Полный нокаут
Шрифт:
Ее пухлые маленькие губки изгибаются в невинной улыбке и шевелятся, но я не слышу, что она говорит. Она опускает глаза в пол и изучает плитки. Я делаю то же самое. Едва проходит тридцать секунд, как она ерзает на унитазе, привлекая мое внимание. О снова достает палочку, и я задерживаю дыхание, когда она смотрит на нее. Ее глаза не дрогнули и не выдали никаких признаков того, что там появилось. Она тянется за колпачком и снова надевает его. Я снова отвожу взгляд, предоставляя ей уединение, пока она заканчивает то, что делает. Когда она встает на ноги в застегнутых джинсах,
Наконец она поворачивается ко мне, но избегает смотреть мне в лицо.
— Одна полоска — нет, — шепчет она. — Две полоски…
Невидимый воздушный шар в моей груди сдувается, когда Оливия падает на стойку, ее руки взлетают к лицу, когда она плачет в ладони. Я не могу пошевелиться, полностью зависший от того, что вижу. Я тянусь за палочкой и переворачиваю ее.
Блядь.
Думаю, две полоски означают «да»…
Глава 10
Оливия
Пять крошечных вдохов. Я делаю пять крошечных вдохов и убираю руки от лица. Тест подтвердил мои опасения… Cтрах перед маленьким ребенком, растущим внутри моего тела. Мое тело уже кажется мне чужим, как будто я разделена надвое. Сет смотрит на тест… На его лице никаких эмоций.
— Скажи что-нибудь… — говорю я, до боли прикусывая зубами нижнюю губу. — Скажи что-нибудь…
Он проводит большой ладонью по рту, прежде чем сжать подбородок. Когда убирает ее от лица, он отталкивается от тумбы и проводит пальцами по волосам. Я внимательно наблюдаю за ним и вижу, что с каждой проходящей секундой он становится все более и более встревоженным. «Все будет хорошо, — успокаиваю я себя. — Он обещал…» А Сет никогда не нарушал данных мне обещаний.
— Ты не принимала свои таблетки? — Его вопрос звучит тихо. Так тихо, что я едва его слышу.
— Ты — это не совсем эффективное напоминание о контроле над рождаемостью, Сет. Я имею в виду… Посмотри на себя. Ты снимаешь рубашку, и мой мозг перестает работать, мои яичники болят, а тело овулирует независимо от матушки-природы или таблеток, которые я принимаю.
— Мы будем родителями? — спрашивает он, ни разу не взглянув на меня.
— Я… Думаю, да. — Моя нижняя губа дрожит. — Сет…
— Я не могу быть отцом, — шепчет он, низко наклоняясь и закрывая лицо руками. — Я не могу быть родителем.
— Немного поздновато для этого, тебе не кажется? — рявкаю я, делая шаг вперед.
Внезапно Сет выпрямляется и возвышается надо мной, но я отказываюсь прятаться от него.
— Еще не слишком поздно, Оливия.
Я вздрагиваю, когда мое дыхание
— Ты не в своем уме, если думаешь, что я причиню вред нашему ребенку.
Он хмурится, искренне озадаченный моим ответом.
— Это не ребенок, пока нет.
Мое сердце разбивается на части и больно ударяет по легким. Я не могу дышать. Слезы обжигают мои глаза, но я не смею оторваться от взгляда его темно-шоколадных глаз.
— То, что ты говоришь мне… — Мой голос срывается, а из носа течет, но мне все равно. — Это не то, что муж должен говорить своей жене…
На его лице боль… Я вижу это так же ясно как день, но он не хочет этого выражать. Он не дает мне повода сочувствовать ему. Он хочет, чтобы его обвинили, он хочет, чтобы я возненавидела его, чтобы облегчить ему задачу. Сет ищет способ навредить себе, я это знаю. Это то, что он обычно делает.
— Ты говоришь, что всегда хочешь от меня правды. Вот она.
Я рычу, толкая его в живот. Он едва заметно вздрагивает, делая незаметный шаг назад.
— Зачем ты это делаешь? Ты сказал, что у нас все будет хорошо!
Я снова толкаю его, и он делает еще один шаг. Я плачу, мои глаза опухли, а горло сдавливают рыдания. Он обещал…
— И с нами все будет в порядке, но нам нужно разобраться с этим.
Тут не в чем разбираться. Если он слишком напуган, чтобы участвовать в этом, тогда ладно, мне это не нужно.
— Я собираюсь оставить его себе, Сет, — всхлипываю я. — И не спрашиваю твоего разрешения.
— Ты загоняешь меня в угол! — огрызается он. Сожаление сразу же наполняет его блестящие глаза, но это последняя капля.
— Это то, что я делаю? Я загоняю тебя в угол? Как ты думаешь, что я чувствую? — Мои крики эхом разносятся по ванной, отражаясь от стен. — Ты не думаешь, что я чувствую себя в ловушке? Ты не думаешь, что я, блядь, в ужасе? Я не готова стать матерью.
— Как минимум ты знаешь, что будешь хорошей мамой. Я не могу быть хорошим отцом, мне не у кого было учиться. Черт возьми, как я могу быть хорошим отцом, когда даже не уверен, хороший ли я человек?
Я смягчаюсь… Мы всегда возвращаемся к Сету и его неспособности видеть в себе хорошее.
— Ты хороший человек. — Я смахиваю наворачивающиеся слезы. — Сколько раз я должна это повторить, прежде чем ты мне поверишь?
Он качает головой и протискивается мимо меня.
— Я должен идти.
Я поворачиваюсь вместе с ним, наблюдая за его спиной, когда он входит в спальню.
— Что? Куда ты идешь? Если ты сейчас уйдешь от меня, тогда все хорошее, что я когда-либо думала о тебе, окажется неправдой.
Он не отвечает, а просто уходит, хлопая дверью. Я остаюсь на месте, ожидая, что он вернется с красивой улыбкой на лице и отшутится, сказав, что все это часть какой-то дурацкой шутки.