Полное собрание сочинений. Том 2. С Юрием Гагариным
Шрифт:
Он знал, что весна уже тронулась в путь. Он улетал на проталины, ковырял озябшими лапами землю и усердно чинил гнездо на березе. Люди поднимали глаза кверху и улыбались: прилетел… Значит, весна…
Девушкам и одному парню раздали синие, как мартовское небо, тетрадки. Первый урок провела Люба Перегудова, землячка, о которой сам Хрущев сказал: «Молодец, Люба!», о которой писали газеты и говорили по радио.
На этом первом уроке тетрадок не открывали. Запоминалось без записей, потому что это и не урок был, а так просто — девичий разговор.
Сто двадцать девушек и один парень увидели
— Ростом ниже меня, — шепнула подружке самая маленькая из ста двадцати — Маруся Алябина.
«Да совсем обычная, такая же, как и мы», — подумали сто двадцать девушек и один парень. Это было самое главное, что надо было усвоить на первом уроке.
Говорили на этом уроке о тощей и жирной земле, о тракторе «Беларусь», о кукурузных квадратах, нормах высева и прочих премудростях кукурузного дела. Сто двадцать девушек и один парень поняли, что «Любина кукуруза» может расти по всей области, а трактор «Беларусь» будет слушаться девичьих рук. Но надо, конечно, учиться… В день первого урока ярко светило солнце. Когда провожали Любу, грач на березе чистил перья и совсем по-весеннему пел нехитрую грачиную песню. Из-под осевших сугробов на дорогу текли первые робкие ручейки.
Сколько новых непонятных и пугающих слов: «карбюратор», «картер», форсунка»… Испугалась этой премудрости Тая Дуранова. Тихонько собрала чемодан — и ночью на вокзал.
Через три дня вернулась: «Застыдили в совхозе»…
Пишут сто двадцать девушек трудные слова в тетрадку. Парню легче. Парням техника легче дается. Оттого к парню за консультацией нет отбоя. Сообща промасленными руками разбирают и собирают карбюраторы, картеры и форсунки.
Приходят из института студенты, тоже закатывают рукава. Показывают, объясняют.
Появились в журнале отметки. У парня, конечно, пятерки. У девушек — разные цифры в журнальных клетках. Пятерки у Вали Сукмановой, у Гали Власовой, у Нины Бибаевой. У Раи Жуковой тоже пятерки. Рая Жукова — уважаемый человек. Год назад ее выбрали в Верховный Совет республики. Ее кукуруза с перегудовской спорила. Рая хорошо поняла: на кукурузном поле нужна машина. И надо уметь управляться с этой машиной. Вместе с подружками депутат республики копается в промасленных «железках», которые, если собрать правильно, прекратятся в послушную и легкую «Беларусь».
Девушки уже знают, какая это машина. Уже две недели по три часа ежедневно сидят они за рулем. Рядом, правда, инструктор — опытный тракторист сельскохозяйственного института.
Но девушки и без инструктора уже аккуратно проезжают узкие «ворота» из колышков, оставляют ровный, как по линейке, след на снегу. Это очень важно, чтобы след — как линейка. Это значит — хорошие получатся квадраты на кукурузном поле.
После трактора подойдет очередь сеялки, разных навесных механизмов, потом краткий курс агротехники. А когда высохнет луг за Акунами, сто двадцать девушек и один парень начнут учебный сев. Будут у девушек и Сашки Королева экзамены по всем правилам. И уже этой весной посеют они на родной пашне первые семена.
Поселок Ахуны стоит на горке. Глянешь сверху — тают в весеннем тумане синие зубцы леса. Оттуда, из-за синих зубцов приходят
…Растаяли сугробы в Ахунах. На площадке за тополями с утра до вечера снуют красные и голубые «Беларуси». Ровные, как по линейке, следы от колес. Сто двадцать девушек и один парень прокладывают след по талону снегу.
На берегу возле площадки набухли почки. Шапками висят на ветках грачиные гнезда. Возле каждого гнезда появился хозяин. Солнечными днями с утра до вечера стоит над Ахунами грачиный грай. Поди найди среди весенней стаи того разведчика, которому холодный вечер ерошил перья. Не узнать теперь смельчака среди веселой и хлопотливой стаи…
Ахуны, Пензенская область. 1 апреля 1961 г.
Люба, Любушка…
О Любе уже писали. Снимали ее для кино и газет. Немного избаловали. Я сказал ей об этом. Она не обиделась. Она сказала, что в двадцать пять лет у человека должно хватить ума не задирать носа. А если и заметили что, то сами и виноваты.
Один то прибавит, другой — еще что-нибудь. Поневоле… — И рассмеялась. И весь ее озорной, веселый характер проглянул в улыбке, в привычке глядеть собеседнику прямо в глаза. Вот она перед вами, Люба Перегудова. Девушка из деревни Ново-Студеновка.
В Ново-Студеновку я приехал в самое растополье. В лесу, у дороги, лежал снег, а на буграх грачи уже делали ревизию пашням.
В ложбине, за Любиным домом, первые чибисы радостно спрашивали: «Чьи вы? Чьи вы?..»
В новом со смолистым запахом доме живут трое: Люба, Любина мать и на правах брата — Любин племянник Колька, мальчишка с пионерским галстуком. Видимо, по вкусу жильцов и портреты на бревенчатых стенках: темная икона в углу, портрет Фиделя Кастро возле окошка и большая, в рамке, фотография немолодой женщины с полным и добрым лицом.
— Долинюк?
— Долинюк…
Запиваем молоком сладкие кукурузные зерна и по косточкам перебираем несложную Любину биографию. В разговор изредка вставляет слово Любина тетка, Ксенья Фроловна Горина.
Для Любы тетка — не только родственница.
Ксенье Фроловне было столько же, сколько Любе сейчас, когда по пыльной дороге между стенами ржи провожала брата. Печальные были проводы.
Солдат обнял жену, по очереди обнял пятерых ребятишек. С сестрой солдат долго шел рядом: