Полночный путь
Шрифт:
— Ты только полновесно шагай, не семени…
Серик поймал кошель и принялся отсчитывать шаги по протоптанной тропинке, по которой ходил к мишеням за своими стрелами. Стражники на стене тоже хором считали. Шагая, Серик ухмылялся; стражник верно рассчитал, Серик из ножного лука никогда не стрелял, а там совсем другой способ прицеливания. То-то сюрприз будет для стражников…
Пока он возвращался, стражники сбросили со стены веревочную лестницу. Ловко, как белка, вскарабкавшись на стену, Серик оглядел принесенный из стрельницы огромный лук. Да-а… Из такого с руки стрелять трудновато будет… Нижний рог едва по земле не царапнет. Правда, с руки его на треть не дотянешь, но и такой силы хватит, чтобы навесная стрела улетела шагов на шестьсот. Стражники расступились, давая Серику простор перед бойницей, но он садиться не стал, взял лук в руку, наложил стрелу на тетиву, лица стражников откровенно расплывались в широких ухмылках. Серик плавно
— Слыхал я про одного… Так он, сказывают, и ростом был… Серик ему по пояс будет…
Другой пренебрежительно выговорил:
— В молодости я князю рязанскому служил… У него в дружине аж трое могли руками ножной лук натянуть… Но и рубаки были, скажу я вам…
Тот, который поставил на кон кошель, еще не веря, протянул:
— Неужто попал?.. — и ссыпался вниз по лестнице.
Остальные ссыпались за ним, Серик не спеша слез последним. Стражники уже шли назад. Один в высоко поднятой руке нес стрелу с нанизанным на нее кошелем.
Конфузясь, стражник спросил:
— Признайся, Серик: стрелял ведь раньше из ножного лука?.. — страсть как не хотелось ему расставаться с кошелем.
Серик протянул руку, сказал веско:
— Уговор дороже денег!
Стражник нехотя вложил в нее кошель. Серик снял его со стрелы, развязал, заглянул; ничего добыча — десятка два половецких серебрушек.
Несколько раз за зиму Серик прохаживался возле ворот Реутова подворья, но Анастасии так и не довелось увидеть. Отчаявшись, уже было собрался накинуть аркан на бревно тына, да перемахнуть во двор, но тут вспомнил, с каким рвением купеческие работники защищают хозяйское добро — порубить ведь пришлось бы всех работников! А тут, наконец, и Новый год подошел. Солнце начало пригревать, но за ночь оседающие сугробы покрывались ледяной корочкой. Лед на Днепре был еще крепок, но тоже покрылся шершавой корочкой — самое время стеношных боев!
Встречали Новый год как всегда шумно и весело. Жгли соломенное чучело зимы. Меды и брага лились реками. Чего жалеть? Скоро новый урожай, да летом и некогда бражничать. Протрезвев на третий день, киевляне принялись готовиться к стеношному бою. По рядам ходили озабоченные кучки серьезных мужиков, так и этак рядили, кому с кем стоять. Как всегда яблоком раздора оказались кузнецы. Кузнецов было не слишком-то много, но силу они представляли немалую. После долгих судов и пересудов порешили, что кузнецов и кожемяк ставить в одну стенку ни в коем случае нельзя — она сразу получает неоспоримый перевес над другой. Наконец, лишь поздно вечером разобрались по стенкам, и город затих.
Наутро, казалось, будто весь город высыпал на берег Днепра. Все кручи были усыпаны бабами, девками в цветастых платках, стайками пацанов. Даже князь выехал за ворота; стоял изваянием, сидя на своем боевом коне. Шарап со Звягой как-то говорили, что в молодости князь Роман и сам не раз принимал участие в молодецкой потехе. Позади него неподвижно застыла только старшая дружина, младшая — была поголовно на льду. Немножко поорали, поспорили, в какую стенку дружинников ставить? Наконец, порешили поделить пополам и поставить по обеим. Немного постояли, притираясь к соседям, примериваясь. Серик стоял, как и в прошлом году, рядом с Батутой, по другую сторону от Батуты переминались с ноги на ногу от нетерпения Шарап со Звягой. Наконец, из княжьей дружины выехал трубач, медленно поднял рог и над Днепром разнесся низкий, мрачный рев. Обе стенки, приплясывая от нетерпения, начали сходиться. Сошлись. И хоть правила были незыблемы, соблюдаемы веками: по лицу не бить, ниже пояса не бить, — сероватый весенний снег мгновенно окрасился кровью. Серик работал, как ветряная мельница: пока правая рука наносила удар, левая шла на замах. И порушил таки стенку! Вломился в боевые порядки купецкого ряда. Рядом мелькнуло веселое, азартное лицо Горчака, но нынче он был врагом, а потому Серик так саданул ему в грудь кулаком, что Горчак не устоял на ногах. Чуть позади ломился Батута, Шарап со Звягой расчищали тылы. Уже было ясно, что кузнецы одолевают, но противник не сдавался, особенно отчаянно отбивались кожемяки, даже собственную стенку построили, с посадскими, немногими дружинниками и купцами. Однако задор быстро прошел. Потом долго обнимались, переживая перипетии боя, и повалили в город, к столам, кто семейный, и по корчмам, кто помоложе.
Шарап со Звягой разошлись по домам, видать в предчувствии скорой и долгой разлуки с женами, и Серик тоже пошел домой. До ледохода оставалось недолго. Что-то купец Реут ему готовит…
Посмотреть ледоход высыпал, казалось, весь город. Да и много чего интересного можно увидеть на проплывающих льдинах. Лишь самые работящие остались в своих мастерских да лавках. Батута рявкнул
Вскоре и развлечение негаданно случилось. Откуда-то с верховьев появился мужичок на санях, да видать из богатеньких; в сани была впряжена пара лошадей. Мужик нахлестывал лошадок, даже с берега были видны выпученные дикие глаза. На лошадиных мордах страху было не меньше, видать чуяли под копытами готовую разверзнуться бездну. Парни заорали, засвистели, размахивая руками. Серик смотрел на них, и думал: — "Надо же, всего то ничего мирной и спокойной жизни, а уже как дети малые; радуются чему угодно, даже чужому горю… Давно ли в междоусобной войне два раза брали и разоряли Киев? Это дар богов, что пришел на княженье Роман, со своей сильной галицийской дружиной. Вот и образовалась такая сильнейшая, поди, на всей Руси, дружина…" Тем временем мужичок поравнялся с киевлянами, вытянулся, распластавшись в санях, перекрестился кнутом, и заорал что-то коням. Те будто поняли, резко свернули к берегу, домчались до закраины льда и разом маханули в воду. Сани нырнули следом, будто утка, и вот уже лихие кони вынеслись на берег, а следом и мужик в санях, отфыркиваясь и отчихиваясь, будто чудо-юдо морское. Тут же набежали мужики, которые только что смеялись и балагурили по поводу незадачливого путешественника, принялись скидывать кафтаны и опашни, накрывать лошадей. Да и то сказать, после такой скачки, да ледяной купели, любая лошадь захворает и околеет. Мужику кафтан не дали, видать в наказанье, чтобы впредь и о лошадях думал, отправляясь в рискованное путешествие. Да он шибко и не просил; скинул свой мокрый опашень, раскинул по высокому задку саней, а сам разлегся на солнышке.
Серик подошел к нему, сказал, усмехаясь:
— А лихой ты мужик…
Мужик слабо отмахнулся, буркнул:
— На миру и смерть красна…
И тут с низовьев покатился гул и треск, по белому под солнцем полотну побежали трещины, а вскоре вся масса льда тяжело, и будто с облегчением, двинулась вниз. Серик постоял еще на берегу, пока солнце не начало клониться на закат, и решительно зашагал к Реутову подворью.
Подойдя к воротам, решительно заколотил сапогом по дубовой воротине. Его долго не слышали, потому как из-за ворот неслись крики, какой-то шум, натужное дыханье многих людей, фырканье лошадей. Наконец, отвалили засов. Двор был сплошь заставлен телегами, а многочисленные работники торопливо таскали в телеги из просторных амбаров мешки, кули, катили бочки.
Распоряжавшийся всей этой суетой с крыльца Реут, завидев Серика, замахал рукой. Серик кое-как протолкался меж тюков и работников, взбежал на высокое крыльцо. Весело скалясь, купец проговорил:
— А я уж думал, ты не придешь…
— Как же не приду, коли уговор был? — изумился Серик.
— Ну так, раньше бы пришел… А то завтра отплывать — а ты только явился…
— Долго мне собраться… — фыркнул Серик. — Только, ты ж говорил, что все твои ладьи в Сурож ушли…
— Так за зиму еще три для меня изладили. Две большие, и одну поменьше, для тебя. Тебе еще надо надежных людей поискать, в помощь. Можешь своих дружков позвать — Шарапа со Звягой. Скажи, что не обижу — прибытку будет больше, чем от татьбы, а риску меньше. Да вы, забубенные головушки, по дороге и своим промыслом можете заняться. На ладье места как раз для вас четверых, да еще шестерых гребцов вам дам. Ладья-то о десяти веслах. Для отвода глаз и товару в нее положим.
Серик задумчиво проговорил:
— Маловат караванчик получается… Легкая добыча для речных татей…
— А мы пойдем с караваном одной шайки не менее буйных головушек, чем твоя; слыхал про таких — Первый, Второй, Третий и Четвертый?
— Как не слыхать? — Серик усмехнулся. — Осенью хорошо пображничали и побуянили вместе…
— Ну, вот и хорошо. Они тоже в доле. Да почитай все киевские купцы в доле. Иди, дружков своих извести. Поди, заманчиво им на ладье за добычей сплавать? Много ли во вьюках увезешь? Сегодня же и приходите, а то завтра некогда будет — на рассвете уже отплывать надо.