Полное собрание сочинений. Том 2. С Юрием Гагариным
Шрифт:
— О чем вы подумали, когда получили сигнал о приземлении?
— О том, что наступил самый важный момент…
— Как встретила Земля?
— Погода была отличная. Небольшая облачность, солнце, ветерок. И когда надо мной раскрылся парашют и я ощутил крепкие стропы — запел! Запел во весь голос, что называется — на всю Вселенную: «Родина слышит, Родина знает, где в облаках ее сын пролетает»…
Да. Родина слышала своего сына. Родина каждую минуту знала, где он находится, как себя чувствует. И вот сейчас она опять следит за его полетом. Но теперь
Недалеко от столицы из облаков неожиданно вынырнула семерка реактивных истребителей.
На глубоких виражах они разошлись, на секунду скрылись из виду, и вот они уже рядом с «Илом». По два — у крыльев, три — сзади.
Мы видим улыбающиеся лица летчиков.
Юрий долго смотрел на них, махал им руками. Потом позвал бортпроводницу и протянул листок:
— Попросите, пожалуйста, радиста передать от меня…
И радист передал: «Друзьям летчикам-истребителям. Горячий привет! Юрий Гагарин…»
Все буквально прилипли к иллюминаторам.
И в тот самый миг, когда летчики услышали привет космонавта, они чуть-чуть покачали ему крыльями. Мелькнули подмосковные поселки внизу. На улицах и на шоссе — толпы людей. Они видят Ил-18, окруженный семеркой истребителей. И даже если не слышат радио, понимают: летит он, герой космоса.
И вот под крылом Москва. Сверху видно: людские реки на улицах. Алые флаги, знамена движутся к центру, на Красную площадь, к Кремлю. Потом мелькают башни Кремля, проносятся очертания зубчатой древней стены. Сколько видели седины Кремля, но такого…
Не было на земле такого! Юрий прильнул к иллюминатору. Следы волнения, счастья на его лице. И нам показалось, что если бы он даже расплакался в эту минуту, люди бы поняли его слезы…
— Юра, ты долго ждал этой минуты?
— Совсем не ждал. Не думал, что мне придется…
Скрылась Москва. «Внуково». Ушли в облака истребители. Выпущено шасси. Мы не услышали легкого касания земли. Земля, как мать, ласково приняла в объятия своего Сына… Юрий оторвался от иллюминатора, выдохнул:
— Ну, вот и дома…
…Самолет рулил туда, где возле здания аэропорта уже разлилось людское море. Сейчас, сейчас люди увидят Героя Юрия Гагарина, гражданина Союза Советских Социалистических Республик, вернувшегося на родную землю из далекого космоса…
П. Барашев, В. Песков. 15 апреля 1961 г.
Тюльпаны Гагарина
Советский Союз. Москва. Гагарину… Миллионы писем, телеграмм и радиограмм на всех языках земли несутся сейчас по этому адресу. И каждая строка, каждая буква этих депеш полна теплого, сердечного привета и благодарности тому, кто первым шагнул в таинственный
Первыми сердечный дар герою принесли жители района приземления. Они вручили ему две изящные модели космических кораблей. С того дня трогательные письма, стихи, песни, рисунки идут по короткому адресу: Первому космонавту.
А вчера в Москву на имя Юрия пришла огромная посылка. Когда ее раскрыли, там оказались необыкновенной красоты тюльпаны. Алые и золотистые, как чистые солнечные лучи, они были бережно по одному упакованы в тонкую папиросную бумагу. А сверху — письмо. На голландском и русском языках.
«Высокоуважаемый господин Гагарин! Позвольте мне, голландскому специалисту по выведению новых сортов тюльпанов, иметь удовольствие поздравить Вас с Вашим удачным полетом в космос. Настоящим сообщаю Вам, что в знак нашего восхищения в Голландии Вашим полетом мы дали одному из новейших сортов наших тюльпанов Ваше имя. Я надеюсь, что Вы не откажетесь принять от меня в знак уважения букет этих цветов, которые высылаю.
С глубоким уважением.
Д. В. Лефебер.
Лисе, Голландия, апрель 1961…»
…Сто двадцать видов и несколько тысяч сортов тюльпанов разнообразных окрасок знают садовники нашей земли. Среди них сорта «дарвинский», «Рембрандт» и многие, многие другие. И вот в апреле 1961 года появился ее один сорт тюльпанов — «Гагарин»… Вот они, эти цветы. Мы сфотографировали их, перед тем как они были вручены самому космонавту.
П. Барашев, В. Песков. 23 апреля 1961 г.
В полете
У окошка с полукруглой надписью «Касса» мы дышим друг другу в затылок. Переминаемся с ноги на ногу и десятый раз читаем плакат, предлагающий «Волгу» за тридцать копеек.
Самолетов не было целые сутки. Теперь выручить мог только попутный из Оренбурга. Он с пассажирами, но сколько-то мест будет оставлено.
Стоящие у двери опускаются на чемоданы — сегодня не улететь. А мы у окошка волнуемся, прикидываем шансы. Если шесть — улетим все.
Если пять мест — кому-то остаться. А, может, три. Остаться не хочется, просто нельзя оставаться — у каждого срочное дело.
Нервничает молодой лейтенант в новой, необмякшей шинели. Каждые десять минут он лезет в карман, читает бумажку. Бумага, видать, серьезная. Глядя в одну точку, костяшками пальцев лейтенант начинает выстукивать марши.
У самого окошка стоит молчаливый старик в очках. Седые, аккуратно подстриженные усы и бородка, в руках старинный докторский саквояж. Сосредоточенно, как первоклассник, старик рисует симпатичного чертика на пластмассовой полке возле окошка.
Медленно движется стрелка на больших круглых часах… У кассы мы все равны. Только у одного преимущество. У него телеграмма — летит на похороны. Ему билет в первую очередь.