Поломанные Константы

Крыховецкая Ирина

– Нет! – девушка рассмеялась золотым смехом, от которого на Люцифера пахнуло Утром Рождения. – В тебе нет ничего рабского, ты очень красивый.

– А что, Сатана – чудовище?

– Ну, конечно же, – удивилась она такому незнанию. – Да и посмотри на себя!

– Что со мной?

– Только любя, Бог может наградить такими глазами с тайной о звездах. А раз тебя любит Бог, то значит, ты любишь Его, а любящий Бога не может быть слугой дьявола, чтобы губить народ. И клейма у тебя нет, космонавт!

– Ты права, я люблю Бога,

а он меня. У меня действительно нет клейма. Уж мне-то оно ни к чему. А людей в рабство не обращают. Люди Бога умирают в Боге. Обращенные либо преданны, либо трусливы, что равносильно богоотступничеству.

– Они в безвыходном положении!

– Ты защищаешь негодяев?

– Да что ты знаешь, космонавт! Что можно разглядеть из космоса на Земле?

– Многое, – дьявол ослепительно улыбнулся, – например тебя. Ты хотела мне помочь?

– Я думала, тебе плохо.

– Поможешь?

– Да.

– Поцелуй меня, – сказал Сатана.

– Но, – девушка растерялась, – я же умираю.

– На этом жизнь не кончается. Для тебя.

Она встала и неверной походкой пошла в сторону моря.

Люцифер зло ухмыльнулся:

– Эй! – крикнул он. – Когда будешь на том свете, передай привет Отцу от меня. И как тебя звали-то?

– Заряна, – эхом отозвалась она и, пройдя несколько шагов по холодному песку, упала.

Через миг Люцифер был рядом и держал Заряну на руках, потрясенный своим страшным открытием. Затем он исчез со своей ношей, лишь следы остались на песке, да и те смыла вскоре волна.

Крутые ступени вели во дворец Дила. Очень устало Алекс поднимался по ним в каком-то непонятном раздумье, вспоминая нечто забытое, сокрытое в глубоких полутенях памяти. Он напрягал свой фантастический мозг, он почти не видел ступеней, не понимал, что иногда останавливается, не слышал дождя и шлепков плаща о белый мокрый мрамор. Он просто шел и останавливался, погруженный в себя. Его лицо осунулось, но не постарело. Остановившись, он поднес ладони с длинными пальцами к лицу и, посмотрев на них с сомнением, потер сильно щеки, пытаясь освободиться от странного наваждения.

Стало жарко, невыносимый жар исходил от дома его Господина, от его дома. Алекс не раздумывая снял плащ, белоснежная рубашка тут же намокла и прилипла к сильной груди и спине. Непонятное напряжение и усилия Алекса одолеть что-то, с ним происходящее, передались группе солдат СС, стоявших внизу у ступеней. Они хотели было подняться за ним, но остановились в нерешительности.

Алекс преобразился. Стал как-то выше, мощнее, еще моложе. Но затем он вдруг сел на ступени, опрокинув лицо в ладони. Затем он закачал головой, и окружающий мир сотряс мощный крик, не похожий на человеческий.

– Оли-и-ис!!! Оли-и-и-и-ис! Оли-ис… – кричал и кричал куда-то в пространство Ганари, а люди внизу – и солдаты, и горожане – сбивались в одну перепуганную толпу, нерешительную, дрожащую.

Алекс

же сидел и продолжал кричать, призывая неведомое существо по имени Олис, словно он беспомощный ребенок, и мир его рушится.

Потом он замолчал и сник, но откуда-то появилась рыжеволосая кудрявая женщина, молодая и красивая. Ее глаза вспыхивали сиреневым отсветом. Она бесстрашно направилась по ступеням к Га-нарнику. Села с ним рядом на мокрые мраморные ступени и обняла его за плечи, прижимая к себе, пытаясь согреть.

– Олис, что я натворил… – Ганари смотрел на свои руки. – На мне столько крови, на мне кровь нашего ребенка, Олис!

– Нет, любимый, ангелы не столь беспомощны, чтобы испугаться какой-то преисподней. Наша дочь жива, она вернулась. А Господь видел твои страдания, Он не может не простить тебя.

– Видел? – с надеждой спросил Алекс. – Вернулась… Благие вести, Олис. Но думаю, Господь отринет своего бывшего ангела, превращенного в орудие зла, в Зверя.

Алекс был похож на беспомощного, огромного ребенка, сжавшегося в объятиях Олис.

– Тише, тише, любимый, что бы ни ждало тебя, я последую за тобой. Ты же знаешь, невозможно убить любовь, невозможно не простить любовь.

– Я люблю тебя, Олис, столько времен люблю, – прошептал Ганари. Он бережно взял ладони Олис в свои и нежно поцеловал, прижимая к своим губам и лицу, вдыхая их аромат. – Прости нас, Отец, – шептал Ганари. – Если можешь, прости. Не губи Олис, ибо Зверь его – это я.

– Нет-нет, – зашептала Олис, покрывая поцелуями лицо Алекса, – я не хочу мира без тебя, он мне не нужен!

И случилось нечто чудесное на глазах огромной толпы людей. Голубое сияние окутало Зверя и Олис, словно голубой перламутровый шар. Хлопок, похожий на небольшой взрыв, теплый дождь, резкий запах весенних цветов. И люди ахнули. Четыре огромных белоснежных крыла расправились над Ганари и Олис. Это были их крылья! Люди зашептались, солдаты, крестясь неумелыми, забытыми движениями, бросали оружие.

– Да кто это?! – раздался голос ребенка из толпы.

– Это ангелы Господа нашего, – ответила высокая зеленоглазая женщина. – Просто они не помнили, что они ангелы. Разве даст усомниться Сатана в иллюзиях, созданных им?

– Ангелы, ангелы вернулись! – перешептывались люди.

– Потому что Бог есть. И Он есть любовь. И простит Он заблудших и неправедных, потому что любви без прощения не бывает, – громко и четко договорила Сова.

Алекс и Олис обнимали друг друга, словно это были первые и последние объятия. Мощные крылья прятали их от жестокой и умирающей реальности. Вспыхнула радуга, голубое свечение стало белым, дождь прекратился, и ангелы распахнули крылья! От взмаха крыльев двух ангелов веяло теплом и забытым детским покоем, цветами и надеждами, верой и торжеством. Огромные белые крылья поднимали их в небо, выше и выше, пока вдруг вспышка света не поглотила их.