Полное собрание сочинений. Том 21. Мир на ладони
Шрифт:
Монарх не самая красивая из бабочек. Знаменитой сделали ее перелеты. Тысячи километров движутся яркие летуны по пути к незнакомому месту, затерянному где-то в Мексиканских горах. Они безошибочно эту точку находят. И это остается одной из загадок биологической навигации.
Летят бабочки только днем. Полет их трудный. Помеха главная — ветер, хотя, оказавшись попутным, бабочкам он помогает.
Многие становятся жертвами птиц, для которых большие скопления летунов — добыча легкая и желанная. Иногда, не по своей воле, бабочки летят над городами, поражая людей оранжево-черной живой метелью.
Самцы по дороге на север все погибают. А самочки, долетая до любимых своих молочаев, в благоприятное теплое время
Монархи не единственные летуны на значительное расстояние среди бабочек. Но если у других чешуйчатокрылых перелеты связаны с поисками новых жизненных пространств, то у монархов мы видим целенаправленные миграции в определенное место с возвращением на родину.
Бабочка, кокон и гусеница — все вместе.
Фото В. Пескова и из архива автора. 8 октября 1999 г.
В гостях у лесничего
(Окно в природу)
Первые дни в октябре были волшебными. Над Жиздрой утрами стоял туман, да такой, что в белом его молоке лошади как бы плавали — видно было только голову, шею и спину. Даже ворон, сидевших на облетевшем ясене, эта картина завораживала, и они не пугались ни скрипа двери, ни наших шагов, ни голоса, однотонно просившего с другого берега невидимой Жиздры: «Кум, перевези!» Наконец заскрипели в тумане уключины, и две невидимые нам души, соединившись, дружелюбно обсуждали вчерашнее деревенское происшествие. «Пить надо меньше!» — встрял в разговор мужиков женский голос….
К Жиздре мы шли по шею в тумане. Казенная фуражка лесничего Сергея Михайловича Новикова была для нас маячком над белым разливом. Ощупью, держась за перила, благополучно миновали скользкие из жердей кладки через болотце и были где-то возле реки. Беспокойно в тумане крякала утка и, пугаясь нас, полетела, свистя крылом.
— Вот полюбуйтесь, — остановился Сергей Михайлович и поднял повыше ладонь, чтобы мы разглядели сокровище, лежащее кверху ногами.
Шмель. Растрепанный, в черной бархатной одежонке с темно-оранжевыми полосами, весь покрытый капельками росы, летний гуляка безропотно принял неизбежный с осенними холодами конец. «Я вчера еще заприметил его: не жилец. Впрочем, можно попробовать оживить», — Михаил Сергеевич подышал в кулак.
Не добившись успеха, еще подышал. А тут и солнышко подоспело. Вынырнув из тумана, как из мешка, оно и шмеля достигло теплым своим лучом, и чудо случилось: потрепанный шмель шевельнул лапками и вдруг пополз по теплой ладони и перелез на осенний запоздалый цветок…
Даже маленькая радость с утра способна весь день сделать ладным, складным, даже счастливым. Солнце быстро съело туман. Обозначились дали с желтыми пятнами леса. Жиздра текла у ног голубой и спокойной.
У Жиздры стоит маленький городок с веселым названьем Козельск. В нем в те дни рубили капусту, жгли картофельную ботву и кучи опавших листьев. Пахучий дымок напомнил далекое время, когда с востока сюда, до Козельска, в марте 1238 года докатилось войско Батыя. Пала Рязань, пала Москва, а Козельск, как маленький ежик, ощетинился и сорок дней сражался, пока не лег прахом. И этим стал в истории знаменитым.
Позже с юго-востока сюда то и дело «изгоном» (быстрым набегом) наведывались крымчане.
Козельск в те годы нес сторожевую службу. Стрельцы на вышках пристально наблюдали за
«Я не смогу — бумаги замучили, а вы съездите посмотрите, в самой глухой части леса есть что-то, о чем тут спорят. Камни какие-то: крепость не крепость, жилье не жилье. И все древнее…»
Лесничий Сергей Михайлович Новиков.
После полудня с местным краеведом (геологом в прошлом) поехали мы к местечку с названьем «Чертово городище».
Ехали по лесам давним, примыкавшим когда-то к брянским. Ходил по этим лесам топор, но все же сохранились в них древеса, высоко державшие головы над старым уже подростом. Соснам лет полтораста, дубам — за двести. Внизу стоял уже сумрак, а головы великанов были освещены заходящим солнцем и все сияли прощальными красками осени.
Ни единой души, ни зверя не встретили мы по дороге к «Чертову городищу». Только синицы пищали, собираясь к месту ночлега, да сойка будоражила лес истошным криком. Проехать тут можно было только на вездеходе, а потом пришлось пехом двигаться по кустам, по колючкам, осоке, местами балансируя на тонких жердочках перелазов.
Места у Жиздры равнинные, но вдруг лесная тропинка потянула нас в гору. И вот мы стоим уже на огромных вздыбленных серого цвета камнях, в щелях между которыми растут дерева. Кое-где корни дубов обнажены, и видно, как крепко камни ими обвиты. Тихо. Слышно внизу — с шорохом падают листья, ползет еле видимый хлопотливый жучок. Сова круто бесшумно развернулась и тут же скрылась за елью.
Путешествуя по ломаной каменной горке, невесть откуда взявшейся тут, на равнине, надо беречься — в любом месте, поскользнувшись на травах, на зеленом бархатном мхе, полетишь вниз.
Наверху то ли от преодоленного лесом пространства, то ли еще от чего чувствуешь подъем духа. Человеку со склонностью к мистике бог знает что может тут прийти в голову. Откуда эти камни? Геолог уверенно говорит, что им миллионы лет. Лились когда-то широкие русла воды по равнине, несли песок. Из песка спрессовались тут глыбы. «Вот, глядите, дырки в камнях — следы росших когда-то в песке корней». Похоже на правду. Но что тут было миллионы лет после того? Каменная гора непременно привлекала людей. Краеведы тут спорят: одним мерещится забытый каменный город, другие видят след поселенья. При раскопках находят следы человека — черепок от горшка, косточку. Нечто подобное я видел в прошлом году в Швеции, но не стал догадку свою «обнародовать» до встречи с Сергеем Михайловичем.
Он вежливо выслушал все суждения и сказал: «Я думаю, это было языческое капище — молельное место. Очень уж впечатляюща горка.
Наверняка молились тут угро-финны, приходили молиться и приносили языческие дары и поздние поселенцы. Тут могли горшок с кашей оставить, а могла и кровь пролиться, если хотели задобрить богов. Место во всяком случае интересное. И быть одному на нем, по себе знаю, как-то даже и страшновато — очень чувствуешь глыбищу времени, а себя — муравьем на камнях».
Улегшись спать, мы говорили об угро-финнах, живших когда-то в этих местах. Названия речек, озер, заметных горок — это следы жившего тут лесного народа. Лес, тленный, как все живое, не может о том рассказать, а камни, если б заговорили, много б всего поведали.