Полонянин
Шрифт:
– Ей-ей, ведун! – Ключница под ноги Звенемиру бросилась. – Через меня перешагивай, да сразу туда и обратно, чтоб на всю челядь харчей хватило!
– Ты мне нужен, Добрый, – шепнула Ольга, мимо проходя. – Я тебя в светелке ждать буду.
А веселье вокруг с новой силой разгорелось.
– Ты когда же вырастешь? Когда головой думать начнешь? – отчитывала Ольга сына.
– Да ладно тебе, мама. Что я такого сделал-то? – сказал Святослав, прижимая к распухшему лбу тряпицу с примочкой.
– Непозволительно, чтоб ведун Перунов через тебя шагал, – бранилась княгиня. –
– Так ведь положено так, чтоб в сытости быть.
– Это холопам да простолюдинам положено, а ты обязан сверху всех быть! Сверху, а не под ногами. Не то так и будут тебя топтать. А голод тебе грозить не должен. Иначе ты никудышный правитель земли своей. Помни это, и чтоб о подобном унижении больше и не мыслил даже. Понял меня?
– Понял, мама, – кивнул Святослав.
– А ты чего? – повернулась она к Малуше. – Или забыла, кто ты по роду своему?
– Ты же меня холопкой сделала, – огрызнулась девчонка, – значит, мне в грязи самое место.
– Глупая, – укорила ее Ольга. – Ты же лишь на время в холопстве. И сама не хуже меня знаешь, что знатную кровь даже в трудное время блюсти надобно. И грязь к таким, как мы с тобой, приставать не должна. Ясно тебе?
– Ясно, – шмыгнула носом Малуша.
– Ну, ладно, – улыбнулась княгиня примирительно. – Иди сюда, я тебя пожалею.
Взглянула на меня сестренка вопросительно. Кивнул я ей, она к Ольге и подошла. Присела княгиня перед ней на корточки, обняла и к себе крепко прижала.
– Вот и будешь ты у нас хорошая девочка. – А сама в щеку Малушу чмокнула да по голове погладила.
Сестренка от таких ласк растаяла. Ручонками шею Ольгину обвила. Мне ее даже жалко стало – растет сиротинушка без отца, без матери, и пожалеть ее некому, а мне все некогда.
– А теперь бегите к Милане, велите ей, чтоб вам новую одежу выдала. Да скажите, пускай из подполья бочку с медом пьяным достанет, – сказала княгиня, поднимаясь.
– Хорошо, мама, – довольный, что на него больше не сердятся, ответил Святослав. – Пошли, Малушка, я тебе в подклети угол покажу, где домовой живет. – И выбежали они из светелки.
– Хотела бы я такую дочку иметь, – вздохнула Ольга.
– Ты понимаешь, что нынче ты приобрела врага? – спросил я ее.
– Звенемир у меня в друзьях никогда не ходил, – отмахнулась княгиня. – Жаден он, но трусоват. Даже когда посады на бунт поднялись, на мою сторону встал. Так что он из моих рук ест и против меня не пойдет. Ты лучше скажи, как боль твоя зубовная?
– В порядке все. Почти не болит.
– Жалко, что я Соломона в Киев отпустила, – подошла ко мне и по щеке ладошкой погладила.
– Я и без Соломона справлюсь, – ответил я.
– Придешь ночью?
– Нет. Ведун со своими в тереме ночевать будет. Не хочу, чтоб он про нас проведал.
– Да брось ты, – отвернулась она, – про нас уже вся Русь гудом гудит.
– Разговоры пустые, – сказал я. – Никто же не видел ничего, а значит, наверняка не знает. А догадки так догадками и останутся. Вон уж слух идет, что, когда к тебе свататься из Коростеня приезжали, ты велела сватов древлянских
– И неужто этому верят? – рассмеялась Ольга.
– Кто знает, как оно на самом деле было, тот, как и ты, смеется. А кто не знает, тот и поверить может.
– Ох, люди-люди…
Ох, люди-люди…
Отчего же так устроены они, что всяким небылицам скорее поверят, нежели правде? Почему чем глупее ложь, тем проще ей в народе поддержку найти?
Вот сболтнет кто-нибудь чушь, не подумавши. Так, для словца красного. И пойдет брехня по свету гулять от края и до края. Подробностями и вывертами обрастать станет. А через время глядишь – в брехню уже поверили. Чушь несусветная чистой правдой обернулась. И обязательно кто-нибудь найдется, кто утверждать будет, что сам этой брехне свидетелем был. И все. И возражать этой глупости несусветной не смей. Не то заплюют-захаркают. Самого лжецом объявят. Станет брехня под личиной правды Миром править, за собой поведет. А куда завести может?
Ох, люди-люди…
16 августа 949 г.
Весь вчерашний вечер и, почитай, половину ночи в Вышгороде пировали. Песни пели, плясали, веселились в честь скотьего Бога. Он же веселье больше других Богов уважает. Мудрость с радостью под ручку по жизни идут. Оттого Давший Мудрость не только Веды праотцу Богумиру рассказывал, но заодно детей его рожки и дудки мастерить учил, как на них играть объяснял, как лад держать, как слова в ритм складывать. Вот и считали дудари и гусельники его своим Покровителем. На его праздниках особенно старались, чтобы порадовался Велес за учеников.
Удались Спожинки в этом году. И вообще, лето для пахарей было удачным. Когда нужно, дожди шли, когда нужно, ведро стояло. Нивы богато уродили, жито колосом налилось, отчего же не попраздновать? Вот и веселились, пока не попадали.
Только Ольга к общему веселью безучастной осталась. Сказала, что занедужила, и, чуть солнышко село, ушла в светелку свою. Притворила дверь опочивальни, запалила светильник, встала на колени перед постелью, нагнулась и вытащила из-под ложа кипарисовый сундучок, окованный тонкими медными пластинками. Нащупав пальцем шишечку на боковой стенке сундучка, она надавила на потаенную пружинку. В сундучке хрустнуло, звякнуло, и крепкая крышка отвалилась назад.
Здесь, на самом дне, под россыпью жемчужных бус, под грудой каменьев драгоценных и искусных украшений, она прятала простую холщовую котомку. Это все, что осталось у нее от странного рыбака, который верой своей и жалостью к врагам перевернул что-то в душе ее.
Ольга достала котомку, раскрыла ее и вынула на свет большую книгу в тяжелом, обитом вытертой кожей окладе.
– Эх, Андрей, – вздохнула княгиня, вспомнив, как рыбак перед смертью завещал ей хранить эту книгу.
Она положила книгу на ложе, закрыла сундучок и засунула его обратно. Затем осторожно открыла маленький золотой замочек, скрепляющий доски оклада, и распахнула книгу на странице, проложенной витым шелковым шнурком.