Полное затмение
Шрифт:
Он протянул коробочку Ломаксу. Вблизи стало заметно, что коробочка украшена синими звездами.
— Откройте, — сказал Джеферсон.
Ломакс открыл коробку. Сверху лежала открытка, на которой также были нарисованы звезды. Под ней на тонкой ткани покоилась бриллиантовая брошка Джулии. Ломакс вынул ее. Грани поймали свет и с силой отразили его. Как бы Ломакс ни поворачивал брошку, камень разбрасывал лучи во все стороны. Он положил брошку и взял в руки карточку:
Моей
Подписи не было. Ломакс узнал почерк Льюиса. Он положил карточку сверху и закрыл коробочку, вопросительно глядя на Джеферсона.
— Ну? И что я должен с этим делать? — спросил юноша.
— Как это попало к вам?
— Гейл дала мне ее, когда я отправлялся в Массачусетсский технологический институт в мае. Летом я работал там под руководством одного из профессоров. Гейл знала, что мы не увидимся до ее возвращения из Франции, и попросила сохранить брошку. С тех пор я и храню ее. Просто ума не приложу, что теперь с ней делать.
— Откуда она у Гейл? Нет, не рассказывайте. Это подарок матери, единственная память о ней.
Джеферсон с любопытством посмотрел на Ломакса:
— Мать Гейл жива. Брошка — подарок отца. На карточке его почерк.
«Моей дорогой девочке».
— Нет, — сказал Ломакс, чувствуя тошноту, — это ошибка. Брошка принадлежит Джулии. Она надевала ее на свадьбу.
— Наверное, Гейл дала ее Джулии напрокат. Она часто так делала. Ну а чаще всего Джулия просто брала ее вещи сама.
Ломакс положил коробочку на стол.
— Пусть останется у вас, — посоветовал он.
— Вы уверены?
— Уверен.
Джеферсон вернулся к полкам и ящикам. Он завернул коробочку в бумагу и со скрипом закрыл ящик.
— Это бриллиант. Большой камень. Стоит дорого, — с сомнением заметил юноша. — Я не хочу, чтобы кто-нибудь решил, что я его украл.
Ломакс настаивал:
— Я думаю, Гейл хотела, чтобы это хранилось именно у вас.
— Джулия говорила, что это ее брошка?
— Да.
Джеферсон вздрогнул:
— Нет, она определенно принадлежала Гейл.
Ломакс знал эту уверенность. Ничто не могло изменить ее. Точно так же сам Ломакс верил в невиновность Джулии.
— А Джулия определенно убила Гейл? — осторожно спросил он.
Джеферсон слегка покраснел.
— Профессор, вы помните ту вашу лекцию о конце света?
Ломакс кивнул.
— Мы можем предсказать то, что случится в будущем, если оглянемся в прошлое, верно?
— Мы можем предсказывать различные варианты будущего.
— Я проделал этот трюк с Гейл. В ее прошлом я увидел ее будущее.
— Увидели ее смерть?
— Джулия вела себя с ней все более жестоко. Следующим
Ломакс молчал.
— Попытайтесь описать Гейл, — наконец сказал он. — До сих пор никто не мог этого сделать.
— О Боже!
Джеферсон встал и принялся расхаживать по комнате. Он кружил между кроватью и входной дверью. Наверное, это был его обычный маршрут. Ковер под ногами протерся.
— Она была очень общительной. Интересовалась различными вещами, и это привлекало к ней людей. Веселая. Очень умная. Симпатичная, но слегка испуганная. Неуверенная в себе. Красивая. Нет, в общепринятом смысле она не была красавицей, но казалась очень привлекательной. Особенно ближе к концу. Возможно, к тому времени я просто влюбился в нее. Или из-за операции. Наверное, операция тоже помогла.
Ломакс ощутил беспокойство. Он допил кофе, но во рту все еще сохранялся вкус солодового молока, которое камнем опустилось в желудок.
— В больнице, — медленно начал Ломакс, — она сделала пластическую операцию.
Это было очевидно с самого начала, но он был слеп. Из нескладной школьницы Гейл с помощью скальпеля хирурга превратилась в привлекательную юную женщину.
— Гейл не виновата, — сказал Джеферсон. — Они с Джулией подрались. Всего однажды она решила постоять за себя. Обе тогда нуждались в помощи пластического хирурга. Джулия тоже исправляла свой нос.
Солодовое молоко камнем лежало в желудке. Ломакс вспомнил первое свидание с Джулией. Она рассказывала о сломанном носе и пластической операции. Тогда Джулия объяснила операцию несчастным случаем.
Джеферсон продолжил:
— Джулия ненавидела ее. Наверное, она просто сошла с ума. Не верите? Отец Гейл тоже не верил. Он не верил ни единому слову Гейл. Во всем, что произошло, меня радует только одно. Когда в то утро Джулия пришла в квартиру Гейл и наставила на них ружье, отец Гейл понял, что все это время дочь говорила правду. Когда я представляю себе эту картину, то вижу, как Льюис поворачивается к Гейл и говорит: «Гейл. Прости меня. Ты была права. Я должен был прислушаться». А затем Джулия стреляет.
Ломакс вспоминал свадебную фотографию. Вспоминал квартиру Гейл.
— Разве это невозможно? — спросил Джеферсон.
Он с легкостью, словно воздушный шарик, пнул кровать. Она бесшумно развернулась. Юноша присел с краю, поближе к Ломаксу.
— Возможно. Весьма вероятно, Льюис что-то сказал Гейл перед тем, как убийца выстрелил.
— Убийцей была Джулия. Почему вы не слушаете меня, профессор?
Джеферсон смотрел прямо перед собой — лицо превратилось в печальную маску.