Полное собрание сочинений. Том 27.
Шрифт:
Итак, к концу жизни Толстой вспомнил свое давнее увлечение Аксиньей, и это может служить лишним косвенным доводом в пользу предположения о том, что он обратился вновь к повести именно незадолго до смерти.
Нужно думать, что увлечение Аксиньей было не единственным поводом к написанию «Дьявола». В конце 1870-х гг. Толстой очень мучительно переживал чувственное влечение к яснополянской людской кухарке Домне. 24 июля 1884 г. он писал Черткову: «Скажу вам то, что со мной было и что я никому еще не говорил. Я подпал чувственному соблазну. Я страдал ужасно, боролся и чувствовал свое бессилие. Я молился и все-таки чувствовал, что я бессилен, что при первом случае я паду. [453]Наконец, я совершил уже самый мерзкий поступок, я назначил ей свидание и пошел на него. В этот день у меня был урок со 2-м сыном. Я шел мимо его окна в сад, и вдруг, чего никогда не бывало, он окликнул меня и напомнил, что нынче урок. Я очнулся и не пошел на свидание. Ясно, что можно сказать, что Бог спас меня... [454]Тогда я покаялся учителю, который был у нас, и сказал ему не отходить от меня в известное время, помогать мне. Он был человек хороший, он понял меня и, как за ребенком, следил за мной. Потом я еще принял меры, чтобы удалить эту женщину, [455]и я спасся
Так два глубоко волновавших Толстого увлечения, отдаленные друг от друга промежутком в двадцать лет, отложившись в его душевной жизни, на ряду с фактами из биографии H. Н. Фридрихса, дали материал для «Дьявола». [456]
Ознакомившись с «повестью об Иртеневе», Чертков усиленно советовал Толстому напечатать ее. Об этом он писал ему в письмах от 20 февраля и 21—25 октября 1890 г. В последнем письме Чертков между прочим писал: «Меня из Берлина и Швеции спрашивают переводчики и издатели ваших писаний о будто бы написанном вами «Roman du mariage» [457]— вероятно, это прослышали про вашу повесть об Евгении Иртеневе. Неужели нельзя еще ее выпустить в свет?» (АТ). Но боязнь возбудить у жены тяжелые переживания ревности была причиной того, что Толстой не только не думал о напечатании повести, но и в течение многих лет не притрагивался к ней и продолжал держать ее существование в секрете от окружающих, главным образом от Софии Андреевны.
Лишь в 1898 году, задумав помочь переселявшимся в Америку духоборам, он замыслил для образования переселенческого фонда продать издателям, в числе прочих, и повесть об Иртеневе. 14 июля этого года Толстой писал Черткову: «Так как выяснилось теперь, что много еще не достает денег для переселения духоборов, то я думаю вот что сделать: у меня есть три повести: «Иртенев», «Воскресение» и «Отец Сергий» (я последнее время занимался им и начерно написал конец). Так вот я хотел бы продать их на самых выгодных условиях в английские или американские газеты (в газете, кажется, самое выгодное) и употребить вырученное на переселение духоборов. Повести эти написаны в моей старой манере, которую я теперь не одобряю. Если я буду исправлять их пока останусь ими доволен, я никогда не кончу. Обязавшись же отдать их издателю, я должен буду выпустить их tels quels. [458]Так случилось со мной с повестью «Казаки». Я всё не кончал ее. Но тогда проиграл деньги и для уплаты передал в редакцию «Русского Вестника». Теперь же случай гораздо более законный. Повести же сами по себе, если не удовлетворяют теперешним требованиям моим от искусства, — не общедоступны по форме, — то по содержанию не вредны и даже могут быть полезны людям, и потому думаю, что хорошо, продав их как можно дороже, напечатать теперь, не дожидаясь моей смерти, и передать деньги в комитет для переселения духоборов» (AЧ).
Однако, перечитав в тот же день «Иртенева», Толстой решает, что его не следует печатать. В приписке к письму читаем: „Нынче же перечел рассказ Иртенева и думаю, что не напечатаю его, а ограничусь «Воскресением» и «Отцом Сергием» [...] «Иртенева» нехорошо печатать, потому что мотив один и тот же, что в «Отце Сергии»“. Следует полагать, впрочем, что от печатания «Иртенева» Толстого удерживало не только им самим указанное обстоятельство, но и то, главным образом, что опубликование повести могло сильно огорчить жену.
Насколько такие опасения имели за собой основания видно из следующего. О связи мужа до брака с Аксиньей С. А. Толстая знала из его дневников, с которыми ее ознакомил сам Толстой. Через несколько месяцев после свадьбы Аксинья вместе с другой крестьянкой мыла полы в яснополянском доме. [459]Софья Андреевна, увидав ее, испытала острое чувство ревности, о чем говорит запись ее дневника от 16 декабря 1862 г.: «Мне кажется, я когда-нибудь себя хвачу от ревности... Влюблен как никогда!» [460]И просто баба, толстая, белая, ужасно. Я с таким удовольствием смотрела на кинжал, ружья. Один удар — легко. Пока нет ребенка. И она тут, в нескольких шагах. Я просто как сумасшедшая. Еду кататься.
Могу ее сейчас же увидать. Так вот как он любил ее. Хоть бы сжечь журнал его и все его прошедшее». [461]
Когда весной 1909 г. Софья Андреевна впервые ознакомилась с рукописью «Дьявола», она пришла в сильное возбуждение, результатом которого было тяжелое и очень напряженное объяснение с мужем. В тот же день, 13 мая, Толстой отметил в дневнике, что жена нашла «Дьявола», и «в ней поднялись старые дрожжи».
Впервые «Дьявол» был напечатан в 1-м томе «Посмертных художественных произведений Л. Н. Толстого» под редакцией В. Г. Черткова, издание A. Л. Толстой, М. 1911, — по исправленной Толстым копии, сделанной рукой В. Г. Черткова и И. И. Горбунова, сверенной с автографом. Так как в распоряжении редактора не было автографа варианта конца повести, то он был напечатан по списку, не абсолютно точному, сделанному рукой Н. Л. Оболенского. В этом издании в тех случаях, когда одни и те же лица назывались разными фамилиями, фамилии унифицированы. Так, Иртенев, в переделке начала автографа дважды названный Тверетиновым, всюду остается Иртеневым. Муж Степаниды, в начальных главах фигурирующий под фамилией Печникова и в VII, XVIII и XIX главах четыре раза названный Пчельниковым, всюду называется Печниковым. В XII главе сказано, что Степанида была в желтом растегае и в плисовой безрукавке, а несколько ниже, в той же главе первоначально написано, что «за деревьями мелькнула плисовая безрукавка на желтом растегае и красный платок», но затем слово «желтом» зачеркнуто и заменено словом «розовом». В издании A. Л. Толстой растегай в обоих случаях — желтый. (В берлинском издании І-го тома «Посмертных художественных произведений» Толстого (издание «Свободного слова» В. и А. Чертковых, 1912 г.) во втором случае напечатано: «на желтом, розовом растегае».) В главе XIII, в автографе, после слов: «Да, надо сделать это», стр. 502, строка 5, написано: «И решившись на это, он пошел в контору». Но на полях после слов: «Да надо сделать это» сделана вставка: «говорил он себе» и т. д., кончая словами: «всё ради своих мыслей». Редактор выпустил слова «и решившись на это», оговорив в примечании к тексту повести, что
Все дальнейшие публикации «Дьявола» представляют собой перепечатку текста довести в издании А. Л. Толстой. Новая сверка с рукописями (за исключением автографа варианта конца) была произведена лишь при публикации повести в XII томе «Полного собрания художественных произведений» под редакцией Б. Эйхенбаума и К. Халабаева, Государственное издательство, М. — Л. 1928. Здесь восстановлено написание автографа «гостью» и инициалы «Е. И.» во второй и третьей главах раскрыты как «Евгений Иртенев». В главе VI, стр. 402, строка 44, воспроизведена явная описка Толстого: «ни раза», и последний абзац XXI главы основной редакции напечатан исключительно по автографу, с устранением обеих поправок, сделанных Толстым в этом абзаце в копии. В остальном повторены в основном все приемы и особенности издания А. Л. Толстой. В приложении к тому напечатано (неточно) несколько зачеркнутых вариантов автографа повести и один, помеченный Толстым словом: «пр[опустить]».
В настоящем издании текст «Дьявола» печатается по автографу и по исправленной Толстым его копии; вариант конца повести — по автографу. В последнем абзаце повести в копии сделаны рукой Толстого следующие исправления. После слов: «если Евгений Иртенев был душевно-больной», стр. 515, строки 3—4, Толстым вставлено: «тогда, когда он совершил свое преступление»; после слов: «то все люди также душевно больные», стр. 502, строка 4, слова «и из душевно больных самые несомненные это те» исправлены на «самые же душевно-больные это несомненно те». Очевидно, что вставка «тогда, когда он совершил свое преступление» сделана в применении к тексту варианта конца повести (убийство Степаниды). Поэтому исключаем ее из текста основной редакции XXI главы. [462]В XIII главе, в согласии с текстом издания А. Л. Толстой, исключаются слова «и решившись на это», как незачеркнутые явно по рассеянности. В той же главе слово «гостью», как очевидная описка, исправляется на «гостьей». В главах VI и XVIII написания «ни раза» также считаем опиской по следующим основаниям. Во фразе VI главы автографа, предшествующей фразе со словами «ни раза», написано «ни разу». В зачеркнутой фразе XVIII главы автографа, также предшествующей фразе с написанием «ни раза», было сперва написано «два раза», затем это исправлено Толстым на «ни разу» и далее в этой зачеркнутой фразе встречается еще раз написание «ни разу». Несмотря на то, что герой повести фигурирует у Толстого под двумя разными фамилиями — Тверетинова и Иртенева, мы с уверенностью можем сказать, что Толстой всё же остановился окончательно на второй фамилии: во-первых, «Иртенев» заменен «Тверетиновым» только в переделке начала повести, причем новая фамилия употреблена лишь два раза, во-вторых, в варианте конца повести, написанном, как сказано, значительно позже основного текста и переделки его начала, автор вернулся к фамилии «Иртенев», в-третьих, наконец, в письмах к Черткову 1898 года Толстой, говоря о своей повести, называет ее «Иртенев» и «рассказ Иртенева». На этом основании в тексте настоящего издания фамилия героя всюду — «Иртенев». Что же касается другого случая различия фамилий, принадлежащих одним и тем же лицам («Печников» и «Пчельников»), то оно сохраняется и в тексте настоящего издания, так как неизвестно, какую из этих двух фамилий предпочел бы Толстой при дальнейшей работе над повестью. По той же причине в главе XII растегай остается в одном случае — желтый, в другом — розовый. Инициалы «Е. И.» во II и III главах раскрываются как «Евгений Иванович», в согласии с текстом издания A. Л. Толстой. Основание для такого именно раскрытия их — черновые варианты начала повести, где Иртенев называется Евгением Ивановичем и Евгением Иванычем. Кроме того, чтение «Е. И.» как «Евгений Иртенев», что сделано в издании под редакцией Б. Эйхенбаума и К. Халабаева, сомнительно еще и потому, что двумя заглавными буквами Толстой обычно обозначал не имя и фамилию, а имя и отчество. Вслед за текстом издания А. Л. Толстой сокращенное написание отчества тещи Иртенева условно раскрывается как «Алексеевна».
ОПИСАНИЕ РУКОПИСЕЙ, ОТНОСЯЩИХСЯ К ПОВЕСТИ «ДЬЯВОЛ».
Рукописи, относящиеся к «Дьяволу», хранятся в Институте русской литературы Академии наук СССР (сокр. ИРЛ) (шифр 22. 5. 5.) и в Государственном Толстовском музее в Москве (сокр. ГТМ) (архив Н. Л. Оболенского, № 77).
1. Автограф ИРЛ на 48 листах в 4°, исписанных, кроме одного с обеих сторон. Первый лист — большого почтового формата, остальные — четвертушки и сложенные пополам полулисты писчего листа (расшитая тетрадь). Рукопись нумерована по страницам, начиная со второго листа, рукой Толстого (1—87), но нумерация не всегда соответствует естественному порядку страниц. Первый лист, представляющий собой вновь написанное начало повести (на нем сверху рукой Толстого написано: «Начало»), а также листы 7-й, 8-й и 11-й, представляющие собой позднейшие вставки, не нумерованы. На обороте последнего листа — начало статьи об искусстве и науке. На переднем листе обложки (заднего не сохранилось) рукой Толстого написано: «10 Ноября 1889 г.». На последнемъ листе, в конце текста, — дата: «19 Ноября 1889 г.» и подпись. Заглавия рукопись не имеет. Текст поделен на двадцать две главы. В рукописи очень много исправлений, многое зачеркнуто, много добавлений между строк и особенно на полях. Вместо первоначального зачеркнутого начала, которое печатаем в вариантах (№ 1), написано новое, где фамилия Иртенев в обоих случаях, когда она здесь встречается, заменена фамилией Тверетинов. В дальнейшем важнейшие исправления в рукописи таковы.
После слов: «И куда? Как?», стр. 483, строки 32—33, зачеркнуто:
Въ Петербург все это организовано. Можно было и такъ и этакъ.
После слов: «А мы давно. Голомя», стр. 485, строки 31—32, зачеркнуто:
Все это было прекрасно, хорошо, пока онъ не подошелъ и не коснулся ея: но тутъ что [то] сдлалось поспшное, грубое, зврское.
После слов: «заниматься своими делами», стр. 486, строки 1—2 зачеркнут вариант, который печатаем под № 2.
После слов: «скорее устроить это», стр. 487, строка 23, зачеркнуто: