Рыдать? – Но в сердце нет рыданий.Молиться? – Для чего, кому?Нет, рой отрадных упованийЧужд утомленному уму.Молитва мне не даст забвенья,Я жду любви, любви земной,Я жить хочу без размышленья,Всей юной силой, всей душой.Таить в душе свои страданьяЯ не могу – она полнаИ ждет хоть капли состраданьяИ молит хоть минуты сна.Кто ж облегчит немую муку,Кто осветит тот темный путь,Кто мне спасающую рукуЗахочет в горе протянуть?..
В тине житейских волнений,В пошлости жизни людскойТы, как спасающий гений,Тихо встаешь предо мной.Часто в бессонные ночи,Полный тоски и любви,Вижу я ясные очи,Чудные очи твои;Слышу я речи святые,Чувствую ласки родные, –И, утомленный, больной,Вновь оживаю душой,И, от борьбы отдыхая,Снова готовый к борьбе,Сладко молюсь я, рыдая,С светлой мечтой о тебе.
2
Пусть
ты в могиле зарыта,Пусть ты другими забыта –Да, ты для них умерла!..Но для меня – ты живая,Ты из далекого раяК брату на помощь пришла.Сердце ль изноет от муки,Руки ль устанут в борьбе, –Эти усталые рукиЯ простираю к тебе.Где ты? Откликнись, родная!И на призыв мой больнойТы, как бывало, живаяТихо встаешь предо мной.
3
Кудри упали на плечи,Щечки румянцем горят,Светлые, тихие речиСтрастною верой звучат:«Милый, не падай душою,Знай, что настанет пора –И заблестит над землеюЗорька любви и добра.Правда, свобода и знаньеСтанут кумиром людей,И в беспредельном сияньиБудет и сердцу теплей…»
При жизни любила она украшать Тяжелые косы венками,И, верно, в гробу ей отраднее спать На ложе, увитом цветами…Торжественно яркое утро горит, Торжественно солнце сияет,Торжественно стройное пенье звучит И тихой мольбой замирает…И гроб ее белый, и яркий покров, И купол церковный над нами,И волны народа, и ряд образов – Всё ярко залито лучами…Как будто всей дивною негой своей, Всем чудным своим обаяньемВесна и природа прощаются с ней Последним горячим лобзаньем…К чему эти слезы? О ней ли жалеть С безумно упорной тоскою?О, если б и все мы могли умереть С такою же чистой душою!О, если б и все мы прощались с землей С такою ж надеждою ясной,Что ждет нас за гробом не сон вековой, А мир благодатно прекрасный!
Когда в минуты вдохновеньяТвой светлый образ предо мнойВстает, как чудное виденье,Как сон, навеянный мечтой,И сквозь туман его окраскиЯ жадным взором узнаюТвои задумчивые глазкиИ слышу тихое «люблю»,Я в этот миг позабываю,Что я мечтою увлечен,За счастье призрак принимаю,За правду принимаю сон.Нет и следа тоски и муки;Восторг и жизнь кипят в груди,И льются, не смолкая, звукиГорячей песнею любви.И грустно мне, когда виденьеУтонет в сумраке ночном,И снова желчь и раздраженьеЗвучат в стихе моем больном.Яд тайных дум и злых сомненийОпять в груди кипит сильней,И мрачных песен мрачный генийВладеет лирою моей.
Окончен скучный путь. От мудрости различнойОсвободились мы, хоть не на долгий срок.Вдали от скучных стен гимназии столичнойПокой наш не смутит докучливый звонок.Мы разбредемся все – до нового свиданья;Надежды светлые кипят у нас в груди.Мы полны юных сил, и грез, и упованья,И призрак счастия манит нас впереди.Мы в будущность глядим без грусти и тревоги,В немую даль идем уверенной стопой,И будем всё идти, пока шипы дорогиНас не измучают сомненьем и тоской.Когда ж в груди у нас заговорят проклятьяНа жизнь, разбитую безжалостной судьбой,Мы вспомним, может быть, что все мы были братья,Что все мы выросли под кровлею одной, –Что в мире есть еще для нас душа родная,Что связывают нас предания одне…И вспыхнет на очах у нас слеза святая,Как дань минувшим снам и светлой старине.
За зеленым лесом зорька золотаяГаснет, догорая алыми лучами;С вышины лазурной ночка голубаяСмотрит вниз на землю звездами-очами,Над рекой клубятся легкие туманы,И бежит шалунья, нивы обвивая,Пробуждая плеском сонные поляны,Темный лес веселой струйкой оживляя.Некогда над этой речкой голубоюБыл боярский терем, мрачный и угрюмый.Он стоял одетый зеленью густою,Точно гордый витязь с затаенной думой.На заре нередко тишина немаяНарушалась песнью девичьей живою:В тереме угрюмом, юность вспоминая,Жил опальный кравчий с дочкой молодою.Занятый мечтою о минувшем счастье,Вспоминая сердцем прежние сраженья,Нелегко боярин выносил ненастье,Втайне ожидая царского прощенья.Но года бежали – из Москвы нет вести,Поседел боярин в горе и изгнаньи;Постарел он в думе о боярской честиИ в глубоком, скрытом на душе, страданьи.Между тем из прежней розовой малюткиДочь его уж стала девушкой-красою.На устах лукавых вечный смех да шутки,Ясный взор сверкает жизнью молодою.Чуть блеснет, бывало, зорька золотаяНад рекой, одетой утренним туманом,Уж звенит и льется песня, не смолкая,По лугам росистым и лесным полянам.День пройдет в работе. Вечером ведетсяРазговор про славу и былые брани.Оживет боярин… сердце встрепенется,Вспомнив про паденье и позор Казани.Слушает Мария – грезы молодыеБитву ей рисуют яркими чертами…А в окошко смотрят звезды золотые,И луна сверкает бледными лучами.За окном деревья, будто великаны,Шевелят в раздумье темными ветвями;Словно дым от пушек, белые туманыНад рекой зеркальной носятся волнами.И в ночном затишье слышатся ей звуки:Стоны, плач, проклятья, страшный вопль страданья,И порой как будто крик последней мукиЗа рекой раздастся в гробовом молчаньи.С утром вновь смеются розовые губки,И далёко слышны милый смех и шутки.С утром – снова песни льются, не смолкая.Так бежит неслышно молодость живая.Уж пора и замуж отдавать Марию;Загрустил боярин гордый и угрюмыйИ не спал нередко ночи голубые,Занятый всё той же неразлучной думой.Часто проникало тайное сомненьеВ грудь его больную злобною змеею:Полно, не напрасно ль жаждет он прощенья,Не
забыт ли Брянский Русью и Москвою?Может быть, другие стали там у трона;Царский взор встречают, пьют из чаши царской;Может быть, другие, царству оборона,Сели в царской думе на скамье боярской?Нет, не позабыты прежние сраженья,Не забыт и Брянский, и гонец стрелоюВ терем одинокий вестником прощеньяПрискакал однажды полночью глухою.Ожил мрачный терем, – принялись за сборы,Ожил и боярин и гонцу внимает:Царь-де забывает старые раздорыИ тебя, боярин, снова призывает.Рад боярин. Только дочь его Мария,То узнав, поникла русой головою,Как огнем, сверкнули глазки голубыеГорем и внезапной тайною тоскою.Сердце молодое облилось в ней кровью,Больно ей расстаться с тихою дубравой,А еще больнее – с первою любовью,С смелой, бесталанной головой кудрявой.Уж давно в соседстве мелким дворяниномЖил Петруша Власов с матерью седою;Жил он одиноко, скромным селянином,Сам ходил по пашне за своей сохою.Как слюбилась с парнем гордая Мария, –Это знают только звезды золотые,Звезды золотые, ноченьки глухие,Да шалуньи-речки волны голубые.И не видит Брянский, что ночной пороюТам, в светлице душной, тихо льются слезы,И не знает Брянский, за кого с тоскоюВ небеса несутся и мольбы и грезы.Утомился Брянский и уснул глубоко.Спит он и не знает, что его МарияУбежать решилась от отца далекоИ покрыть позором волосы седые.Злобно воет ветер, тучи нагоняя;За угрюмым лесом дальний гром играет;Уж давно погасла зорька золотая,И седая полночь полог расстилает;Из окна Марии нитью золотоюПо волнам приветный огонек играет,И давно Мария с тайною тоскоюСмотрит в сад и знака к бегству поджидает.Каждый легкий шорох, каждое движенье –Всё в ней вызывает муку ожиданья:«Вот он… вот…»; но снова пролетит мгновенье,И опять повсюду мертвое молчанье,Только ветер с плачем шевелит ветвямиИ кусты осоки над рекой качает,Да река о берег мутными волнамиС безысходной грустью глухо ударяет.Чу… хрустят и гнутся камыши речные,Кто-то молодецки борется с волнами…«Ты, Петруша?..» – тихо молвила Мария,В темноту впиваясь робкими очами.– «Я… скорее, Маша…» И на всё готовыйЖдал он, прислонившись. Жадно грудь дышала,Полон был отваги взор его суровый,И широкий ножик рученька сжимала.Вот она… раскрылись жаркие объятья,И уста слилися с нежными устами…Вдруг во мгле глубокой раздались проклятья,Глухо повторяясь дальними горами:«Здравствуй, дочь! Не ждала гостя дорогого?..Принимай и потчуй из руки дворянской!..Принимай с почетом старика седого!..» –Загремел, от злобы задыхаясь, Брянский.Но уж было поздно: беглецы сокрылись!Вот они безмолвно борются с волнами;Вот кусты осоки тихо расступились,И они исчезли, скрытые ветвями.Он плывет за ними… старческой рукоюВолны-великаны смело рассекает…Не доплыл боярин – скрылся под водою,А над ним свой полог речка закрывает…Из кустов прибрежных беглецы взирали,Как погиб боярин, – но они и самиВ беспощадной битве силы потеряли;Им не сладить снова с бурными волнами…Между тем, разбужен криками ночными,Ожил старый витязь – терем одинокий:Закипел повсюду толками людскими,Засиял огнями в темноте глубокой.Над рекой собравшись тесною толпою,Слуги рассуждали о беде великой:Как бы лучше сладить с мачехой-судьбою,Как поладить с речкой бурною и дикой.Вдруг дворецкий вспомнил древнее преданье:«Из воды возможно выкупить деньгами».И сейчас же отдал слугам приказаньеОтворить подвалы ржавыми ключами.По волнам мятежным лунный луч дробится,И в кустах осоки гробовым рыданьемРезкий ветер стонет и угрюмо злится,Проносясь по листьям с тихим завываньем.Заскрипели двери, сундуки с деньгамиВынесли на берег; в волны голубыеСеребро со звоном падает горстями…Глухо вторят звону струйки золотые…Буря умолкает… речка голубаяСтихла понемногу грозными волнами,И над ней, качаясь, тихо выплываетГолова седая с мокрыми кудрями.Вот и плечи видно… руки обнажились,В серебристой пене борода мелькает…Но опять седые волны расступились,И река добычу скоро поглощает.«Денег не хватило… больше нет спасенья…»Над рекой рыдает бедная Мария,Грудь ее волнует горе и мученья,В голове мелькают мысли роковые:«Я всему виною… я тебя убила… –Шепчет дочь, поникнув в горе над водою. –Там, в пучине влажной, там твоя могила…Нет, я не расстанусь, мой отец, с тобою…»И глухим рыданьем замер голос нежный.Где ж она?.. Смотрите… вон она мелькаетНад пучиной темной, в пене белоснежной,И в волнах угрюмых тихо исчезает.Нет ее… Погибла бедная Мария!Нет ее… Над нежной, русой головоюГлухо захлебнулись волны голубыеВлажной и холодной синей пеленою.С той поры нередко полночью глухоюНад рекой слыхали тихие рыданья.То боярин Брянский с дочкой молодою, –Говорит народа робкое преданье, –То боярин Брянский просит погребенья…И спешит прохожий скорыми шагамиПрочь от страшной речки в мирное селеньеПо тропинке, скрытой темными кустами.
23
Это предание распространено в Тверской губернии, в деревне Лакотцы.
В тот тихий час, когда неслышными шагамиНемая ночь взойдет на трон свой голубойИ ризу звездную расстелет над горами, – Незримо я беседую с тобой.Душой растроганной речам твоим внимая,Я у тебя учусь и верить и любить,И чудный гимн любви – один из гимнов рая – В слова стараюсь перелить.Но жалок робкий звук земного вдохновенья:Бессилен голос мой, и песнь моя тиха,И горько плачу я – и диссонанс мученья Врывается в гармонию стиха.
Ты помнишь – ночь вокруг торжественно горелаИ темный сад дремал, склонившись над рекой…Ты пела мне тогда, и песнь твоя звенелаТоской, безумною и страстною тоской…Я жадно ей внимал – в ней слышалось страданьеРазбитой веры в жизнь, обманутой судьбой –И из груди моей горячее рыданьеНевольно вырвалось в ответ на голос твой.Я хоронил мои разбившиеся грезы,Я ряд минувших дней с тоскою вспоминал.Я плакал, как дитя, и, плача, эти слезыЯ всей душой тогда благословлял.С тех пор прошли года, и снова над рекоюРыдает голос твой во мраке голубом,И снова дремлет сад, объятый тишиною,И лунный свет горит причудливо на нем.Истерзанный борьбой, измученный страданьем –Я много вытерпел, я много перенес.Я б облегчить хотел тоску мою рыданьем, –Но… в сердце нет давно святых и светлых слез.