Полное собрание сочинений. Том 74. Письма 1903 г.
Шрифт:
Dass ist die einzige Antwort die ich an Ihre Frage geben kann.
Es thut mir Leid, dass ich die Schriften die Sie zu haben w"unschen Ihnen nicht senden kann.1
Mit besten W"unschen
Ihr gehorsamer Diener
Leo Tolstoy.
Милостивый государь,
Вы спрашиваете, каким путем, по-моему, могут уменьшиться социальные несправедливости, — и сами отвечаете на поставленный вопрос. Только разумное религиозное мировоззрение может привести людей к такому состоянию, при котором исчезнут все несправедливости и злоупотребления.
Наступит ли это состояние через 1000 лет или десять лет. не знает ни один человек. Верно лишь то, что это единственное действительное средство улучшить положение людей,
Поэтому я верю, что каждый разумный человек, если он действительно страдает от зла плохого устройства нашей общественной жизни, должен только стараться достигнуть ясного и разумного религиозного мировоззрения, следовать ему в жизни, словом и делом его распространять.
Это единственный ответ, который я могу дать на ваш вопрос.
Мне жаль, что не могу послать вам те сочинения, которые вы желали бы иметь.1
С лучшими пожеланиями
ваш покорный слуга
Лев Толстой.
Датируется по расположению письма в копировальной книге.
Ответ на письмо от 17 февраля н. ст. 1903 г. немецкого писателя Ф. Диктерта, сочувствовавшего религиозно-философским взглядам Толстого.
1 Диктерт просил прислать последние после «Воскресения» сочинения Толстого.
* 50. Н. С. Акулову.
1903 г. Февраля 21. Я. П.
Дорогой Николай Силантьевич,
Радостно было получить ваше доброе письмо, но вместе с тем и страшно. Человек есть не постоянная величина, а вечно изменяющаяся, текущая, как река. Бодрое и радостное состояние может всякую минуту замениться унылым и даже отчаянным.
Одно, что обнадеживает меня в вашем положении, это то, что радостное и бодрое состояние, если оно основано на религиозном сознании, — настоящее, свойственное вашей высшей духовной природе, а ум есть произведение условий плоти и потому временное, преходящее. Первое же постоянное, такое, при кот[ором] можно умереть спокойно. Для поддержания в себе этого первого состояния я советую вам помнить, постоянно напоминать себе, что «единое на потребу», единое нужное человеку и такое, кот[орое] всегда удовлетворяет его, это проявление любви ко всем людям, с кот[орыми] приходишь в общение — с дружелюбно расположенными и в особенности с враждебными. Только это дело удовлетворяет вполне, дает спокойствие, радость и не допускает не только отчаяния, но даже недовольства своим положением, какое бы оно ни было. Это так п[отому], ч[то] это дело — проявление любви — есть единственное определенное нам богом дело. Делая его, не заботишься об одобрении людей, п[отому] ч[то] знаешь, чувствуешь всей душой одобрение бога.
Пишу в Москву, чтобы вам выслали какие есть, мои книги, дозволенные цензурой.1 Они все вышли и печатаются, — поэтому многих совсем нет. Когда выйдут, я пришлю. Посылаю отсюда, что есть стоящее. Если вы читали, то дадите почитать сотоварищам. Посылаю также карточку, какая нашлась. Мар[ья] Алекс[андровна]2 и Абрикосов помнят и любят вас, а я жалею, что мало виделся с вами. Пишите, когда вздумается, буду отвечать.
Любящий вас
Лев Толстой.
1903. 21 февр.
Печатается по копировальной книге № 4, лл. 229—230.
Николай Силантьевич Акулов (р. 1882) — помощник железнодорожного машиниста; в октябре 1902 г. отказался от отбывания воинской повинности и был сослан в Якутскую область. С Толстым познакомился в Ясной Поляне 10 сентября 1902 г. См. т. 54, стр. 315 и 631—632.
Ответ на письмо Акулова из Александровской тюрьмы (близ Иркутска) от 2 февраля 1903 г.
1 Письмо неизвестно.
2 Мария Александровна Шмидт.
51. С. А. Лопашеву.
1903
Милостивый государь
Сергей Алексеевич,
Я несколько раз писал о том вопросе, который вас занимает,1 но так как вам, вероятно, эти мои писания не попадались, постараюсь как можно яснее сказать то, что думаю об этом.
Религиозное сознание, передаваемое детям внушением, есть самая важная часть воспитания. Даже всё воспитание в этом.
И потому нельзя достаточно серьезно и внимательно относиться к этому делу.
Если не установил сам для себя ясного религиозного мировоззрения, не внушай ничего детям и на вопросы их отвечай правду, т. е. то, что ты так же, как и они, не знаешь того, о чем они спрашивают. Если ты внушаешь детям как истину то, в чем сомневаешься, то это дурно; если же ты внушаешь то, что ты в душе считаешь неправдой, то это преступление, едва ли не худшее телесного убийства.
Говори детям об отношении человека к богу и вытекающих из этого отношения обязанностях2 только то, что ты для себя настолько считаешь истинным, что руководишься этим в своих поступках и думаешь, что не изменишь умирая. Так я думаю о занимающем вас вопросе.
Лев Толстой.
21 февр. 1903.
Впервые опубликовано в «Летописях Государственного Литературного музея», кн. 2, М. 1938, стр. 226.
Сергей Алексеевич Лопашев (р. 1881) — студент. Образования не закончил. С 1907 г. занимался переводами с французского и бельгийского языков.
В письме от 7 февраля 1903 г. Лопашев, готовивший двух детей к поступлению в первый класс практической академии коммерческих наук, спрашивал, как ему преподавать так называемый «закон божий».
1 См. письма к А. И. Дворянскому от 13 декабря 1899 г. (т. 72) и к П. И. Бирюкову от 10 апреля — 5 мая 1901 г. (т. 73).
2 В автографе: обязанностей
* 52. А. А. Толстой.
1903 г. Февраля 21. Я. П.
Тоже, дорогой друг Alexandrine, нe хотел отвечать на ваше письмо и тоже и мысли нет о том, чтобы полемизировать. Но хочется поговорить о том, что различие религиозных убеждений не может и не должно не только мешать любовному единению людей, но не может и не должно вызывать в людях желания обратить любимого человека в свою веру. Я пишу об этом п[отому], ч[то] недавно живо понял это, понял то, что у каждого искреннего религиозного человека, каким я считаю вас и себя, — должна быть своя, соответствующая его уму, знаниям, прошедшему и, главное, сердцу, своя вера, из кот[орой] он выйти не может, и что желать мне, чтобы вы верили так, как я, или вам, чтобы я верил так, как вы, всё равно, что желать, чтобы я говорил, что мне жарко, когда меня знобит, или что мне холодно, когда чувствую, что горю в жару. Истина эта давно всем известна, и я только недавно сердцем почувствовал ее, понял, как вера человека (опять если она искренна) не может уменьшить его достоинств и моей любви к нему. И с тех пор я переcтал желать сообщать свою веру другим и почувствовал, что люблю людей совершенно независимо от их веры и нападаю только на неискренних, на лицемеров, к[оторые] проповедуют то, во что не верят, на тех, к[отор]ых одних осуждал Христос. Ведь стоит только подумать о тех миллионах, миллиардах людей — индусов, китайцев и др., к[оторые] поколениями живут и умирают, не слыхав даже о том, что составляет предмет моей веры. Неужели они мне не братья, одного отца-бога дети, оттого, что совсем иначе веруют, чем я, и мне надо разубеждать их в их вере и убеждать в своей? Нет, я думаю, что нам надо прежде всего любить друг друга, стараться как можно теснее сближаться. Чем больше мы будем любить друг друга, тем более мы почувствуем себя едиными в своих сердцах, и тем незначительнее покажутся нам несогласия наших умов и слов.