Полное собрание сочинений в 15 томах. Том 1. Дневники - 1939
Шрифт:
Почему же я думал суток двое после вечера на святках у Шапошниковых о Патрикеевой и с удовольствием любезничал с ней в первый вечер у Акимовых, т.-е. 26 генваря? Главным образом 472 ми i ому, что это была первая девушка, с которой я говорил смелое» которой я любезничал, — меня радовала моя смелость, мое лю~
и шичанье. Я думал не о ней, а о том, что я смело любезничал < мгіо.
I Іо как я увидел О. С., я решительно потерял всякую охоту-і мо греть на Патрикееву и говорить с ней, и если иногда говорил, и. единственно из совестливости, чтобы не заставить ее огорчиться моим слишком большим невниманием. Патрикеева даже не іоі млась мне хорошенькою. У нее нет в лице того глупенького выражения, как у Кобылиной, нет ни одной позы, в которой она абсолютно не нравилась бы, как
А О. С.? Во-первых, она решительно хороша собою, как мне показалась тогда — теперь я нахожу, что она красавица, и она. м самом деле красавица. Но тогда мне показалась она просто весьма хорошенькою. И тогда уж готов я был сказать, что по чертам лица она гораздо лучше всех, кого я видел в Саратове — в Петербурге ведь я никого не видел (кроме той хорошенькой девушки на выставке и молоденькой хозяйки Ив. Вас. Писарева в Семеновском. полку на вечере — но тех я видел слишком мельком и. слишком издалека и только любовался ими, как картинками, никак нс более. А дама в бель-этаже в опере на последнем представлении, когда я сидел в креслах? Уж это решительно только любовался и более ничего, еще менее чего-нибудь другого, чем в тех двух случаях; всего этого нельзя даже сравнить с тем, как я любовался Кобылиной, — далеко ниже) 226. Конечно, мне ничье лицо-не нравилось так, как ее лицо или, по-настоящему говоря, я, только глядя на нее, не чувствовал сомнения в том, что она действительно мне нравится, что она действительно хороша!
А она на самом деле хороша! в самом деле хороша! увлекательно хороша!
Но еще более мне нравилась живость, бойкость, — инициатива сс характера и обращения. Не из нее надобно выспрашивать, она сама требует — это решительно необходимо при моем характере, |мне] который необходимо должен всегда дожидаться, чтоб им управляли, чтобы говорили: делай то-то и то-то, делай вот что; при моем характере, который решительно лишен всякой инициативы, — на этом-то и основано, что я решительно в душе, по сердцу, а не по одним умственным убеждениям демократ. Я всегда должен слушаться и хочу слушаться того, что мне велят делать; я сам ничего не делаю и не могу делать — от меня должно требовать, и я сделаю все, что только от меня потребуют; я должен быть подчиненным — как всегда и был, даже подчинен был людям, которых ставлю ниже себя, напр., Срезневскому, а не управляющим им; ведь, напр., и в классе я хотел бы говорить то, что хотят слушать ученики, хотел бы ставить такие отметки, какие должен ставить по их мнению. Так и в семействе я должен играть такую роль, какую обыкновенно играет жена, и у меня должна быть жена, которая была бы главою дома. А она именно такова. Это-то мне и нужно. Пусть мне говорит: живи так, ешь то, ложись тогда-то, поезжай со мной туда-то, купи то-то; пусть мне говорит: я хочу, чтоб образ нашей жизни был таков-то, чтоб наши деньги употреблялись так-то.
Да, у нее много характера. Я буду иметь, конечно, много влия-. ния на нее, но она будет иметь на меня гораздо более. Что же выйдет? У меня характер мнительный, робкий, неуверенный в самом себе, поэтому постоянно наклонный к унылости, тоске. Если случается, что у меня гости и что они не придают своего направления разговору, у меня тотчас является унылость и вялость, скука и тоска. Но если в людях, с которыми я сижу, господствует какое-нибудь истинно определенное расположение духа, т.-е. какая-нибудь живость и не тоскливость, я всегда поддаюсь ему и сам от души становлюсь жив и весел.
Такова именно она. Она разольет живость, веселье на нашу жизнь, и мы будем жить игриво, «припеваючи», именно
Не дай бог, чтобы моя жена подчинялась моему расположению духа! Тогда у нас было бы страшное уныние и тоскливость. Напр., если б вроде Кат. Матв. Патрикеевой — она стала бы ходить повесив голову, как хожу я, если предоставлен сам себе, — тосклива б была наша жизнь. И она завяла бы, и я изныл бы, глядя на нее и на себя.
У нее именно такой характер, какой нужен для моего счастья и радости. Это одна из главнейших причин, по которой я хочу иметь своею женою именно ее.
Какая завлекательность в обращении вследствие этого! Этой завлекательности нельзя противиться. Смело, бойко, решительно она овладевает тобою, и радостно идешь, куда ведет она! И как является, бывало, напр., у Акимовых, кто царствует? Она, она царствует над всеми, она душа всех и всего, все смотрят на нее, все хотят говорить с ней, все думают о ней.
Для всех почти это кажется кокетством. Кокетство, может быть, и есть в ней, но его в сущности должно быть довольно мало, менее, чем в других. Нет, что она увлекает — делается без особого желания кокетничать с ее стороны. Нет, в ее характере то, что когда она держит себя совершенно непринужденно, так, как ее характер велит ей держать себя, она завлекает всех.
Это вторая причина по моей программе.
3. — Чрезвычайная доброта сердца (много случаев, назову только два: кадриль с Сахаровым, чтоб его не огорчить, тогда, когда ей хотелось танцовать с Палимпсестовым, и то, что давала меловать руку Шапошникову у Чесн[оковых], — а со мной сколько раз эта доброта проявлялась! Постоянно, постоянно! Чрезвычайная мягкость характера, необыкновенная мягкость — решительно н ней нет упрямства, нет ни малейшего следа капризов.
И эта доброта, эта мягкость, это веселье при ее тяжелом несносном положении в семействе! Да, этот характер переработает меня, не поддастся моей наклонности к апатии, вялости, а сделает меня похожим на нее! А сколько случаев доброты со мной! Постоянно! Напр., хотя 5 кадриль в маскараде, которую хотела она танцовать с Веден [япиным]! Да разве я не делал постоянно выходки очень глупые, неловкие? Сердилась ли она на них? Разве я не держал себя весьма глупо, т.-е. не пользовался случаями сидеть с ней, говорить с ней, какие она сама предлагала мне? Разве я не был весьма часто решительно глуп? bete? Разве я не постоянно вел себя так, что ко мне шла поговорка: Si jeunesse savait^ [169] А разве я не называл ее постоянно кокеткою, большею частью весьма некстати, т.-е. при людях, при которых это вовсе не следует говорить? Разве я не целовал ее руку всегда весьма холодно, по принуждению, говоря, что это я делаю только потому, что она этого хочет? Разве мало и говорил я ей, и делал с нею такого, что решительно раздражало бы, оскорбляло бы всякую другую девушку? А теплое, искреннее пожимание моей руки?
169
Если бы молодость зыала.
Боже мой, сколько в ней ума и такту! Боже мой, если б во мне была хоть сотая доля этого такту! Я говорю не про неловкость мою, — это само по себе, это другое — а про такт, которого я у себя нахожу более, чем у других!
Обошлась ли она, при всей странности, эксцентричности (не говорю уже о betise, глупости, недогадливости) моих поступков и моего характера, со мной хоть раз невпопад? Нет, нет! Всегда, всегда какая проницательность и какой такт! Ни разу ни одного слова, ни одного движения неудачного!
Но теперь я знаю ее ум лучше, чем раньше. Она решительно умнее всех, кого только я ни видывал! Это гениальный ум! Это гениальный такт! Перед ней я чувствую себя почти так же, как в старые годы чувствовал себя перед Вас. Петр, в иные разы при разговорах о политике — вижу, что тут не я попираю других, а что надо мной могут, если захотят, посмеяться, потому что выше меня, потому что дальше и ширю меня видят! Потому, что более взрослы, чем я, который всех считает или тупыми, или детьми перед собою.