Полное собрание сочинений. Том 40
Шрифт:
— Мы пришли звать тебя на службу к его величеству королю Юрию, — сказали послы, — его величество король Юрий желает так.
— Ваше величество королевское желает, чтобы я ему служил, а мое величество небесное желает, чтобы и я и вы все служили не великим, а малым.
Королевские послы сказали, что, служа королю, Палечек может не оставлять служение малым, и стали говорить ему о том, какой добрый и великодушный король Юрий.
— Погодите, пойду посоветуюсь, братцы, — сказал Палечек и пошел к самой маленькой девочке. Девочка не могла еще говорить и сидела на песке, перебирая ручонками пальцы на
— Идти, сестрица, или не идти? — сказал ей Палечек и долго молчал.
Он молчал, а в душе своей молился и просил бога указать, что ему делать. Живя при дворе, он знал, что ему легче будет передавать христианскую истину самым заблудшим придворным людям и самому королю, и вместе с тем жалко было покидать детей.
Девочка сидела всё так же, но вдруг подняла ножонку и засунула себе в рот.
— Ну, значит, идти, — сказал Палечек и подошел к послам и сказал, что девочка велит и он соглашается.
И с тех пор Палечек стал жить при дворе короля Юрия и сделался шутом его.
Одели Палечека в шутовской наряд в полосатую куртку с одним рукавом синим, другим красным, в такие же разноцветные штаны, надели на него колпак с бубенцами. И в этом наряде Палечек ходил по всему дворцу и к королю и к королеве и по своей должности смешил их.
Палечек знал, что нет97 для христианина соблазна страшнее соблазна славы людской, того, чтобы жить доброй жизнью не для души своей, не для бога, а для похвалы людской, и больше всего боялся этого соблазна. А потому и шутовской наряд его, и то, что над ним смеялись, было только приятно ему. Теперь, будучи шутом, он знал, что всё, что он сделает доброго, он уже наверное сделает не для похвалы людской. Над шутом все смеются, а никто его не хвалит. Это-то самое и нужно было Палечеку.
И скоро после того, как Палечек поступил на место, ему довелось сделать дело такое, что он долго радовался, вспоминая о нем.
Палечек не забывал детей и скоро после поступления своего во дворец в шутовском наряде своем пошел проведать своих учителей, как он называл их. — Побыл он у них, простился с ними и стал уже подходить к дворцу, и вдруг услыхал барабан. Он спросил, что такое, и прохожий сказал ему, что это собирают народ на место казни: будут казнить убийцу. Палечек побежал на место казни и увидал: стоит палач и подле него Дубчанский (так звали молодого человека) плачет и говорит старосте (начальнику), что казнят его напрасно, что не он убил человека, что он бога берет в свидетели.
И жалко стало Палечеку этих людей и сказал он себе: «Вот тебе дело, брат Палечек; хорошо, что ты шут и можешь всегда дойти до короля. Спаси и человека от смерти и судей его от великого греха».
И подошел Палечек к старосте и палачу и сказал:
— Брат староста, брат палач. Смотрите, не сделайте дурного дела. Убить легко, а воскресить человек не может. Бегу сейчас к брату королю, скажу ему, чтобы он выслушал брата Дубчанского, а вы ждите ответа.
Обещал ему староста ждать ответа от короля. И98 пустился из всех сил рысью Палечек во дворец, только часто звенели бубенчики на колпаке и мелькали одна за другой то синяя, то красная штанина.
Прибежал Палечек прямо к королю.
—
— Отчего лучше Христа? — спросил король.
— Да как же. Христос какого разбойника простил на кресте, а ты казнишь, не выслушав.
— Кого? — спросил король.
— А Дубчанского. Сейчас его казнить хотят. А он говорит, что невиноват. А ты не хочешь выслушать его.
И уговорил Палечек короля выслушать Дубчанского. И оказался Дубчанский не виноват, а убийца был другой человек, и тот уже умер. Так что казнить некого было, и Дубчанский остался жив, и король был благодарен Палечеку. И с тех пор всё чаще и чаще стал Палечек выставлять ошибки людей придворных и помогать королю поступать по правде. И всё больше слушал его король.
Один раз ездил Палечек с королем за город. И увидал Палечек красивое место — дома, постройки, сады, пруды, луга и спросил у короля:
— Чья, брат король, эта хорошая усадьба?
— А это усадьба бедных, больных, слабых людей. Это для них устроено и их собственность.
Понравилось это место Палечеку, он попросился у короля идти туда и тотчас выскочил из кареты и пошел в богадельню.
Пришел он к обеду и сел за обед с больными. Была пятница, и обед был постный и очень плохой: постная кашица и хлеб. И подумал Палечек: «при такой усадьбе можно бы и получше кормить убогих».
На другую пятницу отпросился Палечек опять в богадельню обедать. Но пошел уж не к больным, а к управителям больницы. Обед был не такой плохой, как у больных, а хоть и постный, но такой, что хоть бы и самому королю, самая дорогая рыба и приправы и сладкие блюды.
Палечек и не доел обеда и выскочил из-за стола и рысью побежал к королю.
— Что, брат король, — сказал он, — был я сейчас у твоих больных. Там, брат король, всё навыворот.
— Как навыворот?
— Да как же не навыворот. Ты сам мне сказал, что больные и убогие — хозяева этого именья, а посмотрел я — хозяева едят так, что чуть живы, а слуги их так едят, что только бы тебе впору. Не порядок это.
И поблагодарил король Палечека и исправил это дело.
Другой раз шел Палечек за городом и набрел на больного нищего. Нищий лежал в грязи и не переставая стонал. Тело его всё было в гнойных ранах. Палечек побежал в ближнюю больницу, но в больнице не приняли больного: сказали, что они не принимают больных с такими ранами. Тогда Палечек сам один хотел поднять больного и снести его в какой-нибудь приют. Но больной был так тяжел, что Палечек один не мог нести его. Тогда он пошел99 к священникам и сказал:
— Братья священники, набрел я сейчас на Христово тело, лежит в куче навоза. Пойдемте, ради бога, я покажу вам, где, поднимем его и снесем в пристойное место.
Священники поняли слова Палечека так, что он нашел гостию, хлебную часть причастия, и сейчас оделись в ризы и пошли, куда повел их Палечек.
— Не взять ли лучше повозку? — сказал Палечек. Но они сказали:
— Нет, мы в руках снесем тело господне.
— Вот это хорошо, братцы, — сказал Палечек.
Когда же они пришли к больному нищему и увидали человека, покрытого ранами в навозе, они ужаснулись.