Полное собрание сочинений. Том 7. Произведения 1856-1869 гг.
Шрифт:
* № 4.
Наканун былъ Петровъ день, народъ гулялъ. Самъ старикъ Ермилъ былъ выпимши, что съ нимъ рдко случалось. Еще было темно въ изб, когда поднялась старуха, его хозяйка. Съ вечера она ублаготворяла старика почти до птуховъ, а утромъ поднялась, что еще изъ ночнаго не прізжали. —
Шелепиныхъ богатый дворъ въ деревн Хабаловк, не первый дворъ, а живутъ исправно: одинъ сынъ на станціи, старшій братъ хозяйствуетъ, другой на почт съ тройкой.
Далеко за полночь, передъ свтомъ затихли на улиц псни и прошли по домамъ загулявшіе для Петрова дня мужики и бабы.
III.
[ОТРЫВКИ РАССКАЗОВ ИЗ ДЕРЕВЕНСКОЙ ЖИЗНИ.]
* 1.
Все говорятъ: не длись, не длись. Терпи, а не расходись. Что подлился, то разорился. Такъ и старики говорятъ, въ старину не длились —
53
Зачеркнуто: сходка
А настоящее дло, другой разъ длежъ баловство, а другой разъ не миновать длиться, брату ли съ братомъ или отцу съ сыномъ. Что больше вмст жить, то грха больше. Все больше отъ бабъ, говорятъ, длежъ бываетъ. Другой разъ и не отъ бабъ, да не миновать длиться. Такъ-то съ Сергемъ Резуновымъ было.
Остался Сергй посл отца сиротой, всего годочковъ 6 отъ роду. Прозвище его настоящее Трегубой; такъ его отца звали, а ужъ Резуновымъ онъ по вотчиму называться сталъ. — Отчего Трегубой померъ, Богъ его знаетъ; говорили старухи умныя (они все знаютъ, старухи), говорили, что его въ Саламатин баба испортила, только [54] не врю я что-то бабамъ, а должно простудился, горячка или [55] другая болзнь отъ Бога была. Мужикъ онъ былъ одинокой, бедный, остались посл него молодайка вдова, да трое сиротъ, Сережка, да дв двочки. И померъ то въ самое голодное время передъ оснью. Хоть по міру иди. Спасибо, господскіе были, хоть плохи-плохи, а сходила къ прикащику, веллъ отсыпное выдавать, на вдову два пуда, да на дтей полтора.
54
Зачеркнуто: порчи не бываетъ
55
Зачеркнуто: чахотка была
[56] Кто Сергя Резунова зналъ большимъ, старымъ, тому трудно подумать, какой онъ былъ маленькимъ Сережкой. Старый Сергй былъ мужикъ акуратный, невысокой не малый, и не худощавый не толстый, а середка на половин. Волосы на голов были русые, не курчавые, такъ мочалками висли, все въ глаза попадали; бородка была небольшая клиномъ, на щекахъ вовсе волосъ не росло, и когда я его зналъ, то ужъ много сдыхъ волосъ было; носъ былъ загнутой крюкомъ, и поперекъ и подъ глазомъ шрамъ былъ, еще мальчикомъ [57] топоромъ разрубили; ротъ былъ небольшой, акуратный: какъ засмется, <бывало, такъ всмъ весело станетъ;> зубы блые, ровные. Только смялся онъ не часто, нешто когда выпьетъ, а то больше мужикъ серьезной былъ. Засунетъ, бывало, персты большіе за кушакъ: — «ну что, милый человкъ», — такая у него поговорка была, и что ему не скажи, всякое дло разберетъ и докажетъ.
56
Зачеркнуто: Теперь мы Сергя Резунова знаемъ большаго, стараго, вотъ какъ вчера онъ отъ обдни шелъ.
57
Зачеркнуто: деревомъ
Рукопись отрывка рассказов из деревенской жизни: „Это было в субботу“.
Такъ кто его такимъ то зналъ, тому трудно подумать, какой такой былъ Сережка сиротка, когда его еще отъ земли не видать было.
А былъ онъ маленькой, блоголовый, пузатый парнишко, и повса былъ, за то и много его тогда мать била. Нужда, горе, а тутъ еще дти. Прибьетъ, бывало, съ горя, а потомъ и самой жалко. —
Вотъ въ т то поры, когда еще его отъ земли не видать было, помнитъ онъ, что пришелъ къ нимъ разъ въ избу сосдъ, дядя едоръ. — Дло было оснью, съ хлбомъ убрались, народъ дома былъ. — Пришелъ дядя Федоръ пьяный, ввалился въ избу: «Марфа, а Марфа, — кличетъ, — иди угощай меня, я женихъ пришелъ». — А Марфа на выгон замашки стелила. Сережка игралъ съ ребятами на улиц, увидалъ дядю Федора, за нимъ въ избу пошелъ, черезъ порогъ перешагнулъ, а самъ руками за него прихватился, — такой еще малый былъ.
— Кого теб, дядюшка?
— Гд мать?
— На старой улиц замашки стеле.
— Бги, покличь ее, я теб хлбца дамъ.
— Не, не дашь, ты намеднись Ваську побилъ.
— Бги, кличь маму, пострленокъ, — да какъ замахнется на него. — О! убью, трегубое отродье! — да какъ закотитъ глаза, да къ нему. Пошутить что ли онъ хотлъ, только Сережка не разобралъ, вывернулъ глаза, глянулъ на него, да опять на четверенькахъ черезъ порогъ! [58] да въ переулокъ задворками черезъ гумно, да на выгонъ, только босыя ножонки блестятъ, какъ задралъ, а самъ реветъ,
58
Зачеркнуто: и ну ревть на всю улицу, а самъ
Марфа глянула на него, видитъ плачетъ.
— Кто тебя? Что не сказываешь? Кто, говорю?
— Мамушка!... Трегубой... сказалъ... убить хоче... пьяный такой... къ намъ... намъ въ избу зашелъ... — А самъ панёву не пущаетъ. Она его отцпитъ, а онъ зa другое мсто перехватитъ, какъ колючка какая. Разсердилась баба, ей немного ужъ достелить оставалось, [59] пошла къ пучку, а онъ на ней виситъ. Прибила опять. — Кто тебя, сказывай, — говоритъ.
— Дядя Федоръ... въ из... избу пришелъ... — ужъ насилу-насилу выговорилъ.
59
В подлиннике: оставалась
Какъ поняла мать, недославши толкнула его отъ себя, бросила, одернула паневу и пошла въ избу. —
A дло такъ было. Федоръ Резуновъ [60] прошлой осенью сына женилъ и на него землю принялъ, а въ зиму свою хозяйку схоронилъ. Вотъ онъ и ходилъ къ прикащику, что, молъ, тяжело безъ бабы землю нести, да и что годовъ ему много, не сложутъ ли землю. «Я, — говоритъ, — и безъ земли вашему здоровью радъ стараться. Какая плотницкая работа будетъ, все могу сдлать». — Мужикъ на рчи ловкой былъ, хоть кого заговоритъ. Да не поддался на этотъ разъ прикащикъ, говоритъ: «Ты еще молодъ, всего 42 года, а что жены нтъ, такъ у насъ невстъ не искать стать, вонъ Трегубая Марфутка вдова, таковская по теб старику». — Такъ-то дло и поршили, и Марфу призывали, и старики сказали, что дло. Вотъ Федоръ то съ утра, замсто на работу, въ кабакъ пошелъ съ прозжимъ извощикомъ, а теперь самъ сватать пришелъ. — Какъ у нихъ тамъ дло было, Богъ ихъ знаетъ; Марфутка поплакала, поплакала, походила, покланялась, а конецъ длу былъ, что передъ Покровомъ повнчали. —
60
Зачерпнуто: овдовлъ
Какъ пошла отъ него мать, Сережка легъ на брюхо и все кричалъ, до тхъ поръ, пока мать было видно; какъ зашла она зa плетень, онъ пересталъ, повернулся на бокъ и началъ [61] обтирать слезы. Руки вс замочилъ. Обтеръ объ землю и опять зa глаза — все [62] лицо вымазалъ. Потомъ взялъ сухую былинку и сталъ ковырять ей по земл: [63] выкопаетъ ямку, да туда слезъ, а не достанетъ, — поплюетъ. — И долго тутъ на выгон лежалъ Сережка и думалъ свою думу о матери и дяд Федор и о томъ, зa что его дядя Федоръ убить хотлъ и зa что мать прибила. — Онъ припомнилъ все, что зналъ о матери и дяд Федор, и все не могъ ничего разобрать. Помнилъ онъ, что мать здила въ Троицу къ обдн и изъ церкви вывела его и сла у [64] богадльни подъ навсъ съ кумомъ и говорила многое о Федор, о муж, о дтяхъ. Помнитъ онъ, что кумъ все приговаривалъ одно: «Тетушка Марфа! сводныя дти — грхъ только», — и что мать говорила: «чтожъ, коли велятъ». — Потомъ помнитъ, что мать ходила на барской дворъ, пришла оттуда въ слезахъ и побила его за то, что онъ на лавк лежалъ, и въ этотъ же вечеръ сказала ему, что вотъ, дай срокъ, Федоръ Ризуновъ тебя пройметъ, — и тутъ же стала цловать его и выть. —
61
Зачеркнуто: рукавомъ
62
Зачеркнуто: носъ себ
63
Зачеркнуто: помачивая былинку въ слезы, оставшіеся на щекахъ, чтобы лучше узоры выводило
64
Зачеркнуто: у дьячка
Потомъ помнитъ, что двчонки дразнили его Ризуновымъ пасынкомъ, и хотя онъ не понималъ, къ чему клонило, онъ плакалъ, слушая ихъ. А тутъ еще самъ Федоръ убить хотлъ. Во всемъ былъ Федоръ, и онъ ненавидлъ его. Онъ сталъ думать, какъ бы ему извести Федора; убить? отравить? испортить? — Тутъ двчонки съ хворостинами, загоняя скотину, вышли изъ подъ горы. — «Что, али вотчимъ Федька побилъ?» — Онъ молчалъ, они потрогали его. Онъ схватилъ камень и пустилъ въ нихъ — двки стали прыгать и кричать. [65] Онъ бранился, потомъ заревлъ. Бабы прогнали двочекъ. Старшая, Парашка прошла съ скотиной. — «Чего ты?» — Сережка разрвелся и разсказалъ, какъ хочетъ погубить. Парашка сказала, что испортить надо. «Пойти къ ддушк Липату». Странница пришла. Они ей открылись, она научила терпть. Мать погнала скотину загонять. Уложила спать, за нее завалился. —
65
Зачеркнуто: Парашка подошла и