Полное собрание сочинений. Том 6.

Толстой Лев Николаевич

— «Охъ-охъ-охъ, Марьянушка, грхи наши тяжкіе! Что скучна, Марьянушка? Аль что слышала?

— «Чего слышать?»

— «Вотъ ты съ своимъ конца не длаешь. Женится — не женится, хоть бы одинъ конецъ.

— «Матушка, (строго) не говори мн этаго; не женится, — все любить буду. Не хочу я сама жениться, коли ему не люба, какъ раба служить ему буду», говорила Марьяна, которая нынче ночью только напоминала ему объ общаніи и зато поссорилась съ нимъ. Она не хотла чтобы чужіе вмшивались въ ея міръ. — Теб что? разв не одарила всхъ васъ».

Старуха оскорбилась. «Да вотъ ты живи такъ, а Кирка-то не забылъ. Говорятъ, вчерась его съ партіей видали, придетъ сюда, — все жена ты его.»

— «Какъ

же придетъ! А придетъ, такъ я сама выдамъ его».

Она ушла домой.

* II. [ВАРИАНТЫ К ПЕРВОЙ ЧАСТИ.]

* № 1. БГЛЕЦЪ

Глава 1-я. Марьяна.

— «Поздно вы встаете», сказалъ Офицеръ въ кавказской форм, подходя къ крылечку чистой казачьей хаты и приподнимая фуражку. —

— «Разв поздно?» отвчалъ молодой человкъ въ черномъ, бешмет, сидвшій на крыльц за стаканомъ чаю. «Не хотите ли?» прибавилъ онъ.

Офицеръ взошелъ на крыльцо и крпко пожалъ руку, которую небрежно протянулъ ему молодой человкъ, продолжая смотрть въ противуположную сторону двора. —

«Какой теперь чай, батюшка, ужъ для меня и адмиральской часъ настаетъ». —

— «Никита! подай водки!» сказалъ молодой человкъ, не отрывая глазъ отъ предмета, за которымъ онъ слдилъ такъ пристально. —

Предметъ этотъ была молодая женщина, которая съ лопатой въ рукахъ собирала навозъ и лпила его на плетень. Казачка, занимавшаяся такимъ непоэтическимъ занятіемъ, была огромнаго для женщины, большаго мужскаго роста и необыкновенно хороша — хороша, какъ только бываютъ хороши гребенскія женщины, или т чудные образы, которые въ первый разъ, во время непонятной для него сладострастной тревоги рисуетъ отроку его 15-ти лтнее воображеніе. — Красная шелковая сорочка [39] закрывала ея косу и половину лба, розовая ситцевая рубаха, обтянутая сзади и собранная спереди, съ широкими рукавами, азіатской прямой ожерелкой и разрзомъ посередин груди, покрывала ея тло до половины розовыхъ обнаженныхъ икоръ. — Плечи ея были такъ широки и мощны, руки такъ круглы и развиты, грудь такъ высоко и твердо обозначалась подъ легкой одеждой, что громадный ростъ ея ораву, когда вы видли ее одну, не поражалъ васъ. Въ каждомъ движенiи этой женщины выражались увренность въ себ, сила и свжесть: выгнутый станъ сгибался свободно и легко, едва обличая напряженiе спинныхъ мускуловъ, сухая съ горбомъ ступня, заканчивающая немного загорлую стройную ногу, становилась грацiозно и твердо, не перемняя формы. Лицо и блая полная шея нжной линiей соединялись съ необыкновенно высокой грудью. Иногда она нсколько нахмуривала свои тонкiия черныя брови, но не поднимала глазъ съ своей работы. — По всему можно было замтить, что она чувствовала на себ взгляды молодого человка, который такъ пристально слдитъ за ней, и что взглядъ этотъ безпокоитъ ее. —

39

Сорочка, шелковый платокъ, которымъ казачки повязываютъ голову и сверхъ котораго, выходя на улицу, надваютъ еще другой платокъ.

— «Здорово ночевали, нянюка?»

— «Здорово ночевали», отвчала звучнымъ, немного пискливымъ голосомъ высокая женщина старой казачк, которая съ кувшиномъ въ рук вошла на дворъ.

«Батяка Кирка вечеромъ съ поста прибгалъ; баитъ, похожiеидутъ. Налей осьмушку, р`oдная. Мы ужъ съ Федоской

нынче въ садъ не пойдемъ». —

— «Пойду у Водриковыхъ насоса возьму, а то бочка вся; новую начинаемъ. Позавчера нашъ ливеръ взяли, да такъ и сгасло. Теперь ходи по людямъ».

— «Сходи, Марьянушка, а то и теб чай убираться пора — похожихъвстрчать».

Первая страница рукописи первого варианта к I части «Казаков».

Размер подлинника.

Нянюка Марьянка, какъ звали ее казаки, вошла въ избушку, надла сверхъ сорочки блый платокъ, закутала имъ голову и лицо, такъ что одни только блестящiе черные глаза были видны, и вышла на улицу. — Показаться на улиц съ открытымъ лицомъ и волосами считается у старовровъ-казаковъ верхомъ неприличiя. —

— «Плохо ваше дло», сказалъ офицеръ, подмигивая на Марьяну: «слышали? мужъ прiехалъ».

— «Что?»

— «Я говорю, что у Марьянки теперь ушки на макушк, какъ она узнала, что мужъ изъ похода идетъ: она теперь Александръ Львовича и знать не хочетъ».

«Ну, разница не большая будетъ: она и при муж и безъ мужа знать меня не хочетъ».

— «Разсказывайте!»

— «Я вамъ говорю. Я нахожу, что одинаково глупо въ такихъ вещахъ и скрывать и хвастаться. И, вотъ вамъ честное слово, что несмотря на то, что я не знаю, что готовъ для нея сдлать, я столько же усплъ, сколько вы, сколько Щирхашидзе, сколько всякiй». —

— «Не можетъ быть!!! Да вы врно не умете взяться»...

«Ужъ не знаю, какъ по вашему надо взяться, только я давалъ деньги, — не берутъ, длалъ подарки, шлялся по вечеринкамъ, стою у нихъ два мсяца, и все ничего».—«Смшно сказать», продолжалъ Александръ Львовичь, говоря больше для того, чтобы высказать свою мысль, чмъ для того, чтобы передать ее своему собесднику: «я просто влюбленъ — влюбленъ въ этаго великана такъ, какъ никогда въ жизни».

— «Вотъ такъ штука!»

«Ну посмотрите, что это за женщина!! продолжалъ Александръ Львовичь, глядя на Марьяну, которая въ это время той особенной молодецкой мужской походкой, которой ходятъ гребенскiя женщины, входила на дворъ съ насосомъ въ рукахъ.

— «Марьяна!» сказалъ онъ ей: «подойди-ка сюда».

Марьяна потупилась и не отвечала.

— «Что ты это, ужъ и говорить не хочешь со мной?»

— «Чего я пойду», отвчала она. «Каку болячку тамъ длать?»

— «Правда, что твой хозяинъ прiдетъ нынче?»

— «А теб какое дло?»

— «Я радъ, что теб не скучно будетъ».

— «Легко-ли».

— «Вы, нечистые духи, разстрли васъ въ сердце животы!»... закричала она на мальчишекъ, своихъ племянниковъ, которые разбжались прямо на нее и чуть не сбили съ ногъ. — «Пошли на улицу играть, шалавы».

Глава 2-я. Губковъ

Странное существуетъ въ Россiи мннiе о дйствiи, производимомъ жизнью на Кавказ на состоянiе, характеръ, нравственность, страсти и счастье людей. Промотавшiйся юноша, несчастный игрокъ, отчаянный любовникъ, неудавшiйся умникъ, изобличившiйся трусъ или мошенникъ, оскорбленный честолюбецъ, горькiй бездомникъ, бобыль: вс дутъ на Кавказъ, и ежели ужъ имъ не совтуютъ, то по крайней мр никто не находитъ страннымъ, что такiе люди дутъ на Кавказъ.

По принятому мннiю это очень естественно. Я же до сихъ поръ, — сколько ни напрягалъ свои умственныя способности — не могъ еще объяснить себ, почему они дутъ именно на Кавказъ, а не въ Вологодскую или Могилевскую, или Нижегородскую губернiю?