Полный дом смерти

Михальчук Владимир

– Чисто сработано, – пробормотал я. – Череп вдребезги, серая жидкость ушла с разбросом в несколько метров. Бросали прицельно.

– Бросали? – спросил дворецкий с таким видом, словно бы не понимал глупости своего вопроса.

Я доходчиво объяснил:

– Если бы ставень слетел под дуновением ветра, удар прошел бы вскользь. Имелось бы хоть самое мелкое, но отклонение. А здесь мы видим четко спланированный удар – идеально вертикальный. Словно кто-то покуривал на крыше, ожидая, когда Пэйр подойдет к отмеченному месту.

Мозгомпьютер

просканировал пространство и саму створку. Ничего, никакого следа! Впрочем, кто бы сомневался.

– Что делал конюх рядом с поместьем?

Лумиль молча указал на большие садовые ножницы в руке убитого. Отошел на несколько шагов, чтобы не запачкать домашние туфли, и сообщил:

– Когда работники конюшни не ухаживают за лошадьми, в целях экономии мы на полставки заставляем их приглядывать за садом. Подстригают газоны, кустики, н-да. Пересаживают деревья.

Я опустился рядом с трупом на колени и тщательно его обследовал. Никаких улик и зацепок, но кто сдается после первой попытки – тот не Ходжа Наследи?

Наконец, когда я в третий раз пошарил по карманам покойника, мое терпение было вознаграждено. За отворотом толстой садовой рукавицы обнаружился маленький клочок бумаги для письма. Дорогая фактура – явно из запасов владельца поместья.

На прямоугольнике виднелись едва различимые линии. Кажется, его надлежащим образом сгибали и придавали вид миниатюрного самолетика. Ну, как в школьные годы.

Значит, кто-то бросил Пэйру послание через окно. Кто-то не желающий выходить из поместья.

Судя по длинной шеренге подстриженного кустарника, конюх находился рядом с поместьем еще с утра – записку могли запустить из любого окна. Или покойный нынче парень заполучил ее раньше?

На бумажке присутствовал невнятный след от ауры. К сожалению, мозгомпьютер не смог ее идентифицировать – свежая кровь начисто стерла эту информацию.

Зато, кроме линий и легкого намека на адресата, записка поделилась маленькой тайной. Я нашел несколько предложений, выведенных корявыми буквами. У написавшего имелись некоторые проблемы с грамматикой:

«…забереш сегодня ночию и отнесеш в и…» – остальные слова на записке безнадежно растворились в теплой крови. Нет, еще нашлось: «… в память о друге…»

Мозгомпьютер сообщил, что надпись очень свежая – прошло не более десяти часов с момента составления письма. Уже кое-что. Преступник рядом и готовится нанести решающий удар.

– Почерк вам знаком?

Леприкон брезгливо покосился на бумагу и даже не взял ее в руки.

– Точно не уверен, но кажется, писала Парто.

Вот она – первая настоящая улика этого запутанного дела!

Я внес повторное посещение горничной к своим планам на вечер. И затем припомнил еще один вопрос.

– У меня к вам просьба, дорогой Лумиль.

– Если это не выходит за рамки приличия, глубокоуважаемый Ходжа.

Эй, да у старика таки есть чувство юмора! Пришлось перенести его из списка плакс в таблицу «неопределенного

характера лица, не теряющиеся в трудной ситуации рядом с погибшими конюхами».

– Абсолютно не выходит, – рассмеялся я. – Сейчас вы останетесь на этом самом месте, а я вернусь в холл. Подождите минуты две-три, а потом завопите несколько раз, что есть мочи.

Леприкон сделал круглые глаза и уставился на меня, как на безрогого демона. Я сохранил интригу и потопал к поместью. Походя отметил, конечно же, окно, от которого «оторвался» убийственный ставень.

В холле я уселся за рабочий стол дворецкого и, наконец-то закурил. Несмотря на множество смертей и дрянную обстановку, дом все больше мне нравился. Мне даже казалось, что строение живет какой-то своей, непонятной окружающему миру жизнью. И словно вещает молчаливыми стенами…

– А-а-а-а-а-а-а! – донеслось до меня.

Я прошел несколько шагов и нырнул в полутемную комнату, откуда доносился звук. Кроме стандартной для богатых поместий мебели, здесь находилось зашторенное окно. Ставни плотно перехвачены щеколдой, но одна из застекленный створок приоткрыта.

– А-а-а-а-а! – тонкий голосок отчетливо пробивался сквозь оконный проем.

Я притронулся к щеколде, намереваясь ее приоткрыть, как вдруг она зашелестела. Это что за дела?! Твердое дерево издает совершенно иные звуки. При внимательном досмотре оказалось, что щеколда выполнена из свернутого параллелепипедом рулона бумаги. К тому же выкрашенного коричневой краской – под цвет натурального дуба. Настоящий запор обнаружился под шкафом. Он уже долгое время находился здесь и успел покрыться тонким слоем пыли. Несколько недель или больше.

– А-а-а-а-а-а! – уже с хрипотцой. – Кхэ-кхэ-кхэ…

– Благодарю вас, драгоценный Лумиль, – сказал я дворецкому, высунувшись из открытого окна. – Можете возвращаться в дом. Мы узнали, что хотели.

– И что же мы узнали, позвольте спросить?

– Самое главное, – я позволил себе мимолетную улыбку. – Мы теперь уверены, что некий дворецкий по имени Лумиль не является преступником. Во всяком случае, не в этот раз.

Леприкон застыл в обиженном изумлении.

– Я служу в этом доме триста два года, глубокоуважаемый, – наконец сумел выдавить он. – И вы подозревали меня в этих несчастьях?

На глазах старика стояли уже привычные слезы. Кажется, в доме бель-ал Сепио такая рутина – хныкать и брызгать соленой жидкостью из глаз. И ничего не делать, пока не убьют следующего домочадца.

– У детектива такая работа – подозревать всех, пока не обнаружится настоящий убийца, – успокоил я его. – Крик действительно слышен из холла. Могу с уверенностью заявить, что вы не сбросили на несчастного Пэйра этот ставень и не вернулись ко мне, якобы для освидетельствования своей невиновности. Так что вы чисты: у вас не хватило бы времени на такие манипуляции. Входите же, наконец, внутрь. Еще простудитесь, не приведи демон.