Полное собрание сочинений в 15 томах. Том 1. Дневники - 1939

Чернышевский Николай Гаврилович

іи» и человек, что вам нельзя верить ни в одном слове. Но я знаю, но этот человек говорил от зависти, потому что я вовсе нехороша і' нему». — «Что же, он хорошо знает меня?» — «Нет».

(Это должно быть Линдгрен???? — имени она не хотела ска-пггь.) То же самое и по искреннему убеждению могли бы сказать н люди, близкие ко мне. — Потом, когда мы сидели в зале и я опи-

< миал свои понятия о супружеских обязанностях (по тому поводу, но она сказала, что поцелует меня только тогда, когда потребуется >го; что когда я буду мужем, тогда, конечно, она обязана будет повиноваться мне и что я буду иметь право требовать ее поцелуев) и о свободе жены и о моей покорности ее воле, я наконец прибавил: «Я говорю решительно, как какой-нибудь

соблазнитель». —

Л разве вы не можете быть соблазнителем?» — «Э! помилуй-іг» — и я махнул рукой, как бы говоря: «куда»!

Наконец, еще вставки в разговор под конец вечера воскресенья. Когда мы говорили о сватовстве моем и нам мешали, я почти каждый раз, когда снова садился подле нее, говорил: «Я могу продолжать?» Раз она вслух сказала: «Как тускло горит эта лампа». — «Вам скучен этот разговор?» — «Вы умный человек, и не понимаете, почему я говорю это! Нас подслушивают!» — В самом деле, я был чрезвычайно глуп. Наконец, после разговора с Палим-іксстовым, я подошел к ней, когда она ходила по зале, и сказал:

< Наши разговоры все остаются неоконченными. Что же скажете мне окончательно? Могу я сделать так, как говорил?»… «Може-і<‘». — «Я вам не надоел еще?» — «Фи, как это глупо!» И она,

< казав это с чувством совершенно искренним, отвернулась и пошла прочь, так что я в самом деле увидел, что это было весьма глупо. Да, я раньше сказал ей — это было до катанья и до начала моих шалостей: «О. С., вчера была вами [сказана] одна вещь, которая огорчила меня» (это: «Он мог сделать со мною все, что хочет»;

< казать это прямо я не успел, но потом, когда стали говорить о том, и кого была влюблена, теперь влюблена и в скольких [будет] влюблена О. С., я сказал, для всех, но главным образом для нее:

Хотите, я вам скажу правду? О. С. ни в кого не влюблена и, вероятно, ни в кого не будет влюблена». — «Это правда», — сказала она. — «А была она влюблена один только раз». — «Ни рану», — сказала она. Я нагнулся к ее уху: «А в Киеве?» — «Он был влюблен в меня, а я в него нисколько». — «Теперь я решительно ничего не понимаю». — «Ну да, он был влюблен в меня, а я его вовсе не любила»).

Теперь, 2 марта, понедельник 1 недели поста, 11 часов утра, принимаюсь описывать события, предшествовавшие нашему разговору с ней у них, следствием которых было предложение.

Вот таблица моих свиданий с нею:

26 генваря, понед. — Я видел ее в первый раз у Акимовых.

28 — журнал.

30 — ііятн. — именины Вас. Дим., любезничание с Ростиславом.

Февраль

1 — воскрес. Я был у них с визитом. Видел ее на катаньи.

2 — Сретенье. У Акимовых.

3 — вторн. — У Шапошниковых говорили мне о ней.

5 — четв. — Ходил к ним с Вас. Дим., не застал Ростислава.

8 — воскр. — У Аким.

9 — понед. — Первый раз у них.

12 — четв. — [У] Аким. Я упросил ее остаться. Она хотела ехать в театр.

13 — пяти. — Шапошниковы (весьма важное свидание).

15 — воскр. — У Аким, должен был видеться. Неудача.

17 — втор. — Нашла робость, не успел переговорить ничего.

1 8 — среда — Акимовы — Куприянов.

19 — четв. — Предложение.

21 —суб. — Я сказал, что буду говорить с нею, как должно жениху, в маскараде.

22 — Маскарад. Воскресенье перед масленицею.

23 — понед. — У них долго сижу с ней.

25 — Шапошн. Среда.

26 — Четверг масленицы — не видел ее.

27 — Чеснок. Пятница.

28 — Суббота — Акимовы.

Март

Ни 1-го, ни 2-го еще не видел ее. Неужели до воскресенья? Почему же? Во всяком случае успею написать все и сделать что-нибудь по своей диссертации. Итак, начинаю описывать.

В воскресенье, 1 февраля, я поехал к Васильевым с визитом. Конечно, это была шутка — желание показать ей, что в самом деле интересуюсь ею. Но с какою целью интересуюсь? Чтобы просто полюбезничать. Не застал дома Ростислава. Хорошо же, я увижу ее на катаньи. Зашел к Чеснокову,

который уже смеялся над моею влюбленностью. Я сам смеялся и тогда смеялся искренно. Пошел нарочно посредине дороги между рядами экипажей. У Полиции попадается, останавливается поезд. Мне говорят: вы должны будете встать на запятки. Тогда я еще сделал бы это, потому что тут ничего серьезного не было. Но я не догадался — слишком плох. Василий Димитриевич выругал меня за эту оплошность. Очень долго не видел ее. Наконец, почти у самого конца Сергиевской улицы она встречается нам. Она сидит с Ростиславом. Потом она попадается беспрестанно. Наконец, поезд стоит несколько времени; когда они против нас, Вас. Дим. и Шапошников говорят ей что-то, она отвечает им любезностью на любезность. Трогается с места, я говорю: «О. С., вы всем сказали по ласковому слову, неужели не скажете мне?» — «Хорошо, будьте ныне у Шапошниковых». После объяснилось, что нельзя, потому что Шапошниковы сами были на свадьбе чьей-то. Когда мы зашли к Чесн[оковым], надо мною и моею влюбленностью всё смеялись.

Л раньше, в пятницу на именинах Василия Димитриевича то-іі.г. Ростислав, который был там и которого я застал уже много лишним, любезничал со мною, а я с ним, и над нашею дружбою ммдемсивались. Потом он непременно хотел играть в карты, чтобы нн.іграть тех, которые были несколько пьяны, а он нисколько, хо-і н притворялся пьяным. Я помог ему устроить игру. Он действи-к'лмю выиграл около 1 р. 20 коп., я 25 коп., которые отдал «му, потому что у него мелочи не было, а он говорил — теперь непременно хочется зайти к девкам (о, как мне противно осквернять подобными словами эти страницы, посвящаемые О. С.!). Я отдал «'мои 25 коп., которые, конечно, знал я, он не отдаст мне. Так он поступает. Пользуется выгодою своего положения, чтоб извлекать мы годы из людей, интересующихся его сестрою. Так он опивает п обыгрывает Яковлева, которому тоже, конечно, не отдает проигранных денег. «Он пропьет меня за полштофа», — говорит О. С., и с ее слов Чесноков и Шапошников — и решительно справедливо. дним словом, он низкий человек.

Да, я еще позабыл одну свою шутку с нею после первого вечера у Акимовых. Мы разъехались в 44 часа. Я проснулся в 11 часов. Но мне вздумалось исполнить ее просьбу для шутки в 1 — й же класс, который был у меня в VII классе. Это должно быть и среду. И я нарочно хотел спросить у нескольких человек урок, чтоб спросить и Васильева и поставить ему 5. Потом отослать журнал к О. С. Я думал, что, может, осердится за эту смелость, но думал, что шутя и объявит мне благодарность. Я сильно колебался, делать ли это, наконец, сказал: да до каких же пор мне быть робким? вздумал сделать, так сделаю. — И вот в среду я взял с собою бумаги, сургуч, печать (церковную для большей важности), нитки и отправился в гимназию. В VII классе спрашивал урок — так, это было в среду, потому что раньше этого были у [меня] часы в IV классе, где я приготовил записку к Ростиславу. Спрашиваю уроки у 4–5 человек, спрашиваю, наконец, и его и потом снова других. Венедикт ничего не знает. Все-таки я ставлю ему 5. После этого ухожу в канцелярию, вкладываю в журнал приготовленную записку в этом роде: «Ростислав Сократович, посылаю к вам мой классный журнал и покорнейше прошу вас показать его О. С., чтобы Она (большою буквою) лично могла сама убедиться в том, как послушно исполняются мною ее приказания». Завертываю в бумагу. Надписываю: Ростиславу Сократовичу Васильеву, обертываю ниткою, запечатываю так, что никто не может видеть, что такое в свертке, вхожу в класс, отдаю Венедикту. Потом меня взяла некоторая робость. Я боялся, что она обидится. На другой, день Венедикт отдает мне сверток, из которого дома я вынимаю журнал и несколько конфеток. Я ждал ее записки с изъявлением благодарности. Но записки, конечно, не было. Я был очень обрадован успехом своей шутки. У меня до сих пор цел этот сверток, запечатанный ее ручкою разноцветными печатками. Я его получил 29 февраля в четверг. Конфеты — это первый ее подарок мне —