Полное собрание сочинений и писем в двадцати томах. Том. 7
Шрифт:
– Да, люди! – сказала она.
Он усмехнулся и пожал плечами.
– Пусть драпировка, – продолжала Вера, – но ведь и она, по вашему же учению, дана природой, а вы хотите ее снять. Если так, зачем вы упорно привязались ко мне, говорите, что любите, – вон изменились, похудели?.. Не всё ли вам равно, с вашими понятиями о любви, найти себе подругу там в слободе или за Волгой в деревне? Что заставляет вас ходить целый год сюда, под гору?
Он нахмурился.
– Видите свою ошибку, Вера: «с понятиями о любви», говорите вы, а дело в том, что любовь не понятие, а влечение, потребность, оттого
606
– Очень лестно! – сказала она тихо.
– Эти «понятия» вас губят, Вера. Не будь их, мы сошлись бы давно и были бы оба счастливы…
– На время, а потом – явится новое увлечение, уступить ему – и так далее?..
Он пожал плечами.
– Не мы виноваты в этом, а природа! И хорошо сделала. Иначе, если останавливаться над всеми явлениями жизни подолгу – значит надевать пуды на ноги… значит жить «понятиями»… Природу не переделаешь!
– Понятия эти – правила! – доказывала она. – У природы есть свои законы, вы же учили: а у людей правила!
– Вот где мертвечина и есть, что из природного влечения делают правила и сковывают себя по рукам и ногам. Любовь – счастье, данное человеку природой… Это мое мнение…
– Счастье это ведет за собой долг, – сказала она, встав со скамьи, – это мое мнение…
– Это выдумка, сочинение, Вера: поймите хаос ваших «правил» и «понятий»! Забудьте эти «долги» и согласитесь, что любовь прежде всего – влечение… иногда неодолимое…
Он тоже встал и обнял ее за талию.
– Так ли? С этим трудно не согласиться, упрямая… красавица, умница!.. – нежно шептал он.
Она тихо освободила талию от его рук.
– А то выдумали – «долг»!
– Долг, – повторила она настойчиво, – за отданные друг другу лучшие годы счастья платить взаимно остальную жизнь.
– Чем это – позвольте спросить? Варить суп, ходить друг за другом, сидеть с глазу на глаз, притворяться, вянуть на «правилах» да на «долге» около какой-нибудь щедушной, слабонервной подруги или разбитого параличом старика, когда силы у одного еще крепки, жизнь зовет, тянет дальше!.. Так, что ли?
– Да, – удержаться, не смотреть туда, куда «тянет»! Тогда не надо будет и притворяться, а просто воздерживаться, «как от рюмки», говорит бабушка, и это правда… Так я понимаю счастье и так желаю его!
– Ну, дело плохо, когда дошло до цитат бабушкиной мудрости. Вы похвастайтесь ей: скажите, как крепки ее правила в вас…
607
– Нечем хвастаться! – уныло говорила она, – да, сегодня, отсюда, я пойду к ней и… «похвастаюсь»!
– Что же вы ей скажете?
– Всё, что было здесь… чего она не знает…
Она села на скамью и, облокотившись на стол, склонила лицо на руки и задумалась.
– Зачем? – спросил он.
– Вы не поймете зачем, потому что не допускаете долга… А я давно в долгу перед ней…
– Всё это мораль, подергивающая жизнь плесенью, скукой!.. Вера, Вера – не любите вы, не умеете любить…
Она вдруг подошла к нему и с упреком взглянула ему в лицо.
– Не говорите этого, Марк, если не хотите привести меня в отчаяние! Я сочту это притворством, желанием
И он встал со скамьи.
– Не говорите и вы этого, Вера. Не стал бы я тут слушать и читать лекции о любви. И если б хотел обмануть, то обманул бы давно – стало быть, не могу…
– Боже мой! Из чего вы бьетесь, Марк? Как уродуете свою жизнь! – сказала она, всплеснув руками.
– Послушайте, Вера, оставим спор. Вашими устами говорит та же бабушка, только, конечно, иначе, другим языком. Всё это годилось прежде, а теперь потекла другая жизнь, где не авторитеты, не заученные понятия, а правда пробивается наружу…
– Правда – где она? скажите наконец!.. Не позади ли нас? Чего вы ищете?
– Счастья! я вас люблю! Зачем вы томите меня, зачем боретесь со мной и с собой и делаете две жертвы?
Она пожала плечами.
– Странные упреки! Поглядите на меня хорошенько – мы несколько дней не виделись: какова я? – сказала она.
– Я вижу, что вы страдаете, и тем это нелепее! Теперь и я спрошу: зачем вы ходили и ходите сюда?
Она почти враждебно посмотрела на него.
– Зачем я не раньше почувствовала… ужас своего положения – хотите вы спросить? Да, этот вопрос и упрек давно мы должны бы были сделать себе оба и тогда, ответив на него искренно друг другу и самим себе, не ходили бы больше! Поздно!.. – шептала она
608
задумчиво, – впрочем, лучше поздно, чем никогда! Мы сегодня должны один другому ответить на вопрос: чего мы хотели и ждали друг от друга?..
– Позвольте же мне высказаться решительно! – начал он. – Я хочу вашей любви и отдаю вам свою, вот одно «правило» в любви – правило свободного размена, указанное природой. Не насиловать привязанности, а свободно отдаваться впечатлению и наслаждаться взаимным счастьем – вот «долг и закон», который я признаю, – и вот мой ответ на вопрос, «зачем я хожу?» Жертв надо? И жертвы есть, – по мне это не жертвы, но я назову вашим именем: я останусь еще в этом болоте, не знаю сколько времени, буду тратить силы вот тут – но не для вас, а прежде всего для себя, потому что в настоящее время это стало моей жизнью, – и я буду жить, пока буду счастлив, пока буду любить. А когда охладею – я скажу и уйду – куда поведет меня жизнь, не унося с собой никаких «долгов», «правил» и «обязанностей». Я все их оставлю тут, на дне обрыва! Видите, я не обманываю вас: я высказываюсь весь. Скажу и уйду! И вы имеете право сделать то же. А вон те мертвецы лгут себе и другим – и эту ложь называют «правилами». А сами потихоньку делают то же самое – и еще ухитрились себе присвоивать это право, а женщинам не давать его! Между нами должно быть равенство. Решите, честно это, или нет?
Она покачала отрицательно головой.
– Софизмы! Честно взять жизнь у другого и заплатить ему своею: это правило! Вы знаете, Марк, и другие мои правила…
– Ну, дошли! теперь пойдет! Правило – камнем повиснуть на шее друг друга…
– Нет, не камнем! – горячо возразила она. – Любовь налагает долг, буду твердить я, как жизнь налагает и другие долги: без них жизни нет. Вы стали бы сидеть с дряхлой, слепой матерью, водить ее, кормить – за что? Ведь это невесело – но честный человек считает это долгом и даже любит его!