Polo или зеленые оковы
Шрифт:
Два. Два удара курантов обозначили всему миру, что Рыжая должна поторопиться. Она просто задерживается, подумал Отец. Он знал ее медлительность. Однажды, когда они собрались сходить с ней в театр, она опоздала на сорок пять минут. Отец помнил это. Она знала, что ради нее спектакль не отложат на час. Ее это не остановило. Женщина! Что можно здесь еще добавить?
Она задерживается. Она просто красится, она сейчас придет, думал Отец. Круг вокруг парка, еще круг. Затем остановка возле органического синтезатора. Отец съел еще один бутерброд. Дрожь проходила. Полтретьего. Бум! Сказали куранты. Рыжей нигде нет. Ну и что?
Отец решил прогуливаться вблизи ряда выходов, что на окраине парка возле магазина со свадебными
Отец вдруг вспомнил, что органический синтезатор выдавал ему бутерброды. Он не работает бесплатно. Это значит, что на его счете имеются какие-то средства. В противном случае синтезатор не смог бы ему дать больше чем стакан воды. Он подошел к терминалу компьютера.
–Компьютер, состояние моего счета.– Произнес Отец.
–На вашем счету семь тысяч восемьсот кредитов.– Торжественно сообщил мягкий женский голос.
Отец присвистнул. Семь тысяч. Это много! На эти деньги он сможет снять достойное жилье, чтобы Рыжая смогла нормально доносить беременность. Здорово. Не нужно ничего выдумывать. Такая большая проблема решилась сама собой. Ай да Трибун, ай да сукин сын. Работает алгоритм Отца. В прошлый раз ему назначены были три тысячи семьсот кредитов, а на этот раз семь тысяч. Ух, ты! Восторг. Интересно, почему Трибун таким образом не зарабатывает себе на жизнь? Его умственные способности смогли бы сделать своего обладателя миллионером, никак не меньше. Если хакеру не нужны кредиты, тогда зачем он у меня взял мои? Странный человек, что тут скажешь.
Бом! Бом! Бом! Три удара– три часа. Ну и что? Если она в лучшие времена опаздывала на сорок минут, уж нельзя беременной женщине опоздать на час. Какая невидаль. Ждем. Из выходов выходили незнакомые люди. Рыжей не было. Выходом покидали веселую административную площадь незнакомые люди. Рыжей не было. Может она решит прилететь каром? Что ж, пойдем, проверим.
Отец пошел на стоянку каров. Она находилась дальше в углу парка, что ближе к реке. Он выбрал позицию, чтобы одновременно наблюдать за прибывшими карами и за людьми, пользующимися выходами. Рыжей не было. Здесь, на углу ветер пронизывал Отца все сильнее. Стоять на холодном ветру становилось все невыносимее. Если нужно, он останется здесь до утра. Отец продрог. Это было пустяком, по сравнению с тем холодом, которым его встретил родной двадцать первый век там, в Кичигинском бору. Ух, вот это был холодище, не чета этому.
Бом! Куранты сказали, что уже полчетвертого и пора бы собираться домой. Опоздание в полтора часа считается стратегическим. Нет. Упрямству молодости поем мы песню. Отец решил вернуться к курантам. Встреча должна состояться именно там.
Возле курантов Отец продолжил свои поиски. Он смотрел во все стороны, ища глазами предмет своего вожделения. Рыжей не было. Она не могла придти сюда пешком. От нее досюда очень далеко. Беременная женщина, если она дорожит своим ребенком, никогда не пустится в такой путь, значит: или выход или кар. Другого не дано. Отец принялся всматриваться в дальний угол парка, где были выходы. Им путешествовать проще. Люди приходили, люди уходили. Рыжей не было.
Отец чуть не подпрыгнул от неожиданности. Бом! Бом! Бом! Бом! Сказали куранты. Четыре часа. Это перебор даже для беременной и медлительной женщины. Здесь дело пахнет пивом и водкой. Отец начинал беситься. Что ж, все-таки Трибун оказался прав. Рыжая не пришла. Коза плешивая. Все-таки ее гордость оказалась выше здравого рассудка и семьи, которую только что зарыли в могилу.
Не теряя надежды, Отец вернулся к ряду
–Рыжую мне.– Бросил он в экран.
Синий предательский логотип оператора связи, словно издеваясь над Отцом, не думал себя разменивать на любимую Рыжую.
–Абонент просит его не беспокоить. Надеемся на Ваше понимание.– Произнес приятный женский голос.
–Что значит, просит не беспокоить?– Взревел от обиды Отец.
–Абонент просит его не беспокоить. Надеемся на Ваше понимание.– Повторил голос миленькой женщины.
На этот раз голос, так показалось Отцу, издевался над ним. Он изысканно насмехался над его светлыми чувствами и надеждами. Кто дал этой железке право смеяться над разрушенной семьей? Где справедливость? Куда девалась вся гордость?
Отец готов был плакать. Рыжая, все-таки, оказалась последовательной в своих поступках. Сначала она его покинула просто так, без видимой причины, сейчас она его избегает, потому что не хочет его видеть. Но что он сделал такого, за что его можно вот так казнить? Почему, вдруг, стремление сохранить семью, стало преступным? Почему желание быть рядом с женой и сыном подлежит казни? С этим миром кардинально что-то не так.
Рыжая не выходит на связь. Она не пришла. Наконец, Отец сделал все, что было в его силах, чтобы что-то изменить. Рыжая сделала свой выбор.
Отец подошел к органическому синтезатору и оставался около него некоторое время. Отойдя от него, Отец понял, что он– повелитель вселенной, что такая мышь, как Рыжая– ему не пара. Он– царь, ему теперь все равно. Он скользнул в выход, очутившись в каком-то магазине, приобрел себе солнцезащитные очки с кнопками наушниками, включил барда, певшего про африканскую командировку и про лето, которое, по его мнению,– маленькая жизнь, и пустился пешим ходом назад, в общежитие.
Слезы катились у него из глаз. Трибун, как же так? Почему нельзя все исправить? Ждать? Трибун сказал, что если ее ждать, Рыжая постарается его найти. Отец вытирал тылом ладони слезы, которые предательски лились из-под темных стекол очков. Губы распухли. Отец ненавидел себя за эту слабость. Он– мужчина-сердцеед. Он плачет! Он плачет из-за какой-то рыжей девчонки, которая не стоит и одного его дыхания. О! это все ее маман. Это ее почерк. Однозначно ее! Это она, старая больная лошадь, надоумила ее никуда не идти. Это из-за нее распалась счастливая семья. Что же Рыжая делает? Куда она смотрит? Зачем она слушает свою мать? Неужели ее жизнь– не учебник, где сказано: сделай все иначе.
Отец вышел на берег великой реки, где на песчаных косах некогда были раскинуты палатки хиппи и праздной молодежи, охочей до солнца и воды. Сейчас косы были пустынны и серы. Обдуваемые северным ветром, они казались безжизненными и не интересными. Серая листва трепыхалась на холодном ветру и сыпалась на холодную воду. Отец вышел на плес и разделся. Кожа мгновенно покрылась цыпками от пронзительного холода. Он осторожно вошел в воду. Холодная вода обожгла его лодыжки, затем бедра, пояс. Отец поплыл. Очки снимать он не стал, чтобы приятный голос барда утешал его. Холодная вода несколько привела в чувство скитальца по мирам, слезы перестали литься. Содрогаясь от стужи и холодного ветра, Отец выбрался на берег, сгреб в охапку свою одежду и направился к ближайшему выходу, который только мог заметить. В голове нашлась ясность. Алкоголь, выпитый накануне, стал отпускать обиженный мозг.