Полное собрание рассказов
Шрифт:
— Для вас, может, и частность, — раздался голос с галереи. — А для меня он был достойным мужем.
— Арестуйте эту женщину, — распорядился судья.
Порядок был восстановлен, и панегирики продолжились.
Наконец председательствующий подвел итоги. Он напомнил присяжным о первом принципе нового права: никто не может подлежать ответственности за последствия своих собственных действий. Присяжные должны выбросить из головы соображения, что утрачено много ценного имущества и много ценных жизней, что серьезный урон нанесен делу личного отдыха. Им следует попросту решить, действительно ли заключенный заложил воспламеняемые материалы в различных разумно подобранных точках базы и воспламенил
Получив такое указание, жюри присяжных вынесло вердикт «виновен», сопровожденный рекомендацией о снисхождении к различным обездоленным лицам, которые в разное время по ходу судебных слушаний были задержаны за неуважение к суду. Суд упрекнул присяжных за самоуверенность и дерзость в деле арестованных, за неуважение и приговорил Майлза к пребыванию на срок по соизволению государства в замке Маунтджой (родовое гнездо изувеченного на Второй мировой войне кавалера креста Виктории, [178] которого отправили в Дом неполноценных, когда замок был преобразован в место заключения).
178
Высшая военная награда Соединенного Королевства за мужество и отвагу.
Государство в своих соизволениях вело себя капризно. Почти два года Майлз наслаждался его особыми благоволениями. К нему применяли всякие целительные средства, и применяли, как было провозглашено, успешно. Потом, несколько дней назад, последовал нежданный удар: безо всякого предупреждения, когда он подремывал себе под шелковицей, к нему подошли заместитель шефа-наставника с заместителем заместителя и резко и грубо заявили, что он перевоспитан.
Сейчас, в эту последнюю ночь, он понимал, что завтра готовит ему пробуждение в суровом мире. Тем не менее ночью он спал, а утром его ласково разбудил в последний раз привычный запах китайского чая в чашке на столике у кровати рядом с тоненьким кусочком намазанного маслом хлеба. Шторы были приспущены, скрывая дверь склада так, что за резной листвой темно-пунцового бука видны были залитый солнцем кухонный двор и конюшенные часы.
Завтракал он поздно и в одиночестве. Все остальные обитатели уже разошлись по группам, которые исполняли — каждая свою — первую песню дня. Вскоре Майлза вызвали в канцелярию наставничества.
С первого дня в Маунтджое, когда он вместе с другими поступившими выслушивал пространный доклад шефа-наставника «О целях и достижениях новой пенологии», они с ним редко встречались. Шеф-наставник почти все время был в отъезде, выступая с докладами на конференциях, посвященных этой науке о наказаниях, предотвращении преступлений, тюрьмах и других исправительных учреждениях.
Канцелярия наставничества занимала комнату, где когда-то жила экономка и где ныне и следа не осталось от былого уюта и патриотических картин: ныне ее обстановку составляло стандартное оборудование гражданской службы класса «А».
В комнате было полным-полно народу.
— А вот и Майлз Пластик, — возгласил шеф-наставник. — Садитесь, Майлз. По присутствию в этот утренний час наших гостей вы можете догадаться, какая это важная оказия.
Майлз взял стул, осмотрелся и увидел сидящих рядом с шефом-наставником двух пожилых мужчин, чьи лица были знакомы по телеэкрану, с которого их называли выдающимися деятелями коалиционного правительства. На них были открытые фланелевые рубашки, блейзеры, из нагрудных кармашков которых торчали многочисленные ручки с карандашами, и мешковатые брюки.
— Министр благоденствия и министр отдыха и культуры, — продолжил шеф-наставник. — По ним сверяем мы свои высокие цели. Прессе предварительные материалы розданы?
— Да, шеф.
— И все фотографы наготове?
— Да, шеф.
— Тогда я могу продолжить.
Он продолжил, как то проделывал на бессчетных съездах в бессчетных курортных и университетских городах. И заключил так же, как всегда то делал:
— В новой Британии, которую мы строим, нет преступников. Есть только жертвы неполноценных социальных услуг.
Министр благоденствия, который не достиг бы своего нынешнего высокого положения без помощи некоторой задиристости в дискуссиях, заметил:
— Но, как я понимаю, Пластик опекался в одном из наших собственных сиротских приютов…
— Пластик считается особым случаем, — сообщил шеф-наставник.
Министр отдыха и культуры, который в прежние времена сам не раз отбывал срок, сказал:
— Ну, Пластик, из всего, что тут талдычат, я вывожу, что ты необычайно сметливый малый.
— В точности так, — подтвердил шеф-наставник. — Майлз — это наш первый успех, доказательство верности метода.
— Из всех новых тюрем, созданных в первую славную волну реформы, Маунтджой — единственная, давшая пример полного перевоспитания, — заявил министр благоденствия. — Вам, возможно, известно, а возможно, и неизвестно, что метод подвергался основательной критике как в парламенте, так и вне его. Немало есть молодых горячих голов, черпающих вдохновение от нашего великого соседа на Востоке. Можете до посинения цитировать им авторитетов, но они все равно будут настаивать на всех самоновейших приспособлениях для смертной казни и телесных наказаний, на сковывании единой цепью и одиночном заключении, хлебе и воде, на плетке-девятихвостке, на веревке с дыбой и прочих новомодных нелепостях. Они держат нас за кучку старых ретроградов. За нами по-прежнему нерушимое здравомыслие народа, но в данное время мы держим оборону. Мы обязаны давать результаты. Вот почему сегодня утром мы здесь. Вы и есть наш результат.
То были проникновенные слова, и Майлз в какой-то мере проникся происходящим. Он невидяще уставился перед собой с выражением, которое вполне могло сойти за благоговейный трепет.
— Теперь, малый, только держись, на каждом шагу будь начеку, — предупредил министр отдыха и культуры.
— Фотографии, — произнес министр благоденствия. — Да-да, пожимайте мне руку. Лицом держитесь к камерам. Старайтесь улыбаться.
Вспышки засверкали по всей унылой комнатенке.
— Да пребудет государство с вами, — возгласил министр благоденствия.
— Давай лапу, малый, — ухмыльнулся министр отдыха и культуры, в свою очередь, пожимая руку Майлзу. — И имей в виду: никаких фокусов.
Потом политики отбыли.
— Заместитель шефа проследит за исполнением всех формальностей, — устало выговорил шеф. — Ступайте прямо к нему.
Майлз пошел.
— Такие дела, Майлз: с этой минуты я должен звать тебя мистером Пластиком, — вздохнул заместитель шефа. — Меньше чем через минуту ты станешь гражданином. Вот эта небольшая стопка бумаг и есть ВЫ. Когда я их проштампую, Майлз Напасть перестанет существовать и родится гражданин мистер Пластик. Мы посылаем вас в Спутник-Сити, ближайший отсюда населенный центр, где вас направят в министерство благоденствия на должность младшего служащего. С учетом полученной вами специальной подготовки вас не относят к разряду Рабочих. Сразу материальное вознаграждение будет, конечно, не велико. Зато вы определенно на службе. Мы вас поставили на нижнюю ступеньку карьерной лестницы, восхождение по которой проходит безо всякой конкуренции.