Полный нокаут

Мади Скайла

Большой частью своего веса Оливия опирается на меня, но мне все равно. Она не много весит. О настаивала на том, чтобы забраться обратно в постель, но мне удалось убедить ее, что пребывание вне темной комнаты с друзьями заставит ее чувствовать себя лучше. Я забыл, что ее друзья на данный момент ненавидят друг друга и превращают каждую секунду, проведенную рядом с ними, в ад. Вот почему не нужно трахаться с людьми, находящимися с тобой в одном социальном круге. Это странно, и заставляет всех вокруг чувствовать себя некомфортно. Думаю, если собираетесь устанавливать правила относительно дружбы, это должно быть одним из них. Есть мысль, что, если я перестану участвовать в боях, я всегда смогу делать те таблички

с цитатами, которые люди наклеивают на свои машины. Знаете, те, на которых написано «сигналь, если ты возбужден» (прим. — Оригинальная фраза содержит двусмысленность и может переводиться так же еще как «сигналь, если ты рогатый») или «моя вторая машина BMW». На моей бы было: «Если хочешь войти в мой круг общения, не трахай моих друзей. Это дерьмо станет ДЕЙСТВИТЕЛЬНО странным ПО-НАСТОЯЩЕМУ быстро». Если бы только я мог вернуться назад во времени и оттолкнуть Джексона от Селены… Это бы сохранило теперешнему мне столько нервов и времени.

— У тебя никогда не было проблем с тем, что я готовлю, Джексон, — добавляет Селена.

— Ты готовила дважды, и оба раза нам приходилось уходить и брать еду на вынос.

Когда я провожу Оливию к дивану и укладываю ее, Селена вылетает из кухни и с прищуром глядит на Джексона. Его губы дергаются, когда она огрызается на него. Я понятия не имею, что она говорит, потому что когда Селена злится, то говорит слишком быстро. Добавьте к этому расстроенного Джексона и получите шумный хаос, в котором никто ничего не может понять.

— Хватит! — кричу я, заставляя всех в комнате подпрыгнуть. — Оливия плохо себя чувствует. Если хотите ругаться, то делайте это в другом месте.

Они немедленно закрывают рты.

Оливия кладет ноги Джексону на колени, и он двигает рукой, прежде чем положить их на ее лодыжки. Как по мне, этот жест слишком непринужденный, особенно когда его большой палец касается голеностопного сустава. Он тоже защищает Оливию, и я знаю, что Джекс не подразумевал ничего такого под этим жестом. Он мой верный друг и никогда бы не предал мое доверие, но Оливия моя жена. Я должен быть тем, кто создает ей комфорт, когда она больна, а не кто-то вроде Джексона, который — давайте посмотрим правде в глаза — не заслуживает того, чтобы прикасаться к кому-то такому милому, как она.

Я делаю шаг вперед и хватаю Оливию за ноги, убирая их подальше от Джексона.

— Я так не думаю, Джекс.

С ухмылкой он соскальзывает с места, а я сажусь вместо него, хватаю Оливию за колени и тяну вниз еще сильнее, пока ее ноги полностью не накрывают меня, а задница не прижимается к моему бедру.

— Лучше? — дразнит она меня, качая головой.

— Намного.

Я улыбаюсь, опуская руки к ее ногам, когда Джексон устраивается в кресле на другой стороне комнаты.

Он мне нравится там, где не влияет на мою жену и не заставляет ее задыхаться. Она утверждает, что ей нравится «страсть» Селены и Джексона, но я видел желание в ее глазах, когда она увидела их на фоне машины в пустыне. Ей нравится напористость Джексона, его агрессивность. Я бы завидовал ему, если бы не был, ну, собой. Джексон Куинн крутой, но он не Сет Марк. Я прочищаю горло и делаю быструю мысленную заметку никогда больше не говорить о себе в третьем лице.

— Вы двое много занимаетесь сексом, — заявляет Селена, перекидывая кухонное полотенце через плечо. — Может быть, ты сделал ей ребенка.

Все мое тело напрягается, и я чувствую, как тело Оливии делает то же самое. Я смотрю на нее, а она пристально смотрит на Селену.

— Или возможно твоя стряпня — просто дерьмо, Сел, — отвечает она с максимальной уверенностью. Это меня расслабляет. Женщины знают свое тело лучше, чем кто-либо другой… Верно?

Некоторое время назад мы кратко говорили о детях, сидя

в ванне, и я хочу детей с ней, но решил, что не хочу их прямо сейчас. Я бросаю взгляд на Джексона, который пристально наблюдает за мной. На его лице нет никаких эмоций, но знаю, что он пытается мне сказать: «Лучше бы, блядь, это было не так». Я слегка качаю ему головой, и он незаметно откидывается на спинку стула. Я не знаю, почему почувствовал необходимость заверить его, что она не беременна. Это не его чертово дело. И Джексон, и Дэррил боятся моих отношений с Оливией. Они беспокоятся, что она разрушит все, над чем мы так усердно работали. Они не оказывают ей того уважения, которого она заслуживает. Если бы не она, я бы не был там, где есть сейчас. Это она подстегивала меня, когда я не хотел продолжать. Это она подбадривала меня после ссоры с Доном.

— Теперь, когда я думаю об этом, — говорит Джексон, — мне тоже не по себе.

Селена срывает полотенце с плеча, комкает его в своих маленьких ручках и бросает в него. Ее светлый пучок, завязанный на макушке, колышется, когда она швыряет полотенце.

— Ты несешь чушь, Джексон. Тебе понравилась моя жареная курица.

Он пожимает плечами.

— Может я сказал это только для того, чтобы залезть к тебе в трусики.

Он смеется и смотрит на меня, ожидая подтверждения, но я не тупой. Я не хочу добровольно становиться в очередь на смерть от рук Селены и Оливии. Он идиот, у которого отсутствует инстинкт самосохранения.

— Пошел ты, придурок.

Селена резко разворачивается на пятках и исчезает.

— Так держать, идиот, — огрызается Оливия на Джексона. Она пытается сбросить с меня ноги, чтобы встать и последовать за Селеной, но я опускаю на них вес своих рук, не давая ей уйти.

— Держись подальше от этого, — предупреждаю ее.

Ее великолепные зеленые глаза вспыхивают, призывая меня попытаться остановить ее. Я смотрю на Джексона и не говорю ни слова. Секунду спустя он выдыхает и встает с дивана.

— Ладно. — Он проводит ладонями по рубашке, расправляя зеленую ткань. — Я разберусь с этим.

Когда он выходит из комнаты, становится тихо и неловко. Оливия теребит странную нитку на рукаве своей толстовки. Хотя на самом деле эта толстовка моя.

— Ты как, нормально? — спрашиваю я после нескольких мучительных минут.

Она кивает.

— Настолько нормально, насколько это возможно при пищевом отравлении.

— Хорошо. — Я провожу ладонью вверх по ее ноге, а затем снова спускаюсь вниз. — Прямо сейчас мне не нужен подобный отвлекающий фактор… — Я сглатываю. — Не думаю, что смог бы справиться с этим на данном этапе своей карьеры.

Я не сказал Оливии, что передумал уходить из MMAC. Прошли месяцы, но я ждал подходящей возможности рассказать ей об этом. Последние несколько недель она тоже была не самым приятным человеком, с которым можно было жить, и поэтому быть с ней откровенным было намного труднее. Думаю, что она чувствует себя немного в ловушке, будучи запертой здесь, и я знаю, что она с нетерпением ждет, когда я уйду, хотя она никогда бы в этом не призналась. Избегая смотреть мне в глаза, она кивает головой.

— Верно. Мне бы не хотелось расстраивать тебя, вынашивая ребенка у себя в животе и производя его на свет из своего влагалища. Я уверена, что это очень усложнило бы тебе жизнь.

Я откидываю голову на спинку дивана.

— Это не то, что я имел в виду, Оливия, и ты это знаешь.

Она выдыхает, качая головой.

— Я даже не знаю, почему я это сказал. Мы не должны ссориться из-за того, чего не происходит.

Оливия убирает с меня ноги, садится, а затем встает.

— Но если это однажды случится, то надеюсь, что ты вспомнишь все, что сказал мне в ванне… В этом мире есть много вещей, с которыми я могу справиться, но ложь не входит в их число.

— Я бы никогда не солгал тебе.