Полное собрание сочинений. Том 6.
Шрифт:
— Дай бабочка, молочка, а я фазанчика принесу, сказалъ онъ, подавая ей черепокъ. — Старуха молча взяла черепокъ и пошла къ избушк. — Хочу въ старые сады сходить, ребята говорили, свиней видали, да вотъ кашицы сварю. Что проводила парня-то?
— Проводила, проводила, покачивая головой сказала старуха..... Ты, дядя, къ эсаулу то сходи, прибавила она помолчавъ немного.
— Ну вотъ спасибо, бабочка умница, отвчалъ Ерошка, принимая отъ нея молоко. — Я схожу, схожу. Нынче некогда. Завтра схожу. — И сильная фигура Ерошки скрылась отъ забора. Черезъ нсколько минутъ онъ былъ уже готовъ и съ ружьемъ и кобылкой за плечами, свиснувъ собакъ, пробирался задами изъ станицы. Старикъ
Но нынче ему было несчастье; едва онъ вышелъ на дорогу, какъ увидалъ арбу на пар воловъ, которая остановилась передъ нимъ. Низкіе быки нетерпливо поворачивали дышло то въ одну, то въ другую сторону и чесали себ спины; передъ быками съ палкой, останавливая ихъ, стояла высокая казачка въ розовой рубах, какъ всегда окутанная до глазъ блымъ платкомъ. —
— Вишь рано выбралась, сказалъ Ерошка, поравнявшись съ ней и узнавъ въ ней Марьяну. — Здорово ночевала?
— Куда Богъ несетъ, дядя? сказала она.
— За рку иду, отвчалъ серьезно старикъ, проходя мимо. — А вы аль за дровами? —
— Да вотъ батяка зa стью пошелъ, ждать веллъ, отвчала двка, переступая съ ноги на ногу.
— А Кирку не видала? онъ тутъ пошелъ, сказалъ старикъ, вдругъ останавливаясь подл нея.
— A теб что?
— Да вотъ я скоро сватать приду, сказалъ старикъ, оскаливая свои съденные зубы и подходя къ ней.
— Приходи, приходи, сказала Марьяна и, бокомъ взглянувъ на старика своими черными глазами, засмялась. Ерошка вдругъ схватилъ за руки двку и прижалъ ее къ себ.
— Что Кирка! Меня полюби! Ей Богу, вдругъ сказалъ онъ умоляющимъ голосомъ. Двка вырвалась, изъ всхъ силъ ударила хлыстомъ старика и засмялась.
Старикъ видимо не оставилъ бы ее такъ, но, увидавъ по туманной дорог приближающуюся фигуру эсаула, затихъ, погрозился пальцомъ и пошелъ своей дорогой.
— Вишь пошутить нельзя, чортъ какой! Теперь задачи не будетъ, проговорилъ онъ. — И я же дуракъ старый, прибавилъ онъ и плюнулъ.
Когда туманъ сталъ подниматься и открылъ мокрыя камышевыя крыши и росистую низкую траву у заборовъ, и дымъ повалилъ изъ трубъ, въ станиц почти никого не оставалось; кто пошелъ въ сады, кто въ лсъ, кто на охоту или на рыбную ловлю или на кордоны. —
Илясъ и Кирка, чуть слышно ступая по мокрой, поросшей травой дорог, подходили къ кордону.
Дорога шла сначала лугомъ, потомъ камышами и невысокимъ, густымъ непроницаемымъ лсомъ. Казаки сначала разговаривали между собой. Илясъ хвастался своей побочиной Степкой, разсказывалъ, какъ онъ провелъ съ ней ночь, и подтрунивалъ надъ Киркой, у которого не было побочины. — Кирка отшучивался. — И не надо, говорилъ онъ и, бойко поворачивая голову, безпрестанно оглядывался. Проходя камыши, Кирка замтилъ, что не годится говорить громко отъ абрековъ; оба замолкли и только шуршанье поршней по трав и изрдка зацпленная ружьемъ втка изобличали ихъ движенье. —
Дорога была прозжена когда то широкими колесами аробъ, но давно уже поросла травою; кое гд вода изъ Терека разливалась по ней. Съ обихъ сторонъ заросшая темнозеленая чаща сжимала ее. Втки карагача, калины, виноградника, занимали мстами тропинку, нетронутыя ни лошадьми, ни скотиной, никогда не ходившими по этимъ опаснымъ мстамъ. Только кое гд, внизу, подъ листьями были пробиты фазаньи тропки, и даже казаки нсколько разъ видли убгающихъ въ эти тунели красноперыхъ фазановъ. Иногда широкая тропа съ поналоманными втвями и слдами раздвоенныхъ копытъ по грязи дороги показывала звриную тропу. По дорог виднлись то же слды человческіе и Кирка, нагнувшись, внимательно приглядлся къ
— Може абреки, сказалъ Илясъ.
— Нтъ, двое, одинъ въ сапогахъ. Наши казаки, должно, отвчалъ Кирка. Туманъ еще только по поясъ поднялся отъ земли, въ двухъ трехъ шагахъ впереди не было видно, и только нижнія втви лса съ висящими каплями были видны, верхъ деревъ, черня въ туман, казалось, уходилъ далеко, далеко къ небу. Въ лсу высоко гд-то пищали и били крыльями орлы, фазаны тордокали, перекликаясь то въ одномъ, то въ другомъ мст, и близко и далеко по обоимъ сторонамъ дороги. Во всемъ лежала печать двственности и дикости. Ровный шумъ воды Терека, къ которому приближались казаки, становился слышне и слышне. — Одинъ разъ направо отъ нихъ ударило ружье и раздалось по лсу. Со всхъ сторонъ отозвались фазаны. Казаки пріостановились.
— Ерошка фазановъ небось лущитъ, сказалъ Кирка и пошелъ дальше. Пройдя съ часъ, лсъ кончился и передъ казаками открылась высокая, блестящая, быстро бгущая вода съ колеблющимся надъ ней туманомъ. Шумъ воды вдругъ усилился до заглушающаго говоръ гула. Какъ только казаки вышли въ камыши, глазамъ ихъ представилась эта сила бгущей быстро воды съ карягами и деревьями. <Они повернули на валъ и пошли по теченью рки. Туманъ все больше и больше рдлъ, блестящіе лучи кое-гд играли на вод и зелени и тотъ низкій, залитой берегъ понемногу открывался. За ркой глухо слышались изрдка пушечные выстрлы.
— Вотъ и мы осенью въ походъ пойдемъ, сказалъ Илясъ, отвчая на звукъ этихъ выстрловъ.
— Далъ бы Богъ поскоре, а то тоже всяка сволочь смется теб, отвчалъ Кирка. — До тхъ поръ, говоритъ, не казакъ, пока чеченца не убьешь.
— Ты небось отчаянный будешь? сказалъ Илясъ.
— А что Богъ дастъ, вдь такіе же и мы люди, какъ старики наши были. — Звря, звря-то что ходило, прибавилъ Кирка, указывая на песчаный валъ, по которому они шли, весь испещренный слдами. Впереди въ туман завиднлась, какъ бы громадная башня, черная вышка кордона. Стреноженная блая казачья лошадь въ сдл ходила въ камышахъ пониже вала. Старый бородатый казакъ сидлъ у самаго берега, съ засученными рукавами и штанами и вытягивалъ сть изъ бурлившаго и загибавшагося около плетешка глиняного быстраго потока. Нсколько тропинокъ расходилось въ разныя стороны. На всемъ было видно присутствіе близкаго жилья. Чувство одиночества и дикости вдругъ исчезло въ душ казаковъ и замнилось чувствомъ довольства и уютности. Притомъ же туманъ всколыхался уже высоко, открылись бурный Терекъ съ тмъ берегомъ, голубое небо открылось мстами, и золотые лучи разсыпались по вод и зелени.
— Молодцы-ребята, рано пришли, обратился старый казакъ къ подходящимъ. — Что Фомку не встрчали?
— Нтъ, должно другой дорогой похалъ, отвчалъ Кирка. — A Хорунжій что?
— Что? Пьянъ безъ просыпу съ урядникомъ, дуютъ да и шабашъ, Фомку за чихиремъ въ станицу послали. —
Казаки пришли на постъ и отъявились Хорунжему.>
На посту стоитъ обыкновенно офицеръ, урядникъ, 15 человкъ казаковъ пшихъ и 15 конныхъ. Постъ составляется изъ двухъ продолговатыхъ составленныхъ срубовъ, на одномъ изъ которыхъ сажени на дв поднимается каланча на четырехъ столбахъ, называемая вышкой. Днемъ казаки, смняясь, держутъ караулъ на каланч; нсколько конныхъ длаютъ нa об стороны объзды по берегу отъ однаго поста до другаго. — Ночью по опаснымъ мстамъ вдоль берега казака по три разсылаютъ въ секреты. Во всякое время дня можно видть въ четвероугольной вышк, покрытой камышемъ и возвышающейся надъ лсомъ, фигуру казака съ ружьемъ за плечами и буркой, поглядывающаго по сторонамъ, облокачивающагося на перильца или переговаривающагося внизу съ товарищами.