Полное собрание рассказов
Шрифт:
Заметьте: речь не идет о журнале «Научная Америка». Редакторы этого уважаемого журнала прекрасно понимали, что подобное фото никогда не будет опубликовано, во всяком случае в их издании. Зато замысловатые и зловещие фантазии на тему будущего с распростертыми объятиями принимали в журналах, деливших место на полках с «Кольерз», «Космополитэн» и «Сэтерди ивнинг пост». Последние представляли собой рынок, для которого надеялся писать Курт Воннегут. Когда рассказы недотягивали до высоких стандартов этих журналов, он предлагал их в журналы научной фантастики. И потому через два года после защиты диплома по антропологии (на тему парламентского билля, предусматривающего бесплатное образование для ветеранов Второй мировой войны), который он писал, подрабатывая в Чикагском бюро новостей, и еще после двух с половиной лет пресс-релизов для «ДжЭ» молодой писатель,
Кое-какие его прогнозы были намеренно фривольными. Рассказ «Завтра, и завтра, и завтра» имел очень даже шекспировский заголовок, который должен был привлечь внимание редакторов в престижных журналах, но они отказывались от него ради рассказов Воннегута на другие темы. Переработанный в «Большое путешествие ввысь» этот рассказ появился в январском номере «Гэлэкси Сайенс фикшн» за 1954 год. Тут читатели могли узнать про будущее, где существует вечная жизнь, а после удивляться последствиям этого феномена. Хотя посылка рассказа могла бы показаться читателям «Кольерз» и «Пост» слишком невероятной, его персонажи вели себя приблизительно так же, как и герои более традиционных рассказов, — нет сомнений в том, что это классический воннегутовский рассказ.
Другие прогнозы были зловещими. Рассказ «Добро пожаловать в обезьянник» не просто принес Курту Воннегуту известность не меньшую, чем «Бойня номер пять», но и стал заглавным в сборнике 1968 года, который его издатель Сеймур Лоуренс выпустил в «Делакорт пресс». Этот сборник — первая из трех книг, на которую Воннегут заключил контракт, и первая, которая принесет ему известность на всю страну — был опубликован отдельным изданием в 2014 году. Сборник предваряет литературоведческий анализ Грегори Д. Сумнера ранних версий рассказа (в машинописном варианте их существует около десяти), которые показывают, как старательно искал автор «подходящую аудиторию для будущих салонных игр в этическое самоубийство». В законченном варианте рассказ появился не ранее января 1968 года в журнале, которого еще даже не существовало на тот момент, когда Воннегут начал печататься, а именно в «Плейбое». Учитывая плату за полосу в этом издании, этот рассказ окажется самым прибыльным за всю его жизнь. Сеймур Лоуренс знал, что благодаря своим крепко сработанным рассказам Курт Воннегут за прошедшие годы познакомился с редакторами почти всех американских журналов, но с середины шестидесятых (когда рынок для журнальных рассказов сошел на нет) он и сам оказывал услуги этим редакторам, берясь за рецензии, за которые никто больше не хотел браться. (Классический тому пример — рецензия на «Новый словарь» для литературного приложения к «Нью-Йорк таймс», которая вошла в тот же сборник и в которой Воннегут шутит на тему непрекращающихся дебатов среди авторов словарей: «Нормативная [лингвистика], насколько я мог судить, сродни честному копу, а дескриптивная — сродни подвыпившему армейскому приятелю из Мобайла».) Могли ли быть сомнения, что его шестой роман, выход которого планировался в следующем году, наконец получит то внимание прессы, которого автор так заслуживал?
Воннегута тревожило, как правительства разных стран будут решать проблему перенаселения Земли. Помимо «Добро пожаловать в обезьянник», этой теме посвящены «Адам» и «2BR02B» — два ранних рассказа, опубликованные в «Космополитэн» и «Уорлдс оф ит» соответственно. Первый из этих журналов не всегда был «пособием по сексу», как напомнил одному журналисту Курт Воннегут, когда сборник с рассказом «Адам» увидел свет в конце 1999 года. В 1950-е это был такой же респектабельный (и консервативный) журнал, как любое другое издание для семейного чтения, пусть и имел более «женский уклон» (в отличие от современных изданий для женщин). Второй был научно-фантастическим журналом до мозга костей, предпочитавший не размышления на тему научно-технического прогресса, а экзотические фантазии. Читатель, возможно, подметил две вещи: что читатели «Космополитэна» предпочитали одни сюжеты, а любители научной фантастики — другие, но обе эти группы разделяли футуристические страхи Воннегута, а именно, что чьи-то жизни будут принесены в жертву.
Были и прогнозы нелепые. Учитывая презрение Воннегута к рынку научной фантастики, которую в предисловии к сборнику «Вампитеры, фома и гранфаллоны» он сравнил с писсуаром, невольно задумываешься, из каких соображений он написал рассказ в антологию писателя-фантаста Харлана Эллисона, увидевшую свет в 1972 году. Рассказ назывался «Опять опасные виденья». К тому времени Воннегут
Иронично, что один из наиболее превозносимых и часто включаемых в антологии рассказов впервые увидел свет как раз в журнале научной фантастики — в «Гэлэкси сайенс фикшн». Несколько лет спустя Уильям Ф. Бакли перепечатал его в «Нэшнл ревю» как образчик первоклассного консервативного мышления, — и в то же самое время левое крыло контркультуры превозносило Воннегута как гуру молодежи. «Гаррисон Берджерон» устраивал и тех, и других. Радикально настроенные студенты 1960-х не любили «большое правительство» точно так же, как их сверстники «юные республиканцы» и их старшие товарищи в правом крыле республиканской партии. Всеобщим врагом был «корпоративный либерализм» с его «фальшивыми либералами» (как их называла молодежь). Выведенное в этом рассказе правительство, которое предписывает всеобщее равенство, не либерально и не консервативно, речь идет скорее об органе власти как таковом. Возможно, в этом рассказе найдется материал для литературоведческого исследования, которое объяснит почти универсальную привлекательность Воннегута для людей из самых разных слоев общества.
Рассказ «Неизвестный солдат» футуристичен лишь отчасти, мир двадцатого столетия уже изобилует разными новыми устройствами. Некоторые из них даже дарят первым новорожденным нового тысячелетия. Эти устройства — почетные премии? Они почитают дитя или позорят себя? Ответ Воннегута кроется в концовке рассказа. Когда много десятилетий назад Воннегут начал писать свои рассказы, эти устройства невозможно было даже вообразить. Теперь они одноразовые. Вот такие дела.
Гаррисон Бержерон
Был год 2081-й, и в мире наконец воцарилось абсолютное равенство. Люди стали равны не только перед Богом и законом, но и во всех остальных возможных смыслах. Никто не был умнее остальных, никто не был красивее, сильнее или быстрее прочих. Такое равенство стало возможным благодаря 211, 212 и 213-й поправкам к Конституции, а также неусыпной бдительности агентов Генерального уравнителя США.
Однако в мире по-прежнему не все ладилось. Апрель, к примеру, до сих пор сводил людей с ума отнюдь не весенней погодой.
Именно в этот ненастный месяц уравнители отняли у Джорджа и Хейзел Бержерон их четырнадцатилетнего сына Гаррисона. Трагедия, конечно, но Джордж и Хейзел не могли долго переживать на этот счет. У Хейзел был безупречно средний ум — то есть думала она короткими вспышками, — а Джордж, умственные способности которого оказались выше среднего, носил в ухе маленькое уравнивающее радио. Закон запрещал его снимать. Радио было настроено на единственную, правительственную, волну, которая каждые двадцать секунд передавала резкие громкие звуки, не позволяющие людям вроде Джорджа злоупотреблять своим умом.
Джордж и Хейзел смотрели телевизор. По щекам Хейзел текли слезы, но она на какое-то время забыла почему.
По телевизору показывали балерин.
В ухе Джорджа сработал сигнал. Мысли тут же разбежались в разные стороны, точно воры от сработавшей сигнализации.
— Очень красивый танец, — сказала Хейзел.
— А?
— Танец, говорю, красивый.
— Ага, — кивнул Джордж и попытался подумать о балеринах. Танцевали они не очень-то хорошо — да и любой другой на их месте станцевал бы точно так же. На руках и ногах у них висели противовесы и мешочки со свинцовой дробью, чтобы никто при виде изящного жеста или хорошенького лица не почувствовал себя безобразиной. Джорджу пришла в голову смутная мысль, что уж балерин-то не стоило бы уравнивать с остальными. Но как следует задуматься об этом не получилось: очередной радиосигнал распугал его мысли.