Полное собрание рассказов
Шрифт:
— Центральное правительство должно решить, является ли этот вопрос необходимым.
Наконец расстались. По пути к дому Бакич заметил:
— Они могут и озлиться на вас, майор. Зачем вы себе неприятности создаваете с этими явреями?
— Приказ, — отозвался майор Гордон и, перед тем как лечь в постель, набросал текст радиограммы:
«Условия евреев крайне бедственные сейчас станут отчаянными зимой тчк местные власти на сотрудничество не идут тчк единственная надежда более высокий уровень».
Прошло
— Много таких перелетов не будет. У них обычно к концу октября снег выпадает.
Партизаны дотошно проверяли все поставленное и никогда не упускали возможности предъявить претензии к его количеству и качеству.
Майор Гордон о евреях не забыл. Их бедственное положение омрачало его настроение во время ежедневных прогулок в садах, где листья уже быстро опадали и дымно горели в расплывчатом воздухе. Евреи причислялись (весьма по-особенному) к его союзникам, а партизаны лишались его расположения. Теперь он видел в них часть того, против чего он, исполненный надежд, взялся воевать в те дни, когда между правым и неправым все было просто и без обиняков. Больше всего его здравый ум обижался на генерала с комиссаром за их выговор. Такие вот странные лазейки находит порой сострадание, чтобы проскользнуть — неузнанным — в человеческое сердце.
В конце второй недели он с радостью получил радиограмму:
«Центральное правительство в принципе одобрило эвакуацию евреев тчк отправьте двоих повтор двоих следующим самолетом обсуждения проблемы с юнрра».
С этой радиограммой майор Гордон отправился к министру внутренних дел, который, лежа в постели, попивал жиденький чай. Бакич разъяснил:
— Он больной и знать ничего не знает. Вам лучше говорить с комиссаром.
Комиссар подтвердил, что указания получил.
— Я предлагаю, чтобы мы отправили семью Кануи.
— Он говорит: почему Кануи?
— Потому что у них здравомыслия больше.
— Простите?
— Потому что они кажутся самой ответственной парой.
— Комиссар спрашивает, ответственной за что?
— Они лучше всего способны представить их дело в здравом виде.
Последовало долгое обсуждение между комиссаром и Бакичем.
— Он не пошлет Кануи.
— Почему не пошлет?
— У Кануи много работы с динамо.
Так что для отправки в Бари была выбрана другая пара, бакалейщик и адвокат, которые приходили к нему в первый раз. Оба, казалось, были ошеломлены и просидели, тесно прижавшись друг к другу, среди узлов и одеял на летном поле все долгое время ожидания. Только когда самолет уже встал на взлет, освещенный длинной цепочкой огоньков, указывающих ему путь, оба старика вдруг ударились в слезы. Когда майор Гордон протянул им руку, они склонились и поцеловали
Два дня спустя из Бари передали:
«Примите сегодня в 23:30 спецрейс из четырех „дакот“ тчк отправьте всех евреев».
С истинно радостным настроением майор Гордон взялся за подготовку.
Взлетно-посадочная полоса находилась милях в девяти от городка. Еще до сумерек процессия отправилась в путь: некоторым каким-то образом удалось нанять крестьянские телеги; большинство же шли пешком, согбенные, нагруженные. Майор Гордон выехал в десять часов и нашел их, осевших темной массой на насыпи того, что когда-то было железной дорогой. Большинство спали. Землю устилал туман. Майор Гордон спросил у майора, командира летчиков:
— Туман этот еще больше поднимется?
— За прошедший час он стал плотнее.
— Они смогут сесть?
— Шансов ноль.
— Придется нам отправить этих людей домой.
— Так точно, я как раз отправляю радиограмму об отмене операции.
Ожидание для майора Гордона было невыносимо. Он в одиночку отправился домой, но никак не мог успокоиться: несколько часов спустя вышел из домика и принялся ждать в тумане, пока невдалеке мимо по дороге не проплелась к городку усталая вереница людей.
Дважды в течение последующих трех недель повторялась эта горестная сцена. Во второй раз развели костры; слышно было, как самолеты прогудели над головой, заходя на один круг, потом на другой, и, в конце концов, снова ушли на запад. В тот вечер майор Гордон молился: «Господи, прошу тебя, сделай, чтоб все было хорошо. Ты же раньше проделывал такое. Просто повели туману рассеяться. Прошу тебя, Господи, помоги этим людям». Однако звук двигателей затих и пропал вдали, а горемычные евреи зашевелились и снова пустились в путь, откуда пришли.
В ту неделю впервые выпал обильный снег. До весны никаких посадок самолетов больше не предвиделось.
Майор Гордон отчаялся сделать что-нибудь для евреев, однако стоявшие за них могущественные силы в Бари делали свое дело. Вскоре он получил радиограмму:
«Ждите вскоре специальную заброску груза помощи для евреев тчк уведомьте партизанский штаб что эти припасы только повтор только для раздачи евреям».
С этим сообщением он наведался к генералу.
— Что за припасы?
— Как я полагаю, питание, одежда и лекарства.
— Я уже три месяца прошу прислать все это для своих солдат. Третий корпус остался без сапог. В госпитале операции делают без анестезии. На прошлой неделе нам пришлось отойти с двух передовых позиций, потому что людей нечем кормить.
— Я знаю. И не раз слал сообщения об этом.
— Почему же для евреев питание и одежда есть, а для моих солдат нет?
— Это не мне объяснять. Я пришел только затем, чтобы спросить, сможете ли гарантировать раздачу.