Полное затмение
Шрифт:
Берлинз говорил спокойно, в глазах застыла доброжелательность, однако Ломакс понимал, что профессор не шутит. Они потеряли четыре часа наблюдений дополнительно к многим тысячам долларов в период, когда обсерватория испытывала финансовые затруднения.
— Я не могу, профессор, — отвечал Ломакс.
— И все же подумайте. Все вокруг меняется, Ломакс.
Ломаксу не нравились перемены. Его раздражала атмосфера реорганизации. Он старался не обращать внимания на слухи о сокращении работ. Ломакса не интересовали ухищрения управленцев и старания некоторых руководителей
В это мгновение вошла Джулия. Берлинз спросил:
— Как по-вашему, Ломаксу стоит сбрить бороду?
Джулия нарочито медленно обдумывала вопрос профессора. Она наклонила голову сначала в одну сторону, затем в другую и пристально вгляделась в подбородок Ломакса. Ответить бы ей таким же пристальным взглядом, однако Ломакс понимал, что ему это не под силу.
— Ну что же, — Джулия улыбнулась, — это зависит от того, кем вы хотите стать.
— Я с двадцати лет хожу с бородой, — сказал Ломакс. — Даже и не помню, что там под ней.
— Может быть, вам ее немного подрезать?
Слова Джулии напомнили ему Кэндис. Она всегда уговаривала Ломакса подрезать бороду, сменить одежду или подстричь волосы.
— Нет, волосы все равно как-нибудь да попадут в спектрограф, — сказал Берлинз. — Ломакс у нас недотепа и гордится этим. Он оставляет свои вещи по всей обсерватории. Ручки, диски, бумаги, фотографии. Однажды он с кем-то поменялся столами, и обнаружилось, что ящики полны недоеденных бутербродов. Большинство находились в различных стадиях разложения, а некоторые практически окаменели. Он яростно грызет ручки и потом ходит весь день с чернилами на губах. Посмотрите, сколько пуговиц осталось на его рубашке. Джулия, мне не хотелось бы, чтобы вы думали, будто все ученые похожи на него.
— А я и не думаю, — спокойно ответила Джулия.
Ломакс изобразил на лице обиду.
— Подобная неаккуратность обличает неорганизованность ума. Мы, естественно, встревожены. Ненаучный подход, если угодно. А что касается остального, то Ломакс обладает незаурядными способностями.
— Он хочет, чтобы ты загладил свой промах, — объяснила Ким, когда на следующий день Ломакс поделился с ней вчерашним разговором.
— И как я могу загладить свой промах, не сбривая бороды?
Предыдущим вечером компания направилась в город. Целый день они похвалялись друг перед другом тем, как напьются вечером, однако Ким донесла, что никакого буйства не случилось — состоялся респектабельный ужин в респектабельном ресторане. Парочка астрономов уснула. Добермену так и не удалось подцепить обещанных Йоргену женщин.
Вечеринка завершилась в аптеке, где коллеги купили Ломаксу дешевую бритву. «Гладкое бритье» — золотыми буквами было написано на ручке. Утром бритву подарили Ломаксу, он с улыбкой принял подарок, но бриться все равно отказался.
— Похоже, он считает,
— Я считаю, что меня и так воспринимают серьезно, — пробормотал Ломакс. — Не нравится мне быть в центре внимания.
— Мне-то можешь не объяснять — сама такая. Потому и люблю тебя.
Ломакс огляделся. Наступило время еды. Семейные обеды всегда были для Ломакса чем-то большим, чем просто еда, но ежедневное трехразовое сборище ученых способно было утомить кого угодно. Здесь завязывались или гибли дружеские связи, лидеры утверждали свои притязания, формировались и распадались коалиции. И если вы чувствовали усталость от жизни в обсерватории, то прежде всего усталость от всех этих завтраков, обедов и ужинов.
— Пять лет назад, — начал Ломакс, — нет, даже два года назад никто из них не носил галстуков. Это все Диксон Драйвер.
Диксон Драйвер был новым директором обсерватории. С самого начала работы он настоятельно советовал некоторым ученым изменить подход к работе, то есть сделать его более рациональным.
— Вот посмотри на Добермена в застегнутом на все пуговицы пиджаке. Я работал с ним в Сен-Кристофе, и тогда он не носил ничего, кроме джинсов.
Ким пожала плечами:
— Добермен честолюбив, да и мир меняется.
Ломакс подумал о Кэндис и о том, как изменилась она. Все, кроме него, менялись, и вот сейчас они и его уговаривают измениться.
Внезапно Ким выпрямилась:
— Ну, Ломакс, держись. Вдохни поглубже и постарайся контролировать кровяное давление. Она идет сюда.
Как только Джулия подсела к ним, Ким доверительно сообщила ей:
— Ломакс очень переживает по поводу своего имиджа.
— Ничего я не переживаю. А вот прочих, похоже, это почему-то заботит.
— Они говорят, что ему следует облагородить свою внешность. Подстричь волосы, сбрить бороду. А мне кажется, его и так можно полюбить, правда?
Джулия рассмеялась. Слова Ким можно было толковать по-разному.
— Любой человек должен время от времени меняться, — сказала она.
Ким недоверчиво посмотрела на Джулию:
— А вы менялись? Это больно? Это тяжело?
— Главное — отношение других людей. Иногда они не хотят, чтобы вы менялись.
— Ну с Ломаксом все наоборот. Все хотят, чтобы он изменился. За исключением меня. Если он изменится, я останусь тут единственной недотепой.
Ким пригладила свои темные волосы в одну сторону, затем в другую. Вид был одинаково взъерошенный.
— Вы тоже можете измениться, — сказала Джулия.
— «Вы тоже можете измениться», — тоненьким голоском маленькой девочки передразнила Ким Джулию, пересекая асфальтовое пространство вместе с Ломаксом. — Удивляюсь, как она не предложила мне сесть на диету.
— Она тебе не нравится.
— Это из-за того, что она выглядит такой беспомощной — и все тут же готовы бежать ей на помощь. Тоже мне подвиг. Держу пари, я знаю, как умер ее муж. Повесился на соседнем дереве.