Полное собрание сочинений. Том 27.
Шрифт:
Таково мое описаніе Севастополя и таково же описаніе Ершова. Эти описанія отличаются отъ тхъ наивныхъ, уже выведшихся у насъ изъ употребленія со временъ Михайловскаго-Данилевскаго [465]и Богдановича, [466]тмъ, что они не ржутъ ушей фальшью, а говорятъ что-то похожее на правду; но они не правдивы по существу, они скрывают главное, заслоняя его побочнымъ. Описанія эти поучительны только какъ психологический матерьялъ.
Вместо этого заключения Толстой дает следующее:
Нтъ
Не удовлетворяясь и этим заключением, Толстой зачеркивает и его и дает новое:
Пора намъ знать, что разршенія этого нтъ, и фатальности нтъ никакой, и что въ войн нтъ и не можетъ быть ничего иного, кром проявленія самыхъ низкихъ животныхъ свойствъ человка и что
Не доканчивая мысль, автор вычеркивает ее и пишет заключение заново, исписывая сначала прямыми, a затем косыми строчками все поля и свободный низ обратной страницы восьмого листа рукописи, и на отдельном листе записывает свой разговор с юнкером, рассказывавшим про Скобелева, и этим заканчивает статью.
4. Копия с предыдущей рукописи, сделанная рукою С. А. Толстой. 16 лл. 4, исписанных с одной стороны. Только листы 2 и 15 совершенно не тронуты автором; все остальные более или менее значительно исправлены и переработаны. Из вычеркнутых мест предыдущей редакции отмечаем следующие:
а) Описывая душевное состояние прибывшего в Севастополь молодого офицера, оглядывающегося на свою только что оставленную мирную жизнь, Толстой вычеркивает фразу: «жизнь была полна радостей» и заменяет ее следующим образным выражением:
Жизнь не переставая пла ему какую то радостную и торжественную пснь.
Затем вычеркивает и это и пишет взамен следующие простые слова: «все это можетъ быть было и мелочно, и смшно, и тщеславно, но все это было невинно и потому мило».
Вслед за этим вычеркивается еще следующее место:
И вотъ онъ въ Севастопол, гд уже видлъ и раненыхъ, и воза труповъ; въ Севастопол, гд вся жизнь съежилась, сжалась и свелась къ одному — къ усиліямъ скрыть свой страхъ передъ страданіями и смертью.
И вотъ съ этимъ наполняющимъ душу страхомъ выказать свой страхъ онъ всякую минуту ожидаетъ того, что его пошлютъ туда, на бастіоны.
б) Из общей характеристики книги Ершова вычеркивается:
И вотъ начинается то второе ужасное нравственное состоянie, при которомъ юноша старается самъ передъ собой скрыть то, что онъ очень хорошо знаетъ, и описать и себ и другимъ свое участіе въ войн не какъ постыдное пребываніе въ подлой и глупой ловушк, а какъ что то неопредленно геройское.
Длается то, что въ болыпинств случаевъ длается во всхъ тхъ писаніяхъ, которыя для скрытія отъ людей истины наполняютъ міръ.
Предполагается, что тотъ самый основной вопросъ, который первый представляется при обсужденіи или описаніи какого либо предмета, вопросъ о томъ, почему
в) Говоря об отношении защитников Севастополя к войне, автор касается и общего отношения к войне людей нашего времени:
Нельзя найти самыхъ дикихъ людей, которые бы стали воевать только вслдствіе своей національной ненависти. Могли еще воевать люди, когда они страстно желали для своего блага цли, достигаемой войной, но этаго не могло быть въ Ахалъ-Теке, [467]ни въ Болгаріи, [468]ни даже у Нмцевъ, завоевывающихъ Рейнъ, [469]тмъ мене это могло быть у насъ, убивавшихъ Англичанъ и Французовъ для того, чтобы ключи отъ храма носились бы въ другомъ карман.
Толстой вычеркивает всё это место и основную мысль его излагает в нескольких строках, откидывая отклонения об Ахал-Теке, немцах и пр. и сводя все рассуждения к автору разбираемого сочинения.
г) На следующей странице рукописи, после упоминания о том, что в книге Ершова «делаются краткие намеки на любовь к царю, к отечеству», Толстой вычеркивает следующее предложение:
Но только намеки именно потому, что если бы это высказывать прямо и ясно, то ложь этаго была бы слишкомъ очевидна.
Эта резкая формулировка заменяется смягченной фразой, вызванной отчасти, быть может, и цензурными соображениями:
Чувствуется, что это только <отговорка> дань условіямъ, въ которыхъ находится авторъ.
д) Из дальнейшего разоблачения патриотических сочинений о войне, восхваляющих самопожертвование военных, автором вычеркивается следующее поставленное в скобки предложение:
(не говорится о томъ, что нтъ свободной жертвы, а принудительная, что нтъ повода къ жертв и что нтъ жертвы, а есть взаимное убійство).
е) Наконец, из заключения статьи исключается следующий большой кусок:
И вотъ являются эти, исполненныя неясности, подразумваній, мнимыхъ сожалній передъ жестокостью войны и сознанія ея необходимости, патріотическихъ намековъ и умолчаній, легкихъ и шуточныхъ картинокъ, долженствующихъ составлять контрастъ съ значительностью самаго дла — описанія. Длаются даже намеки на состраданіе (это верхъ ловкости и смлости) къ убитымъ, на недоумніе передъ жестокостью войны, но опять не договаривается и подразумвается, что разршеніе противорчія между свойственнымъ человку состраданіемъ и разумностью и христіанствомъ, не позволяющимъ убивать, да еще безъ причины, братьевъ, и организованнымъ убійствомъ слишкомъ просто и извстно каждому. И что тутъ есть нкоторая поэтическая фатальность.