубоко вдыхал и выдыхал морозный воздух, чувствуя здоровый, веселый голод, и предвкушая наваристую мясную похлебку, жареху из сохачьего легкого, и духмяный мед из многочисленных бортей волхва, далеко окрест раскиданных по полянам.

Над избой волхва уже поднимался густой дым, видать только что затопил печь, дрова еще не разгорелись. Не теряя времени, Серик принялся на чистом снегу у тына снимать шкуру с сохатого; тоже неплохой прибыток, знакомый кожемяка выделает, потом можно будет и сапог на всю семью нашить, и добрый кафтан кожаный справить — износу не будет. Шкура снималась легко, успел таки довезти. Подошел волхв, что-то бормоча под нос; видать, заклинал звериного бога не обижаться за то, что взяли сохатого. Серик еще не закончил снимать шкуру, а волхв уже в котле поставил вариться похлебку, щедро покрошив печенку и язык. На шестке пристроил таган с противнем, на который покрошил легкое, щедро приправив луком и лесным чесноком. После чего прихватил сохачий желудок и пошел в лес, на ходу буркнув, чтобы Серик подкидывал под таган полешков — жареха должна скворчать не переставая, но не особенно сильно.