Полное собрание сочинений. Том 85. Письма к В. Г. Черткову 1883-1886 гг.

Толстой Лев Николаевич

* 115.

1886 г. Августа 13—14. Я. П.

Очень желаю васъ видть. Прізжайте. Кузминскій здсь до тридцатаго.¹ Здоровье улучшается.

Толстой.

Печатается впервые. На телеграфном бланке подлинника, кроме архивного № рукой Черткова, — служебные отметки: 14/8 5 ч. 30 м. (пополудни или пополуночи разобрать нельзя), Козловка. Если телеграмма была отправлена на ст. Козловка-Засека рано утром, то написана она была 13 августа.

Телеграмма эта, повидимому, является ответом на несохранившийся телеграфный запрос Черткова, но одновременно и на большое письмо его от 8 августа, приписку к которому от 10 августа мы уже цитировали выше. В письме этом, написанном в вагоне, Чертков говорит: «В Петербурге мы будем... завтра вечером... Думаю пробыть там с матерью несколько дней и потом с нею же поехать в Лизиновку. Но еще не знаю. Может быть, в Петербурге окажутся какие-нибудь обстоятельства, которые заставят меня подольше остаться в Петербурге или даже заехать к вам. Признаюсь, я последнего очень

желал бы, но вместе с тем думаю, что не нужно мне ехать никуда без положительной надобности. Мои пребывания у вас для меня совсем особенные дни в моей жизни, особенно радостные и всегда оставляющие большой след во мне. Но... нет причин, чтобы я чаще приезжал к вам, чем другие, для которых одинаково дорого общение с вами. Как вы думаете?»... Далее заговорив о своих отношениях с матерью, Чертков пишет: «Я думаю, что если б я женился, то жена внесла бы очень недостающий теплый элемент в нашу семейную жизнь. Я всё больше и больше думаю о женитьбе. Что из этого выйдет, не знаю. Знаю только, что я могу жениться только на такой, которая сама по себе имеет ту же цель жизни, как и я... Поддерживать друг друга, когда спотыкаешься, помогать подняться, когда падаешь. И какое счастье мое, что мне не случилось жениться раньше, чем я ступил на наш путь. Вы были этот раз правы, когда говорили мне, что следует жениться»... Далее он пишет: «Перечитал я еще раз теперь дорогою Ваши старые письма и много нужного мне опять нашел в них. Знаете ли, вам непременно следовало бы вести постоянные записки, в роде дневника ваших мыслей и чувств. Вы это не раз сами чувствовали: «Записки христианина», «Записки несумасшедшего»... Я замечал, что мысли ваши, слова ваши гораздо как-то сильнее, когда они выражены сразу, под впечатлением минуты — «в настоящем», а не выработаны в статью. Мне кажется, что в наше время «статей» не нужно. Это форма уже отсталая... Прежде, действительно, люди брали книгу, читали, перечитывали, изучали ее. Теперь люди увлекаются больше непосредственными впечатлениями и делом... Еще выгода такого приема: вы писали бы ваши записки тогда, когда чувствуете потребность..., и это не становилось бы никогда поперек вашего ремесла — писания в художественной форме для всего народа и всех народов всякого времени... Ваши рассказы, Л. H., теперь нужны больше, чем когда-либо... Пишите маленькое — для картинок, побольше для книжек, пишите совсем нецензурные. Только пишите. Это те сапоги, которые нам всем вместе со всем народом нужны, которые мы просим у вас, потому что вы одни можете их сшить. И главное, что не сапоги, а хлеб, насущный хлеб... — С своей стороны я возвращаюсь в Россию с желанием больше, чем когда-либо, помогать в доставлении народу хороших книг. Я чувствую, что в той искусственной обстановке, в которой приходится жить..., одна радостная и важная сторона — в том, что мы можем выпускать книжки, в которых действительно нуждаются рабочие люди, от которых мы по обстановке жизни так далеки... Хочу также обратиться письменно к молодым художникам, которые хотят рисовать для наших изданий, но принимаются за дело так основательно, что ничего не выходит, и приходится довольствоваться теми рисунками, какие мы заказываем за деньги и из которых многие отвратительны... Вообще хочу много, как можно больше приложить усилий к тому, чтобы наше издательское дело шло вперед понемногу...» В заключение письма Чертков говорит: «Чувствую, что это письмо какое-то странное. Но я пишу в вагоне, с обеих сторон летят мимо меня поля, деревья, дома и люди — сотни тысяч, миллионы людей... — и представляется мне, что все они живут, у каждого целый мир, каждый сплетен и переплетен с другими людьми, живущими вокруг него, — а я будто не человек, а так какая-то точка, которая несется с одного конца Европы на другой.. И знаете еще какая мысль мне всё приходит в голову (только опять про вас, приготовьтесь услышать неприятное), что вот все эти миллионы людей, среди которых пролетает наш поезд, каждому, решительно каждому из них было бы и приятно, и отрадно, и ободрительно прочесть ваши последние рассказы... Но ваши большие статьи, как «Что нам делать», этим рабочим миллионам они не нужны, для них читатели живут в тех городах, где мы останавливаемся, которые обозначены в путеводителе словом «buffet» [буфет]».

«Записки христианина», о которых говорит в своем письме Чертков, — имевшаяся у него небольшая незаконченная рукопись с художественным описанием сцен из крестьянской жизни, которые Толстой наблюдал весною 1881 г. Они входят в дневник Толстого 1881 г. (См. т. 49.) О «Записках несумасшедшего», переименованных позднее в «Записки сумасшедшего», неоконченном художественном произведении Толстого 1884 г., — см. прим. 7 к п. № 15 от 25—21 апреля 1884. (Текст — в т. 26.)

¹ Вероятно, Чертков запрашивал в своей телеграмме о том, как долго А. М. Кузминский останется в Ясной поляне, не желая разминуться с ним, так как Кузминский взял на себя, в отсутствие Черткова, последние цензурные хлопоты, связанные с выходом в свет альбома рисунков Ге к рассказу «Чем люди живы». (См. комментарий к п. № 112 от 15—16 июня 1886 г.)

* 116.

1886 г. Сентября 1. Я. П.

Положеніе мое все тоже, милый другъ. То полегче, то опять боли, изрдка жаръ. Душевное состояніе такое, что чувствую, что струя жизни — служенія — съузилась въ чуть замтныя капельки, а жизнь плотская хочетъ заявлять свои права — болью; но къ счастью чувствую, что плотская жизнь чужда и неинтересна мн, и потому только жду безъ малйшаго безпокойства и нетерпнія того, что будетъ, и дорожу капельками.

Ник[олай] Ник[олаевичъ]¹ съ Тепловымъ² завтра дутъ и, какъ со всми друзьями нашими, чмъ больше знаю, тмъ больше ихъ люблю. Я радъ, что он детъ, ему надо работать. Жду встей отъ васъ. И очень радъ буду узнать, что все будетъ, какъ мы желаемъ.³ Цлую васъ.

Л. Т.

Вчера получилъ письмо отъ Озмидовых

отца и дочери. У нихъ хорошо. Мн жутко за нихъ, какъ бы не испортилось.⁴ Впрочемъ, будетъ, что должно быть, и страхъ этотъ ложный.

Печатается впервые. На подлиннике рукой Черткова пометка, сделанная, повидимому, позднее по памяти: «П[олучено] около 5—6 сент. 86». На свободной 2-й странице почтового листка, между исписанными Толстым 1-й и 3-й страницами, написано рукой Н. Н. Ге-сына: «Старику лучше, хотя выздоровление идет медленно, и ему придется еще лежать долго», а затем сообщается, что он, Н. Н. Ге, временно уезжает домой, на ст. Плиски Курско-Киевской жел. дор. Об этом отъезде Н. Н. Ге вместе с Тепловым (см. ниже прим. 1) Толстой и говорит в своем письме, как назначенном на следующий день. Из письма же Теплова к Толстому от 7 сентября мы видим, что Ге и Теплов прибыли на хутор Ге 4 сентября, — значит, выехали из Ясной поляны 2 сентября. На этом основании датируем письмо 1 сентября 1886 г.

Письмо это написано Черткову в Лизиновку вскоре после того, как он уехал туда из Ясной поляны, — до получения какого-либо письма от него.

¹ Как видно из вышесказанного, — Н. Н. Ге-сын (см. о нем прим. 1 к п. № 16 от 2 мая 1884 г.).

² Михаил Васильевич Теплов — родственник Ге, молодой офицер, артиллерийский поручик, занимавшийся живописью в киевской рисовальной школе Н. И. Мурашко, захваченный идеями Толстого и в ноябре 1886 г. оставивший военную службу. Выйдя в отставку, он продолжал заниматься живописью под руководством Ге, живя у него на хуторе и помогая ему в сельско-хозяйственных и домашних работах. Отношения Теплова с Толстым начались во всяком случае до его приезда в Ясную поляну летом 1886 г.: в сохранившемся письме Теплова от 31 марта 1886 г. он обращается к Толстому, как к хорошо знакомому, близкому человеку. В этом же письме он сообщает, что они вместе с Н. Н. Ге сочинили рисунок: «Христос у Авдеича» к расск. «Где любовь, там и Бог», что он «сочинил рисунок к рассказу «Зерно с куриное яйцо» и делает рисунки к «Двум старикам» (АТ). Толстой в письме к Ге-отцу, от апреля того же года, пишет: «Целуйте милого Теплова. Я получил его письмо с рисунками. Очень хорошо». 15 сентября 1886 г. Теплов писал Толстому с хутора Ге: «... Вот уже несколько дней H. Н. Ге-отец кладет печку, а я ему помогаю и учусь этому делу... Настроение моего духа прекрасное: работа физическая дает бодрость и силу, хочется работать и физически, и умственно и жить с людьми как можно лучше». Повидимому, Теплов жил на хуторе у Ге в течение нескольких лет, потому что 3 февраля 1889 г. Толстой пишет Н. Н. Ге: «Радуюсь и на Количку [Н. Н. Ге-сына], и на Михаила Васильевича, только не совсем ясна их жизнь»; затем — 20 февр. того же года: «Чт`o Михаил Васильевич?.. целую вас всех и его»; наконец, 22 марта того же года: «Чт`o вы мне не ответили о Теплове». (См. т. 64.) Дальнейших сведений о Теплове не имеется. В Гос. Толстовском музее сохранилась упоминаемая в письме Теплова иллюстрация его к расск. «Где любовь, там и Бог».

³ Слова «жду вестей от вас. И очень рад буду узнать, что всё будет как мы желаем» относятся к вопросу о женитьбе Черткова. После возвращения его из-за границы в августе 1886 г. у него созрело решение жениться на А. К. Дитерихс. В это время он съездил к ней на станцию Окуловка, где она жила на даче в новгородском имении, со своей семьей, а в конце августа написал ей письмо, в котором предлагал ей соединить ее жизнь с его жизнью, и ждал ее ответа. Приехав в конце августа в Ясную поляну, по пути в Лизиновку, он сообщил об этом Толстому, который отнесся к намерению Черткова очень сочувственно, имея уже довольно ясное представление об А. К. Дитерихс не только по его рассказам, но и на основании личных впечатлений — во время ее приезда в Москву одновременно с Чертковым, Бирюковым и Калмыковой в марте 1886 г. и ее приезда в Ясную поляну в начале мая, когда она вместе с О. Н. Озмидовой и Бирюковым заехала туда на короткое время, направляясь в Воронежскую губ. к Н. Д. Кившенко (оба эти свидания ее с Толстым подробно описаны в ее «Первых воспоминаниях о Л. Н. Толстом» в кн. «Л. Н. Толстой. Юбилейный сборник». М.—Л., 1928). Несомненно, тогда же Чертков сообщил о своем намерении H. Н. Ге-сыну и М. В. Теплову, потому что последний, в письме к нему от 5 сентября, спрашивал его: «Получили ли вы ответ от вашей невесты? Надеюсь, что вы получили согласие» (АЧ).

⁴ Опасение Толстого относится к судьбе земледельческой общины, возникшей по инициативе Озмидова на Кавказе, в Уч-Дере (см. прим. 13 и 14 к п. № 112 от 15—16 июля 1886 г.). Письма, которые Толстой получал в течение августа от Озмидовых и особенно от О. Н. Озмидовой, внушали ему смешанное чувство радости от их смелого, нового еще тогда опыта, в духе их общих идей, и тревоги (см. его письма к Озмидовым в августе, сентябре и октябре 1886 г. в т. 63).

* 117.

1886 г. Сентября 13—14. Я. П.

Написалъ два письма и усталъ. Получилъ ваше письмо со вложеніемъ письма А[нны] К[онстантиновны].¹ Все это хорошо. Помогай вамъ Богъ. Говорили ли вы с Л[изаветой] И[вановной] и какъ она приняла? Это важно. Мое положеніе все по старому— все очень хорошо. Болзнь идетъ своимъ чередомъ тихо и правильно. Было ухудшеніе, но на короткое время, 2 дня, и опять по старому. Только слабъ головой и работать, писать не могу. Но все таки думаю, что жизнь есть. У меня гоститъ сестра² и больше никого — женское царство.³ Вы напрасно спорили.⁴ Я лежу и слушаю, и такъ ясно со стороны, какъ бесполезны — вредны споры. Читалъ Цвтникъ⁵ — много ничтожнаго и очень стараго, плохого, и нтъ подбора. Это можно исправить. — Что то мн кажется по вашимъ письмамъ, что вы очень взволнованы и спасаетесь работой. Можетъ, я ошибаюсь. Пишите, мн всегда [нужно] чувствовать ваше душевное состояніе. Прощайте, милый другъ, зазжайте, когда подете въ Пет[ер]бургъ.