Полное собрание сочинений. Том 13. Война и мир. Черновые редакции и варианты
Шрифт:
В это время подходил к водке узенький, тоненький, с ввалившейся грудью, жолтым лицом и жолтым, вострым, носиком молодой солдатик, казавшийся олицетворением голода и слабости. Но несмотря на жалость, возбуждаемую наружностью этого солдата, в собранном, как кисет ротике, в бегающих покорных глазах было что-то такое смешное, что фелдвебель, как бы прося позволения пошутить, посмотрел на ротного и, заметив на его лице улыбку, сказал:>
— Вот Митин наш не отстал, пришел вчерась, — говорил фелдвебель, улыбаясь и указывая на проходившего к водке подергивающегося востроносого, худого солдатика, — его всё Бондарчук за штык волок.
<— Без Митина 5-ой роте нельзя быть, — сказал Белкин, глядя на жалкого вертлявого солдатика, который, закрыв в это время глаза, полоскал обе стороны рта водкой и пропускал ее сквозь свою вытянутую, с выступающим как у индюшки кадыком, шею.
— Сладко? — спросил Белкин, подмигивая Митину.
В рядах загрохотал одобрительный хохот.
— Уж кажется так, ваше благородие... сладко, что и не знаю, как... значит, — тоненьким голоском пропустил, улыбаясь и подмигивая, Митин.
— Василий Михайлыч! — всё улыбаясь радостно, сказал Белкин, увидав [2160]
2160
Зач.:Тимохина
2161
Зачеркнуто:отступать придется
— Что ж, ладно, — отвечал [2162] Ананьев, [2163] видимо подделываясь под беспечный и веселый тон Белкина, но тон его был очевидно неестественен. — Ну что вы, как? — прибавил он.
— Да я что, молодцом. Брат ко мне прибыл.
— Не на радость может прибыл, — сказал [2164] Ананьев.
— Вона! — крикнул Белкин, — волка бояться, в лес не ходить. Что вы всё скучны, Василий Михалыч? Вот мне всё весело! Я думаю, много вы думаете. Учены много. Другой раз я и жалею, что плохо учен, а то и думаю, лучше так нашему брату.> Да куда же вы? — прибавил он, слегка трогая его под локоть. — Пойдемте ко мне. Посмотрите, какой балаган мне мои молодцы сгородили. Не хуже полкового командира. [2165] Ананьев, морщась, пошел рядом с Белкиным. В шалаше была койка и стол из плетня. На койке спал человек в солдатской шинели, на столе лежала фуражка и трубка. Белкин убрал всё это, подвинул барабан Тимохину и сам сел на кончик койки.
2162
Зач.:Тимохин
2163
Зач.:печально, — мы положим
2164
Зач.:Тимохин
2165
Зач.:Тимохин
— Эй, барабан еще, — крикнул он. — Вот видите, — с гордостью оглядывая свое жилище, сказал Белкин. — Важно устроили.
В балагане было выскоблено, подметено и даже песком посыпано. На колышках акуратно висела одежда и шпага.
— Водочки не хотите ли? — сказал Белкин, доставая из под постели бутылку и чарку.
— Что ж это брат? — спросил [2166] Ананьев.
— Не выспался, — отвечал Белкин.
<Они помолчали>.
— Хороша книжечка, — сказал Белкин, — только я вас хотел спросить, [2167] — продолжал он, — что вы мне дали — я ведь читал.
2166
Зач.:Тимохин
2167
Зач.:сказал Белкин улыбаясь. — Я книжечку достал хорошую от полковника
— Какая это книжка? — спросил к[апитан] А[наньев]. Белкин показал ему Европейский Вестник 1804 г.
— Отделаешься, всё почитаешь. Славная книжечка. [2168]
— Вот что я вас хотел спросить, — сказал Белкин, улыбаясь и взявшись за книгу, — тут одна штука есть, я не понял. Вы, я чай, знаете? — он обратился к Т[имохину]. — Гердера статейка, я не понял.
<И он с приемами человека, непривычного обращаться с книгами, моча палец, перевернул несколько страниц и остановился на заглавии. Держа палец над заглавием, он, весело улыбаясь, передал книгу [2169] Ананьеву. «Человек сотворен в ожидании бессмертия», прочел он, ударяя несколько на о.
2168
Зач.:Он достал из чемоданчика переплетеный томик Европейского Вестника 1804 года. <Тимохин> Ананьев взял у него из рук и стал перелистывать молча. В книжке была статья Гердера, которая сильно [его] занимала. Ему хотелось поговорить с Белкиным о предстоящем сражении, но он боялся выдать свою боязнь.
2169
Зачеркнуто:Тимохину
— Что же вы не поняли? — спросил [2170] Ананьев и в первый раз в целый день улыбнулся — кроткой, спокойной и умной улыбкой. Только в этом мире мысли он был вполне собою.
— Да вы товсё знаете. А я вот и читал, да не понял. Вот эта, сначала Дюшесса Дозамбри и Кавалер Фериоль, — эту понял. А эту читал, читал, будто поймешь что, и опять нет, так и бросил, думаю спрошу у Василия Михайлыча.
— Да это [2171] очень просто, — сказал [2172]
2170
Зач.:Тимохин, — я знаю, я читал
2171
Зач.:мудрено
2172
Зач.:Тимохин
2173
Зач.:одушевляясь
Белкин слушал и улыбался, но видно было, что он не улыбался тому, что он слышал, а тому, что происходило в его душе.
— Вот он говорит, — Тимохин стал читать:>
«Взгляните теперь на животных, они питаются соками растений. Слон один уже есть гроб тысячи прозябений, но гроб живой, действующий. Поглощая их, он некоторым образом превращает их в животных, и так вот еще организмы низшего разряда, которые достигают состояния новой и полнейшей жизни».
— Он говорит, что трава перейдет в животное, а животное в человека, а человек в ангела, в какое-нибудь высшее существо, — объяснял [2174] Ананьев. — Он говорит, что коли ни трава, ни зверь не умирает, а переходит в другие существа, так тем паче душа человеческая, которая важнее этого всего, не может умереть, а тоже должна перейти в какое-нибудь другое существо...
2174
Зач.:Тимохин
<— Так, так,> — сказал <Белкин.>
— Вот видите ли, он говорит, — <Ананьев> [2175] стал опять читать.
И чем дальше он читал, тем более дрожал его голос. [2176]
«И когда последний сон, сон смерти, овладеет нашим скорбным телом, тогда, подобно как обыкновенный сон освежает и обновляет в нас источник жизни, умеряет не в меру ускоренное движение, так ровно и сон смерти заживляет в нас некоторые язвы, коих жизнь исцелить была не в силах: доставит нам отдохновение после трудов жизни, приготовляет душу к радостному пробуждению, к рассвету обновленной юности». [2177]
2175
Зач.:Тимохин
2176
Зач.:и слезы, которые бог знает зачем явились в его
2177
Зачеркнуто.:дочел Ананьев и отвернулся, чтобы отереть слезы.
<Тимохин читал с волнением и дрожанием слез в голосе.>
— Это так, — сказал [2178] Белкин, которому видимо сообщилось, хотя и не смысл слов, но волнение Т[имохина].
— Ай да Гердер. [2179] И правда другой раз сидишь, сидишь и подумаешь: вот живем, живем, хвать тебя по затылку и капут, [2180] как Сафронова нашего.
— А то вот хорошо, — сказал Белкин. [2181] — О черкашанках пишет какой-то. — Он стал читать, едва удерживаясь от смеха, которого он видимо сам стыдился, но не мог удержать. «Черкашанки славятся красотой и заслуживают сию славу от удивительной белизны...» [2182]
2178
Зач.:Белкин задумчиво. — Вот так хорошо <это так>
2179
Зач.:прибавил он весело
2180
Приписано позднее и зач.:Князь Андрей сидел и смотрел на них. В его душе вдруг распустился цветок любви и сожаления к этим людям, открылось новое чувство участия к людям братьям и этот мыслящий тонкий человек и этот весельчак были милы и дороги ему.
2181
Зач.:Он раскрыл книгу.
2182
Зач.:Он не дочитал.
В это время в воздухе пронесся приятный звук дальнего выстрела и вслед за тем послышался близко свист, быстрее и слышнее, слышнее и быстрее, и ядро, как будто не договорив всего, что нужно было, с нечеловеческой силой взрывая брызги, шлепнулось в землю недалеко от балагана. Как будто ахнула земля от этого страшного удара.
Всё замолчало и ждало. Раздался дальний выстрел из неприятельской пушки. Т[имохин] побледнел и нижняя губа его задрожала. Он хотел выговорить что то, но не мог. [2183]
2183
Приписано позднее и зач.:— Ага! — медленно проговорил сквозь зубы Болконский с таким выражением, как будто он заметил, что запачкал сертук, и, так же медленно встав, вышел из балагана, не оглядываясь на Т[ушина].