Полное собрание сочинений. Том 4. Туманные острова
Шрифт:
Добыча была хорошая, но «языка» доставать в тот раз все-таки было надо.
«Рус Иван, куда прешь
— На фронте я получал письма от покойного теперь профессора Мантейфеля Петра Александровича: «Врага надо знать. Ты помнишь: чтобы выследить зверя, надо знать все повадки. Фашисты хуже зверей. Хочешь победить — изучай…»
Разведчику надо было знать все мелочи привычек врага. Часто знание этих мелочей как раз и приносило успех. Мы, например, никогда не садились в засаду в субботу
Вот одна из фронтовых «мелочей». Подползаем к линии обороны. Тишина. И вдруг голос:
— Рус Иван, куда прешь, гранату брошу!
Мы сразу назад. Строго держались правила: обнаружены — отходить.
В другую ночь тот же окрик:
— Рус Иван, куда прешь, гранату брошу!
Опять отошли.
В третий раз отходить не стали. Чувствую: не мог обнаружить. Лежим. Слышим, под ногами у часового скрипит — пошел вправо от нас. И там опять сонный голос:
— Рус Иван, куда прешь, гранату брошу!
Взяли мы этого крикуна. Рассказал на допросе: генерал заставил всех часовых выучить эту фразу. Всю ночь часовой ходил и покрикивал аккуратно: «Рус Иван…» Аккуратность и погубила…
Персональное приглашение
Генерал: За долгую оборону под Полоцком Шубин так досадил немцам, что они начали открыто охотиться за разведчиками. Георгий, расскажи, как ты встретился с немецкой разведкой.
Шубин: Обычно мы избегали встречаться. А тут чувствую: фашисты на рожон лезут. Засаду устроили. Лазят на нейтральной полосе по деревьям, высматривают. Решили и мы сделать засаду. Проследили все тропы в болотах. И однажды Валерий Арсютин, взволнованный, соскочил с дерева:
— Идут… Пятьдесят автоматчиков. Залегли. Пулеметчика Присяжнюка я положил на самой тропе: — Стрелять будешь только с двадцати метров, не раньше.
Семнадцать человек остальных решили залечь сбоку и пропустить разведку.
Присяжнюк ударил точно с двадцати метров. И мы ударили сзади… Человек пять или шесть успели уйти. Считай: всю разведку в лесу оставили.
Генерал: А через три дня противник без всякой подготовки, без видимой причины и пользы полез на наш батальон. (Он был чуть выдвинут по линии обороны.) Запомнился этот день — командир батальона просил огня прямо в квадрат землянок… Выстояли. Пленных взяли.
Допрашиваем: почему вдруг полезли? Говорят: «Генерала очень разозлила гибель разведки. Приказал атаковать батальон, Шубина взять живым или убитым». А Шубин с разведчиками был в это время на отдыхе в двадцати километрах от фронта.
Шубин: А помните смешную листовку?
Генерал: Да, спустя месяц после этого самолет раскидал листовки. Приносят мне в штаб десяток этих бумажек. Среди них две с такими словами: «Младший лейтенант Шубин, ваше место в великой Германии! Фюрер сохранит вам жизнь, оружие, ордена. Вы будете учиться в Берлине…»
Шубин:
Валя Назарова
— Готовился штурм Полоцка. Разведка получила задание: добыть планы всех укреплений. Восемь дней ползали на животах около города. Пометили на карте дзоты, зенитки, линии рвов, надолбов. Собрались уже возвращаться, зашли к партизанам. Командир говорит:
— К фашистам мы подослали девушку. Работает в штабе. Может быть, она что-нибудь скажет. Подожди до завтра — в среду она на явку приходит.
Пришла. Красивая, веселая, лет двадцати двух. Зовут Валя.
— План обороны Полоцка? — с полминуты подумала. — Хорошо. Я видела карту. Но в штаб уже возвращаться будет нельзя.
Я сказал, что возьму ее на Большую землю.
— За мной ухаживает эсэсовец, офицер. Завтра в шесть часов я выйду с ним на шоссе. Берите его, будет, кстати, и пленный из штаба.
Вечером на другой день я занял позицию в пустом доме возле шоссе. Двое моих ребят спрятались в доме чуть дальше. План такой: пропустим и с двух сторон без шума возьмем офицера…
Шесть часов. Ясный, хороший вечер. Чистое шоссе. Город с куполами церквей в синеватой дымке. В оптический прицел хорошо вижу: идут по шоссе двое. Молодой офицер и Валя. Идут, любезничают. Офицер бьет по голенищу веточкой вербы. Вот поравнялись с пропускным пунктом у рва. Показали документы. Вот они уже на полдороге ко мне от пропускного пункта. Метров сто пятьдесят еще… И вдруг остановились. Какое-то чутье подсказало эсэсовцу: нельзя идти дальше.
Стоят, любезничают. Чувствую, эсэсовец сейчас возьмет Валю за локоть, чтобы идти к городу.
Секунда, другая… Что делать? Вижу, Валя беспокойно повернула голову в сторону, знает: мы где-то рядом. Назад ей нельзя возвращаться.
Надо что-то решать немедленно. Получше прикладываюсь. В прицел хорошо видно обоих.
Стоят боком, лицом к лицу. Эсэсовец трогает пуговицу на Валиной кофте. Перевожу дыхание и нажимаю спуск… Офицер схватился рукой за бок. Валя толкает офицера с дороги, быстро над ним нагибается почему-то и бежит по шоссе в мою сторону. Меня колотит всего. Часовой возле шлагбаума дергает затвор у винтовки, но я учел и его. Скорее в лес, к тому месту, где спрятана рация! Перевели дух.
— Ну и ну. Дай, — говорю, — как следует на тебя поглядеть.
Отдает план города, офицерские документы эсэсовца — успела вытащить из кармана. До фронта было двадцать шесть километров.
Благополучно вернулись на свою сторону. Валя осталась служить у меня в разведке. Несколько раз ходила через линию фронта. Смелости и находчивости этой девушки мог позавидовать любой из моих разведчиков. Однажды кинулась к раненому и сама попала под пулю. Как раз началось наступление, и мы попрощались в госпитале. Я уверен, что она осталась жива. Кажется, она была из Москвы…