Полное собрание сочинений
Шрифт:
– Что значит страховать? Я не понимая!
– Это значит, Волчка под прицелом держать! Если что – стрелять! Понял?
– Ясно понял! Пусть идет Мишаков. Я жду!
Прохоров опять позвонил.
– Дневальный, Мишакова! Мишаков, иди тихонько к Ингуру в коморку. Он впустит тебя и закроет дверь. Мы с ним вдвоем тебя страхуем с карабинами. Готов? Ну, с Богом, как говорится!
Прохоров приоткрыл дверь и стал так, чтобы весь путь от казармы до коморки был открыт. Держа наизготовку карабин на боевом взводе, он краем правого глаза наблюдал
Открылась дверь казармы. Мишаков, озираясь, тихой, осторожной походкой двинулся к коморке Ингура. Волк его заметил, но с места не двинулся. Только смотрел в его сторону, навострив уши. Вот и дверь коморки. Ингур приоткрыл ее, и Мишаков спокойно вошел.
– Так. Одно дело сделано. Теперь подождем, пока они подготовятся. Все будет в порядке – вот увидите.
Грязно ругаясь, Карпачев принялся растапливать печь. Пламя уже гудело вовсю, и вода в баках почти закипела, когда затрещал телефон.
– Слушаю! Карпачев!
– Очень хорошо, Карпачев! У тебя есть какая-нибудь приманка для волка?
– Какая приманка? Зачем приманка? Товарищ старшина! Где я ее возьму?
– Ты что, уже похмелиться успел? Простых вещей не понимаешь! Кость от вчерашнего обеда, мясо, наконец!
– Так точно, товарищ старшина! Есть кусок мяса на кости. Добрячий такой, аппетитный! Только холодный.
– Да хер с ним, пусть холодный! Сейчас Ингур, Мишаков и я займем позиции во дворе, а ты выйди и швырни его волку, поближе к будке. Он к нему подбежит, схватит, а мы успеем закрепить волка на цепи, понял?
– Да? Я уже выходил к нему, так он на меня сразу кинулся. Чуть не растерзал!
– Так уж и растерзал! Приоткрой свою дверь да швырни поближе к будке, понял? Он у ворот ходит, до тебя сразу не добежит. Ну-ка, давай! Живо!
– Слушаюсь, товарищ …
Но Прохоров уже повесил трубку.
Опять ругнувшись, Карпачев вынул из котла кусок мяса.
– Ишь, тварюга! Какой кусок-то! Самому бы съесть! На кухне служишь, а такого не поешь вволю.
Карпачев откусил кусок холодной отварной говядины и с наслаждением принялся жевать. Но тут снова затрещал телефон.
Карпачев снял трубку.
– Слушаю!
– Да ты что там, завтракаешь, что ли? Закусываешь после опохмелки? А ну, выходи, делай, что велено! Живо!
– Слушаюсь, товарищ капитан!
Карпачев подошел к двери, послушал. Вроде тихо. Отодвинув осторожно засов, приоткрыл дверь и выглянул во двор. Уже почти рассвело. Волк стоял у ворот и смотрел в сторону своей будки.
– Хорошо, что я вчера заставил этого бездельника смазать дверь. Не скрипнула. А то бы этот зверюга уже бежал сюда, чтобы растерзать меня.
Не выходя за порог, Карпачев размахнулся и, выкрикнув «Волчек! На!» – некоординированным броском швырнул кусок к будке. Но он полетел к двери дежурки. А волк, гремя цепью, кинулся не к мясу, а к Карпачеву. Тот поспешно захлопнул дверь и задвинул засов. Слышно было, как волк толкнул ее и куда-то отбежал.
– Ну, все.
Диденко стоял у окна.
– Тьфу, ты! Пьяная харя! Совсем не туда кость бросил.
– Бросил, как бросил, товарищ капитан. У меня есть план на этот счет. Разрешите действовать?
– Действуй, Прохоров. Что поделаешь!
Прохоров подошел опять к форточке.
– Ингур! Ингур, где ты там?
– Здеся! Здеся я! – крикнул Ингур, стоя у открытой двери своей коморки.
– Сейчас я выйду, возьму мясо и подманю Волчка к будке. А вы с Мишаковым действуйте, как договорились! Понял?
– Ясно понял! Погоди мало-мало! Мы сейчас!
Через несколько минут Ингур открыл коморку и крикнул:
– Прохор! Мы идем. Только ты не выходи раздетая! Надень полушубок и застегнись. Ясно?
– Зачем он мне? Так легче.
– Простудиться шибко можно. Понял? Давай, одевайся проворно!
– Да ты делай, что тебе говорят! Некогда мне одеваться да наряжаться!
– Тогда мы с Мишаковым не выйдем, ясно?
– Вот упрямый старик, черт бы его побрал! Придется одеться.
Прохоров вышел во двор в полушубке, застегнутом на все пуговицы. Он подошел к мясу, которое уже успело задубеть на морозе, поднял его и обернулся к волку. Тот стоял неподвижно. Прохоров спокойно приблизился к будке. Потом, протягивая кусок, позвал:
– Волчок! Волчок! На! Покушай!
Волк поднял голову, понюхал воздух и медленно, временами останавливаясь, двинулся к Прохорову. А с другой стороны двора шли Ингур с багром и карабином и Мишаков с другим багром. Волк не обратил на них внимания и подошел к Прохорову. В двух метрах от него волк остановился.
– Волчок! Волчок! Возьми, покушай!
Прохоров сделал шаг назад, к будке, и протянул волку мясо.
– Волчок! На!
Волк стоял, шевеля ноздрями и чуть оскаливая клыки. Наклонившись, Прохоров снова протянул мясо. И в это мгновение волк неожиданно кинулся на Прохорова, пытаясь схватить за горло. Тот рывком отпрянул в сторону, и волк вцепился ему в плечо, рванув с дикой звериной силой полушубок вместе с кителем, гимнастеркой, бельевой рубашкой и телом. Прохоров со стоном повалился на землю, а сзади с сухим треском прогремели два раскатистых выстрела.
Прохоров открыл глаза и увидел, что рядом в предсмертных конвульсиях, обагрив кровью снег, в предсмертных конвульсиях бьется мощное, мускулистое тело волка. Прохоров медленно встал и подошел к нему, превозмогая боль в плече.
– Волчок! Волчок! Зачем же ты, а?
Волк открыл глаза, уже подернутые смертной пеленой, и в последний раз встретился взглядом с Прохоровым. Из них на окровавленный снег скатились две крупные слезы, чистые, как горный хрусталь.
Волчьи глаза медленно закрылись. На этот раз навсегда. А Прохоров присел над остывающим питомцем, взял в руки его серую голову и, глотая слезы, бессмысленно забормотал: