Полное собрание сочинений. Том 83

Толстой Лев Николаевич

Меня, благодаря моему графскому титулу и прежнему моему знакомству съ Сталыпинымъ,⁴ здсь вс Башкиры знаютъ и очень уважаютъ. Принимали насъ везд съ гостепріимствомъ, которое трудно описать. Куда прізжаешь, хозяинъ закалываетъ жирнаго курдюцкаго барана, становитъ огромную кадку кумысу, стелитъ ковры и подушки на полу, сажаетъ на нихъ гостей и не выпускаетъ, пока не съдятъ его барана и не выпьютъ его кумысъ. Изъ рукъ поитъ гостей и руками (безъ вилки) въ ротъ кладетъ гостямъ баранину и жиръ, и нельзя его обидть. —

Много было смшнаго. Мы съ Костинькой пили и ли съ удовольствіемъ, и это намъ очевидно было въ пользу, но Степа и Баронъ были смшны и жалки, особенно Баронъ. Ему хотлось не отставать, и онъ пилъ, но подъ конецъ его вырвало на ковры, и потомъ, когда мы на обратномъ пути намекнули, не захать ли опять къ гостепріимному Башкиру, такъ онъ

чуть не со слезами сталъ просить, чтобы не здить. Изъ этаго ты можешь видть, что здоровье мое хорошо. Немножко боллъ бокъ это время; но слабо, и теперь совсмъ прошелъ. Главное то, что тоски помину нтъ, и что я теперь впился въ кумысъ и вошелъ въ настоящее кумысное состояніе, т. е. съ утра до вечера немного пьянъ кумысомъ, и иногда цлые дни ничего не мъ или чуть-чуть. Погода здсь чудная. Во время поздки былъ дождь; но теперь три дня жара ужасная, но мн пріятная. Степа теперь ужъ не скучаетъ, и, кажется, потолстлъ и возмужалъ. Многихъ бы я привезъ сюда. Тебя, Сережу, Ганну. Какъ меня мучаетъ ея болзнь.⁵ Избави Богъ, какъ она разболится, какъ лтось. Съ тхъ поръ, какъ ты мн написала о Бибиков,⁶ я каждый день смотрю по дорог и жду его. Если бы онъ пріхалъ, я бы былъ очень счастливъ и угостилъ бы его всмъ тмъ, что онъ любитъ, и наврно предпринялъ бы поздку въ Уфу (все по Башкирамъ), 400 верстъ, и оттуда уже прямо бы вернулся на пароход по рк Блой въ Каму и изъ Камы въ Волгу. Теперь я этой поздки, хотя и мечтаю о ней, почти наврно не сдлаю. Боюсь, что она задержитъ меня хоть на день пріздомъ домой. Съ каждымъ днемъ, что я врозь отъ тебя, я все сильне, и тревожне, и страстне думаю о теб, и все тяжеле мн. Про это нельзя говорить. Теперь остается 16 дней. Поздка же въ Уфу интересна мн потому, что дорога туда идетъ по одному изъ самыхъ глухихъ и благодатнйшихъ краевъ Россіи. Можешь себ представить, что тамъ земля, въ которой лса, степи, рки, везд ключи, и земля нетронутый ковыль съ сотворенія міра, родящая лучшую пшеницу, и земля только въ 100 верстахъ отъ пароходнаго пути продается Башкирцами по 3 р[убля] за дес[ятину]. Ежели не купить, то мн хотлось очень посмотрть эту землю. Дло о покупк здшней земли не подвигается. Я написалъ Саш⁷ въ Петербургъ, чтобъ онъ торговалъ у Тучкова, и здшнему повренному Тучкова въ Самару, но ни отъ того, ни отъ другаго не получалъ отвта. Стороной до меня дошли слухи, что хотятъ теперь просить дороже 7 р[ублей]. Если такъ, то я не куплю. Ты знаешь, я во всемъ предоставляю ршеніе судьб. Такъ и въ этомъ.

Посл моего послдняго письма, я получилъ еще два письма отъ тебя.⁸ Хотлъ написать, душенька, пиши чаще и больше; но на это мое письмо едва ли ты успешь отвтить мн иначе, какъ въ Нижній. Письма твои, однако, мн ужъ вроятно вредне всхъ Грековъ тмъ волненіемъ, к[оторое] они во мн длаютъ. Тмъ боле, что я ихъ получаю вдругъ. Я не могу ихъ читать безъ слезъ, и весь дрожу, и сердце бьется. И ты пишешь, что придетъ въ голову; a мн каждое слово значительно, и вс ихъ перечитываю. Два извстія твои очень грустны: это то, что я не увижу мама,⁹ если не поду къ Лиз и не увезу ее опять къ намъ, что я намренъ сдлать, и главное, что милый другъ Таня угрожаетъ ухать до меня.¹⁰ Это было бы очень грустно. Что ты не пишешь о Тет[еньк] Тат[ьян] Ал[ександровне]. Получилъ я еще по письму отъ Урусова и Фета и буду имъ отвчать.¹¹ На письмо Офенберга¹² я все не ршилъ, что отвчать; но и торопиться не къ чему, такъ какъ адресъ его въ Варшаву только до 18. Я хочу однако отвчать ему слдующее: предложить ему 90 000, к[оторыя] онъ проситъ, но съ разсрочкой, безъ процентовъ, на 2¹/₂, три года, по 30 тысячъ.

Поцлуй очень Лизу¹³ милую и за тебя, и за меня, и чтобъ она не сердилась, если я не успю въ этомъ жару и хмлю постоянномъ отвчать на ея письмо, кот[орое] доставило мн огромное удовольствіе. — Цлуй всхъ, даже Дмитр[ія] Алекс[евича],¹⁴ если онъ у васъ съ своими, и несмотря на то, что онъ тебя и Таню дразнитъ. Таню успокой. Если мужъ хорошій, а ея мужъ хорошій, то отъ разлуки необходимой, — ничего не будетъ, кром того, что больше оцнитъ и сильне полюбитъ, и найдетъ маленькая влюбленная грусть, к[оторая] жен должна быть пріятна. Отъ неврности же въ разлук дальше гораздо, чмъ когда вмст; потому что въ разлук есть въ душ идеалъ своей, съ кот[орымъ]

ничто не можетъ сравниться. Это все и къ теб относится. Чтобы Варя¹⁵ написала. Мы зато съ Степой разсказывать много будемъ. Радуюсь, что pas-de-g'eants¹⁶ стоятъ, но самъ живо представить себ не могу, какъ это у васъ идетъ. Представляю только, какъ Илья падаетъ.

Ахъ, только дай Богъ, чтобы безъ меня все также хорошо было до конца, какъ по послднимъ письмамъ. Прощай, милый голубчикъ, обнимаю тебя. И все нервы разстроены. Сейчасъ плакать хочется, такъ тебя люблю.

16 Іюля.

17 Іюля вечеромъ. Приписываю. Здоровъ совершенно. Считаю дни. Писемъ отъ тебя не привезъ Башкиръ. Ему не дали, потому что Jean¹⁷ слишкомъ усерденъ и написалъ дурацкую записку на почту. Надюсь завтра.

Печатается по автографу, хранящемуся в АТБ. Впервые отрывок из письма опубликован в Б, II, 1908, стр. 176; полностью по копии, сделанной С. А. Толстой, в ПЖ, стр. 92—95, причем приписка напечатана как отдельное письмо.

¹ Муромский помещик.

² Большой Иргиз — река, впадающая в Волгу; притоком ее является Каралык.

³ Камелик — левый приток Б. Иргиза, южнее Каралыка.

⁴ Аркадий Дмитриевич Столыпин (1821—1899), генерал; занимался литературой и музыкой. Отец премьера Столыпина. Давнишний приятель Толстого, который был с ним на «ты»; были вместе участниками Севастопольской кампании. Толстой встретился с ним во время своего пребывания на кумысе в 1862 г., когда Столыпин служил атаманом в Уральске.

⁵ С. А. Толстая писала в своем письме от 30 июня: «У нас Ханна всё хворает, из комнаты не выходит, всё зубы и лихорадочное состояние. Нынче не было лихорадки, и ей лучше, но она всё-таки плоха» (стр. 107).

⁶ 1 июля С. А. Толстая писала: «К тебе собирается на кумыс Александр Николаевич Бибиков».

⁷ Александру Андреевичу Берсу.

⁸ Письма от 30 июня и 1 июля 1871 г.

⁹ См. прим. 8 к письму № 96.

¹⁰ Т. А. Кузминская собиралась ехать к мужу в Кутаис.

¹¹ Фет писал Толстому в Самарскую губернию. «.....Пустите в жизнь офицерского (самый скверный) — обломовского, помещичьего, дружеского, какого хотите соку. Но пустите его непременно...... А вот писать до трепету свечей в глазах и выучиться в полгода по Гречески и так всю жизнь —это несколько вредно» (не датировано; хранится письмо в АТБ). Урусов писал 27 июня: «Убедительнейше прошу вас бросить на время греческий язык, ни к чему не ведущий. Читайте вы святых отцов и в особенности великие творения Оригена и Златоуста, — я бы ничего не сказал; это могло бы вас успокоить и вознести на небо. Но ведь переноситесь не на небо, а так сказать в преисподнюю землю, в тот развратный век, когда мальчики и мущины делались женщинами.... Вам испортило это чтение физическое здоровье, но, бог даст, кумыс вас исправит: как исправите вы душевные болезни?» (хранится письмо в АТБ). Толстой ответил Фету 18 июля. См. т. 61 и Фет, «Мои воспоминания», т. II, стр. 236. Писем Толстого к Урусову за 1871 г. не сохранилось.

¹² В письме от 1 июля С. А. Толстая писала: «Прилагаю письмо Оффенберга. Ты ему напиши сам». Письмо Оффенберга Толстому не сохранилось.

¹³ Е. В. Оболенская; она жила в то время в Ясной поляне. В АТБ сохранилось ее письмо Толстому на кумыс от 24 июня 1871 г. Письмо подробное, на двух почтовых листах; начинается со слов: «Соня просила меня, милый Левочка, написать тебе, и я с величайшим удовольствием исполняю это. Она говорит, что чем больше ты будешь получать писем, тем долее ты пробудешь в Самаре, а я так рада содействовать ей в этом».

¹⁴ Д. А. Дьяков. В письме от 28 июня С. А. Толстая писала: «В пятницу к обеду приехал к нам Дьяков с Машей. Он всё проповедывал о принципах супружества и упрекал мне и Тане, что мы расстались с мужьями на два месяца. Меня он не смутил: для меня это слишком серьезный вопрос, и слишком больно мне было решиться на это, чтоб вопрос этот слегка обсуживать с Дьяковым. Если мы оба решились, то, стало быть, это так надо было. Но всё-таки Дьяков меня немного расстроил, и мне было неприятно.... Дмитрий Алексеевич обещал и Машу с Софеш привезть к нам». (ПСТ, стр. 104.)