Поломанные Константы
Шрифт:
– Когда? – прошептал Иван.
– А сколько бы годочков ни минуло, может, и Кузеньке уж вдвое больше будет!
Весной, когда снега сходили, деревья лучам солнца пройти не давали, летом еще сильнее гнулись над колыбелью, Моряной сотворенною. Осенью разгибались, а зимой снег теплый пропускали, покрывалом новым укутывавший. Так год миновал…
«Уйдет морок, в чужой во След, спала ты семь годов, как век. Свободной стала, я оберегала, чары все уж поснимала… проснись, Судьба идет с Начала… Да будет так!»
«Песня мне чудилась? Странная, красивая. Никак, Моряна ее пела. Уж и домой пора, холодно
– Здравствуй, Марья, – зазвенел мелодичный голос. И Марья, широко раскрыв глаза, увидела перед собой Моряну, потеплевшая улыбка, и Ангел невероятной красоты…
– Азазелло, Даша… – прошептала Марья.
– Роза на тебе Борейская, – кивнула Даша, – знать, не простая ты. Вот, возьми.
И Даша протянула желтый отрывок листа с половинчатым текстом и белый лист, новый, чистый.
– Веточку любую возьми, окончание напиши. Отпусти нас.
– Да я же не умею, – растерялась Марья.
– Можешь, раз Сила Борейская тебя слушает. И она лишь малое, что подвластно тебе. Ты попробуй, девочка.
Несмело Марья отломала прутик от приютившего ее дерева и стала писать…
Спешил Алексей, тайгу прочесывал. Уж и домой пора, уж и самолет ждет, а в который раз возвращается в эти места, сам не свой, покой потерял. Уж и понял давно, что сгинула странная девушка, Моряной обмороченная. А душа все звала в глушь таежную, хоть волком вой. Думал – одиночка, а нет, не за золотом столько прошел он и его рабочие. Любовь нашел, да потерял так же. Люди-то работали, а от него, Алексея, толку не было. Видели подчиненные и молчали, понимали, что если хозяин в тайгу в стужу лютую ушел – опять сердце неспокойно. Опять зовет его что-то, а кто против него пойдет, тому добра не видать.
Снег опять пошел, остановился Охотник, прислушался. Словно крылья гигантской птицы захлопали. Да человек на этих крыльях в искрящемся водовороте снежинок опустился. Расписной высокий туесок ему протянул.
– Там отвар, Алексей, – сказал Ангел, – выпей, а остальное отнеси туда, куда сердце поведет. Да только непростую судьбу выбираешь, испытывать тебя будут, а не пройдешь испытания – исчезнут дары великие.
Алексей послушно отпил, удивленно наблюдая, как вновь расправляет крылья Ангел…
– Вот… – Марья протянула Моряне листок, – все что смогла, даже силы кончились…
Рядом опустился на белоснежных крыльях Азазелло, взял листок и, не глядя в него, стал рассказывать глубоким тихим голосом написанное, отчего Марья вновь провалилась в сон.
«…За любовь мы многие платили, Боги, ангелы, простые человеки, как цветы за страсть к сиянью солнца, что в итоге в тех лучах сгорают…
Меч поднял бесстрашный Азазелло, меч поднял, осмелившись любить. Он пошел против устоев Бога, а за то положено платить. Нибелунги на него напали, сотня их, а он средь них один. Горек, страшен в гневе и несчастен, он такой в бою непобедим… Силой Слова Бога был он скован и низвергнут в каменную башню, где томится в сне и забытьи, многие и многие столетья…
Дочерь скитов с горя речь забыла, когда Бог ее приговорил ко скитаньям чрез все воплощенья,
Сын, родившийся от Азазелло, ангелом уж не был, да и скитами не признан никогда. Имя ему дали Заратуштра, был крылат душой, пророк в словах, Бог ему доверил тайны знаний, истину творить в чужих краях…
Дочерь скитов по пути Сансары очень много бедствий прожила, судьбы, жизни, смерти, всех удары, стойко со смирением снесла. Ей неведомы покой и кров родимый, ей отпущен странницы удел, сквозь века идя за призраком желанным, много кратких жизней прожила…
Вечен поиск, он любви союзник, он историю творит, творит он жизнь, истины неукротимый он попутчик, поиск вечно жив среди людей. Он средь дол Вселенной уж проложен, сколько всяких душ спешат за ним, только поиск вечен, нескончаем, а в конце не то, что мы хотим… Так всегда, насмешка ли то Бога, или наказание за прыть? Если Бог нам что-то запрещает, может запретить нам и любить.
Но Господь Всевышний Богом бы и не был, если бы нас не прощал всегда, если бы, любя нас и страдая, не шел с нами сквозь тьму и года.
И много времени пройдет,И разомкнется круг,И то, что с болью вдруг пришло,Уйдет однажды вдруг,В треклятом свете фонарей,В зеркальной глади лужЯвятся лики прошлых днейИ вождь – плененный муж……По ступенькам последнего века со свечой ты поднимешься в башню…
вечен поиск, как сон Бытия.
Ты отдашь свою кисть винограда тому, спящему сном бездыханным, ты наполнишь его Сердцем Бога.
Вмиг прозреет твой пленник могучий и возьмет тебя тихо за руку, по шуршащим и мокрым ступеням в час Обвала вы выйдете в юность. И вздохнет он, свободой пьяненный, он почувствует силу былую и увидит дорожку ко звездам. Удивится:
– Что делаешь в граде?
Ты ответишь:
– Тебя откупаю. Сколько можно томиться в незнанье, мироздания дело не терпит…
Поведут вас дорогой соблазнов, предложат вам блестящие камни, но глаза твои к блеску привычны. Молвишь ты:
– Мишура и фальшивка! Я не вижу своих изумрудов, и рубинов твоих я не вижу.
Поспешим, ждут нас светлые звезды!
Но с усмешкой речь спутник отвергнет и возьмет горсть презренного хлама…
И предложат вам много напитков, ты ответишь:
– Они ядовиты! Я не вижу настоя из розы!
Но твой спутник бокал яда выпьет… И явятся вдруг сотни красавиц. Ты прошепчешь:
– Они манекены. Я не слышу биения сердца.
Но твой спутник в ответ рассмеется и уйдет, краской кукол прельщенный. И завянет вдруг синяя роза, отшвырнешь от себя ее в пропасть, а твой лик станет грозным, печальным. Повернешься лицом к вечным звездам и воскликнешь:
– О, Вечное Небо! Я ль его столько лет не искала? Не платила ли жизни на плахе? Но пути в его сердце закрыты. Глух и слеп, и не чувствует вкуса… Променял живой свет на фальшивку, что мне делать? Он всех мне дороже!