Поломанные Константы
Шрифт:
– Не хочется? – Моряна почти удивилась. – А снежинки мои душою чувствуешь?
– Конечно, чувствую, теплые, родные…
– Да и давно в твоей жизни так? – Моряна оказалась рядом, словно и не стояла в буравчиках снежных.
– Давно, Моряна, давно, – откликнулась женщина, – словно и не было меня никогда. Ни солнца южного в детстве, ни тепла человеческого.
– Эх, девка, – вздохнула Моряна, – молодая да пригожая, далеко же ты забралась-то от дома родного, от сердца своего. В пору-то новогоднюю. Желание хоть
– Хорошо, – вымученно улыбнулась женщина, – не забралась я, а работа у меня такая странная.
– Не твоя это работа, не твоя судьба, ну да поспи. Измотали тебя люди, истрепали и душу твою, и сам Путь твой, коль не понимаешь что, а говоришь упрямо чужое для человеков. Чай в доме моем поспокойнее тебе будет, не потревожит никто, печали во сне пройдут, боль замерзнет. А как проснешься, оттаешь ручьями весенними. Непростой сон мой, непростой.
– Спасибо тебе, Моряна, чудо Северное.
– Мои следы, в сугробах у реки, как из слюды они тонки. Чуть подморозило, два крошки-озера, и звезды в них дрожат, маня, как огоньки. Возьмешь в ладонь, хотя один твой след, но только тронь. Он просто снег. Он разлипается, но рассыпается. И вот в руке одна вода и следа нет. – запела Моряна заговор, доставшийся Марье когда-то по наследству, – чай одного мы Роду, – выдохнула Моряна, – да и наследный княже, – Моряна кивнула в сторону прикорнувшего по соседству волка, – тебя охраняет.
Укутало мир, заволокло, снегом скрыло, в тайну погрузило. Танцевала много тем днем Моряна, с толку сбила, морочила. До ночи буря сильнее поднялась, стены снега над тайгою подвыросли, несколько дней кряду бушевала Северная Стихия, След человеческий заносила. Словно и не приходил сюда никто из людей, словно и не было.
Утром третьего дня заиндевевшими пальцами сорвала Аннушка расцветший цветок, дрожащими руками в дом принесла, заплаканные за три дня глаза болели, спать хотели. Сын Бабушки Северной цветок взял, в лоб по-отечески поцеловал, в сон Аннушка повалилась.
– Зачем это? – спросила удивленная и проснувшаяся Катерина.
– Тсс! – Мужчина улыбнулся Наташе и, смяв цветок, кинул его в кипящую воду на огне, распростав над ним руки. Дивный свет разлился по комнате. Словно еще выше стал при этом сын Северной Бабушки, да неожиданно увидела Наташа, как огромные крылья раскрылись у него за спиной, белые, сильные, красивые.
– Вы… вы… вы… Азазелло! – воскликнула Наташа.
Ангел обернулся и, приложив палец к губам, подмигнул Наталье и, вновь отвернувшись, зашептал что-то над отваром.
– Заклятие нынче снимем, – в горницу вошла Северная Бабушка. – Уж и шаги слышу. Скоро трое в дом этот войдут. И Она, Сама…
Аннушка проснулась от неторопливого говора. За столом сидели все те же люди и еще двое новых гостей.
– Слава, – прошептала она, натягивая на себя халат и делая робкий шаг к мужу.
– Аня… – Слава нахмурился, – ты опять с партией?
Аннушка замерла, но Северная Бабушка незаметно сунула ей в руки отвар со словами «Разлей всем, но не весь, оставь на треть». Аня послушно разлила из большого чайника в кружки сладковатый и пьянящий по запаху напиток. Ели и пили молча. Даже когда был выпит отвар и странное равнодушие разлилось негой по телу, ничего не произошло.
– Здесь и навсегда! – неожиданно произнесла бабушка. – Прощены и награждены!
Все недоуменно обернулись на нее…
– Пойду я, – вдруг сказала Аннушка, – пора нам, Наташа.
– Куда ты? – встрепенулся Слава, Анна удивленно обернулась на мужа, прочитав в его глазах забытую полыхающую любовь и страсть…
– Тебе же деток побольше, – улыбнулась бабушка Наташе. Да быстрей учебу заканчивай и на север возвращайся, домой. Чай жених тебя твой, рождественник, заждался, да ель волшебную сбереги и подарки ее! – ничего не поняла Наташа, но улыбнулась и поблагодарила.
– А ты прощен, – сказала она Ивану, – только награда твоя тяжка – потеряешь ты любовь тех, кто был твоей семьей…
– Неет… – прошептал Иван, – нет!!! – И выскочил в дверь избушки.
– Ну догоняй, значит, – вслед зашептал Азазелло, – коль Бог прощает, может, и Сову уговоришь, коль обычной женщиной спит она.
Двери с шумом раскрылись, и в ослепительных брызгах снега вплыла похорошевшая Марфа.
– Моряна, – прошептала Наташа, Северная Бабушка протянула ей кружку отвара.
– Выпей, внученька, чай, в дом ко мне за столько веков забрела впервые.
Моряна усмехнулась, но не ослушалась, а стала пить из протянутой кружки.
– Даша… – шепот, из-за которого Моряна уронила отвар.
– Ангел мой… – прошептала она.
Огромные крылья заполнили комнату, и Моряна, взяв Ангела за руку, увлекла его на свет из дома, за собой. Долго люди наблюдали, как кружили в воздухе Ангел и Моряна, пока снег не сокрыл их.
– Домой вам пора, – сказала Северная Бабушка, – а то Одетта волнуется уже.
– Марьюшку не нашли еще! – Наташа закусила губу, и на глаза накатились слезы.
– Зачем искать того, кто найтись не хочет? – удивилась бабушка и хлопнула в ладоши.
По лесу тем временем бежал Иван, сквозь сугробы да леса темные странные, волшебством сиреневым полные. Поскользнулся да упал в снег, а когда лицо поднял – глазам не поверил. Дома он, недоуменно на него Кузенька смотрит, да кот Мартын, будто знает что, урчит да щурится.
– Жди теперь, Ванечка, раз уж так вышло, – раздался голос Одетты Юрьевны, – вспомнит тебя и Кузеньку, вернется.