Полное собрание сочинений. Том 7. Произведения 1856–1869 гг. Тихон и Маланья
Шрифт:
Старикъ посл каждаго стаканчика нсколько разъ требовалъ повторенія этаго разсказа. Помолившись, встали отъ стола. Тихонъ отдалъ 25 р. денегъ и гостинцы.
– Ты меня, батюшка, отпусти, теперь работа самая нужная на станціи, и безпремнно велли прізжать, – сказалъ онъ.
– А какъ же покосъ? – сказалъ старикъ.
– Чтожъ, работнику хоть 25 р. до Покрова заплатить. Разве я съ тройкой того стою? Я до Покрова постою, такъ, Богъ дастъ, еще тройку соберу, Гришутку возьму.
Старикъ ничего не сказалъ и влзъ на палати. Повозившись немного, онъ позвалъ Тихона.
– То-то бы прежде сказалъ. Телятинскій важный малый въ работники назывался, Андрюшка Аксюткинъ. Смирный малый, небывалый. И какъ просила Аксинья. – Чужому, говоритъ, не отдала бы, а ты, кумъ, возьми, Христа ради. Коли ужъ нанялся, такъ не знаю, какъ быть, не двадцать же рублевъ заплатить, – сказалъ старикъ, какъ будто это невозможно было, какъ ни выгодна бы была
Солдатка, слышавшая разговоръ, вмшалась.
– Андрюха еще не нанялся, Аксинья на деревн.
– О! – сказалъ старикъ, – поди, покличь.
И тотчасъ же, махая руками, солдатка пошла за нею. Маланька вышла на дворъ, подставила лстницу и взлзла на сарай; скоро зa ней вышелъ и скрылся Тихонъ. Старуха убирала горшки, старикъ лежалъ на печк, перебирая деньги, привезенныя Тихономъ. Гришка похалъ въ денное и взялъ съ собою маленькаго Сёмку, солдатёнка.
– Аксинья у Илюхиныхъ съ сыномъ наниматься ходила. Она у кума Степана, я ей велла приттить, – сказала солдатка, – да старики на проулк собрались, луга длить.
– А Тихонъ гд?
– Нтъ его, и Маланьки нтъ.
Старикъ помурчалъ немного, но длать было нечего, всталъ, обулся и пошелъ на дворъ. Съ амбара послышалось ему говоръ Маланьи и Тихона, но какъ только онъ подошелъ, говоръ затихъ.
– Богъ съ ними, – подумалъ онъ, – дло молодое, пойду самъ.
Потолковавъ съ мужиками о лугахъ, старикъ зашелъ къ куму, поладилъ съ Аксиньей за 17 рублей и привелъ къ себ работника. – Къ вечеру старикъ былъ совсмъ пьянъ. Тихона тоже цлый день не было дома. Народъ гулялъ до поздней ночи на улиц. Одна старуха и новый работникъ Андрюшка оставались въ изб. Работникъ понравился старух: онъ былъ тихой, худощавый парень.
– Ужъ ты его пожалй когда, Афромевна, – говорила его мать, уходя. – Одинъ и есть. Онъ малый смирный и работать не лнивъ. Бдность только наша…
Афромевна общала пожалть и за ужиномъ два раза подложила ему каши. Андрюшка лъ много и все молчалъ. Когда поужинали, и мать ушла, онъ долго молча сидлъ на лавк и все смотрлъ на бабъ, особенно на Маланью. Маланья два раза согнала его съ мста подъ предлогомъ, что ей нужно было достать что-то. И что-то засмялась съ солдаткой, глядя на него. Андрей покраснлъ и все молчалъ. Когда вернулся старикъ хозяинъ пьяный, онъ засуетился, не зная, куда идти спать. Старуха посовтовала ему идти на гумно. Онъ взялъ армякъ и ушелъ. Ввечеру того же дня поставили двухъ прохожихъ солдатъ къ Ермилинымъ.
[ВАРИАНТЫ НАЧАЛ «ТИХОНА И МАЛАНЬИ»]
** № 1.
Много мн нужно разсказывать про Мисодово, много тамъ было разныхъ исторій, которыя я знаю и которыя стоить описать; теперь начну съ того, что разскажу про Тихона, какъ онъ на станціи стоялъ, а на мсто себя на покосъ работника изъ Телятинокъ нанялъ – Андрюшку, и какъ онъ со станціи домой прізжалъ, и какъ съ Маланьей, съ Тихоновой бабой, грхъ случился, и какъ Андрюшка самъ отошелъ, и сапоги его пропали, и какъ Тихонъ въ первой разъ свою молодайку поучилъ.
Первый разъ Тихонъ пріхалъ на Петровъ день, въ самыя обдни. Выхалъ онъ чуть зорька занялась – раньше его не отпустили со станціи, – но хоть и невидался онъ съ Николы 6 недль съ молодайкой, хоть хотлось ему поспть къ обдн, на могилки сходить – онъ не гналъ лошадей, a халъ шажкомъ, кое гд рысцой подъ изволокъ, такъ что только коренная чуть подъ хомутомъ запотла, когда онъ подъхалъ къ деревн. За то и похвалили мужики, – въ Мисодово ямщиковъ много, – когда онъ прокатилъ по улиц и подъхалъ къ своему двору на своей сытой, прибранной тройк, съ заплетеными хвостами и гривами. Весной выхалъ, кое какую тройку собралъ, a пріхалъ – охотницкая тройка стала. На всякое дло Тихонъ былъ мужикъ, хоть молодой, но степенный и акуратный. Такъ вс сосди и мужики объ немъ понимали.
Кое кто подошли къ нему поговорить въ то время, какъ онъ отворялъ ворота и отпрягалъ, и Тихонъ разсказалъ имъ, что карего онъ промнялъ на пгаго кореннаго, a лвую у цыгана купилъ за три цлковыхъ – рзать хотли, а что саврасинькую у него сколько покупать хотли, да онъ за 50 цлковыхъ не отдастъ, потому что она дюже для фельдегерской работы хороша, только съ мста тронь, такъ навскочь; разсказалъ еще кое что про мисодовскихъ ямщиковъ, которые пріхать хотли, которые нтъ, какъ живутъ; но до этаго намъ дла нтъ. Тихонъ поговорить былъ охотникъ и говорилъ складно, но все больше разсказывалъ и про себя говорилъ, а про другихъ не спрашивалъ, главное-же то, что говорить онъ говорилъ, a дла своего ни на минуту не забывалъ. Какъ онъ вынулъ изъ передка узелокъ, изъ котораго торчали баранки, вошелъ въ избу, поклонился образамъ, отдалъ матери, которая одна оставалась въ изб у печи и еще на крыльц вышла навстрчу ему, – какъ потомъ вынулъ запоръ, прислонилъ къ углу, такъ чтобъ
* № 2.
Всю ночь напролетъ слышны были псни, крики, говоръ и топотъ на улиц. Ужъ птухи пли четвертый разъ, ужъ звзды [10] только ко гд, рдкія и яркія, виднлись на неб, уже за лсомъ свтле стало, заря занималась и [11] холодная роса опустилась на [12] землю, а еще кое гд слышались шаги, говоръ или псня загулявшихъ для Петрова дня мужика или бабы. Петровъ день веселый лтній праздникъ, праздникъ, который служитъ срокомъ при наемк и праздникъ, съ котораго начинается самое спшное рабочее время. <Не скоро посл Петрова дня придется ночку прогулять мужику или баб, не скоро опять прідутъ изъ работы къ празднику мужья и привезутъ гостинцы и прогостятъ дв ночки, не скоро ужъ дождешься цлаго дня безъ барщины и своей работы.
10
Зачеркнуто: стали изчезать, рдть
11
Зачеркнуто: свжая, какъ будто густая
12
Зачеркнуто: крыши, пыль и листья подорожной травы.
Коли бы одинъ молодой народъ былъ въ деревн, пожалуй бы и другой день прогуляли. Съ похмлья да съ веселья проспали бы до обденъ, опять похмляться бы стали, ни лошадей бы въ ночное не погнали, ни косъ не отбили-бы, ни дровъ не накололи бъ, хлбушки бы не замсили, холсты бы и рубахи забыли, такого бы дла надлали, что въ мсяцъ бы не справили, но на то старые люди живутъ, праздникъ, не праздникъ, а свое дло помни.> Не одинъ молодой парень вчера съ вечера стукнулъ послдній разъ въ пристнокъ, собралъ свои ладышки за пазуху и печально пошелъ отъ ребятъ домой, куда его давно уже строго зоветъ отецъ, оброталъ лошадей, пустилъ жеребятъ и мимо хоровода на прогулк прохалъ въ ночное, не останавливаясь пошутить съ заигрывавшими бабами. Похалъ одинъ мимо потемнвшихъ ржей, прислушиваясь къ топоту отставшаго стригуна и къ дальнимъ пснямъ хоровода, и кричалъ: кояшка, кояшка! кояшка! и прислушивался, какъ чуть слышно изъ за бабъ ржалъ сзади его жеребенокъ, забжавшій въ барскіе ржи. Не одна молодайка, не доводивши «борша», вышла изъ хоровода, треснула на послдкахъ по спин парня, который хотлъ остановить ее и, топая котами и шурша новой паневой, побжала черезъ улицу къ свекрови, которая звала ее становить хлбушки. <Не все и старые люди умнй молодыхъ. Другой молодой своего дла не забылъ, а старый еще два дня не опомнится.> [13] Много было пьяныхъ и много грха случилось въ этотъ день. Старикъ Лизунъ жену чуть не убилъ досмерти, Ефимъ съ братомъ подрался, Матрюшка съ Настасьи платокъ сорвала, солдатъ Митюшихиныхъ двку осрамилъ, Макарычевъ его оглоблей убилъ. Грха и веселья, какъ всегда, много было; но утро пришло, у каждаго было свое дло, и каждый взялся за него; вспоминать, да разбирать, <да серчать> – некогда.
13
Зачеркнуто: Праздничное дло – и веселья и грха много. Случилось много событій въ этотъ день, но ли