Полонянин
Шрифт:
– Так бы сразу и сказал, – вздохнула она разочарованно.
– Говорил же я.
– Говорил… – передразнила она меня, порылась под подушкой, достала большую связку ключей кованых, позвенела, их перебирая, один с кольца сняла. – На, – протянула мне, – да, смотри, много-то не отрезай. Зима впереди длинная. Еще сгодится сальцо-то.
Я у нее ключ выхватил, лампу с пола подцепил и бегом в подклеть, а она мне вдогон:
– Потом верни, а то вам только в руки дай, так все сало пожрете…
Но я ее уже не слушал. Скатился кубарем в подпол, ключ в замок вставил. Щелкнуло в нем звонко, дужка отвалилась, только успел подхватить, чтоб наземь не упала. Положил замок на полку, дверь на себя рванул.
– Запасливая карга, – говорю, а сам от боли морщусь, – хорошая у Ольги ключница.
Вот и сало на крюках развешано. Большими ломтями розовеет. Соль, словно драгоценные каменья, на шматах поблескивает. Россыпью искр в свете лампы играет.
– Это сколько же на соль добра-то потрачено? [61] да мне сейчас не до любования. Вытащил я кинжал, Претича подарок, из-за голенища, отрезал от шмата тоненький кусочек и на десну, под зуб больной, положил.
Из косы на стене головку чеснока выдернул, зубчик выломал, очистил от кожуры, пополам разрезал. Дух ядреный по чулану поплыл, остальные вкусные запахи перебивая. А я зубчик себе на запястье положил да тряпицей примотал. Пока все это проделывал, не заметил, как сало проглотил, уж больно смачным оно оказалось. Пришлось новый кусок отрезать. Небось, не оскудеют запасы у ключницы.
61
Соль в то время была большой ценностью. Ее привозили с юга, из Сугдеи и Херсонеса – византийских колоний на Черном море.
Спрятал кинжал обратно, сел на мешок опечатанный, вроде не съестное в нем, а что-то мягкое, глаза закрыл.
– Боля ты, боля, Марена Кощевна… – зашептал старый заговор, тот, что на подворье Микулином заучивал.
И вскоре отпустила боль меня, среди ночи из постели Ольгиной поднявшая. Притихла, а потом и вовсе ушла…
– Опять с варяжкой низались? – недовольно заворчала сонная Малуша, когда я в клеть свою вернулся.
– А тебе-то что? – Я на соседний лежак пригнездился.
– Ничего, – повернулась она на другой бок. – Весь сон мне перебил. А такой красивый сон был. Матушка снилась…
15 августа 949 г.
С утра в Вышгород пожаловал ведун Звенемир. Не один приехал, с ним еще целая ватага. Младшие ведуны, послушники, служка – всего человек двадцать. Все в шкуры ряжены. Кто в козью, кто в баранью, а кто на себя коровью шкуру напялил да мешок вместо вымени на чресла привязал. Величаво и'шумно вошли они в ворота града. Громко стучал в барабан молоденький служка. Ухал медный котел дробно, ритм задавал. Двое других в рожки берестяные дули. Хрипели дудки, на визг исходили. А младшие ведуны с послушниками приплясывали да кощун Велесу пели:
Влесе учаше Праотце наше
Землю орати, злаки сеяти,
Стезю правити, Богов Родных славити…
Наперед всех Звенемир шел. Покров на нем желтый, зелеными побегами расшитый, на голове шапка с турьими рогами [63] , а в руках сноп ржаной, за поясом серп костяной. Идет, улыбается, словно и не человек вовсе, а скотий Бог на землю спустился.
А я все с зубом своим маялся. Конечно, помогли мне и сало, и чеснок – резкая боль унялась. Однако нет-нет да стрельнет десна, но уже не так страшно. Выбрался я из своего прибежища
62
Кощун на славление Велеса общины «Родолюбие».
63
Велес был сыном коровы Земун и потому часто представлялся и изображался рогатым.
– Звенемир! – кричит Святослав. – Через нас переступи! Через нас!
– Пропустите кагана! – крикнул кто-то. Расступился народ, смеется, Святослава с Малушей пропускает. Ребятишки с утра раннего на пасеку к бортникам ходили медком полакомиться. Да успели вернуться уже. Я их ни остановить, ни окликнуть не смог, уж больно быстро все случилось. Побежали Святослав с Малушей к пришедшим, только пятки голые засверкали, сквозь людей веселых пробрались и перед ведуном в пыль бахнулись. Сами смехом заливаются. Подошел к ним ведун. Улыбнулся. Заметил я, как глаз у Звенемира сверкнул торжествующе.
– Люди добрые, смотрите! У кагана на лбу Велесов знак!
Пригляделся я, и верно, на лбу у мальчишки шишмень выпирает, не меньше кулачка детского.
– Рог у него Божий! – крикнул кто-то из младших ведунов.
– Отметина на кагане! – подхватили послухи.
– Да нет, – пуще прежнего Малуша смехом изошла, – это его пчела на пасеке укусила! Говорила я тебе, Святослав, что это к удаче, а ты не верил.
– Ладно, – почему-то обиделся мальчишка, видно хотелось ему в отмеченных Богом походить, да Малушка все испортила.
– Ну, чего медлишь? – взглянул он снизу вверх на ведуна. – Давай перешагивай!
Уже ногу Звенемир занес, как вдруг окрик его остановил:
– Не сметь! – это Ольга на крыльцо вышла.
Так и замер ведун с ногой поднятой.
Растерялся народ. Притих. Даже барабанщик застыл, ритм сломал, взвизгнули рожки и захлебнулись. Тишина повисла внезапная. Не ожидал я такого от Ольги. Даже про зуб свой забыл. Интересно стало, как же она дальше поступит?
А княгиня как ни в чем не бывало с крыльца спустилась, к ребятишкам подошла.
– Вставайте, – им говорит, – совсем запачкались. Святослав, ты же только сегодня чистую рубаху надел, а уже изгваздался весь.
– Здраве буде, княгиня. – Звенемир стоит, в руках сноп держит и не знает, то ли гневаться ему, то ли смеяться?
– И тебе здоровья, ведун, – ответила ему Ольга. – Рада тебя в Вышгороде видеть. За подношение спасибо, – взяла она из его рук сноп и над головой его подняла. – С праздником, люди добрые! Хлеба вам вдосталь! Закромов полных!
Закричали люди радостно. Служка в барабан свой ударил, и рожки вновь заголосили.
– Ныне здесь, на майдане велю столы накрывать! Слышишь, Милана?
– Слышу, матушка, – отозвалась ключница.
– И чтоб все к вечеру сыты были и пьяны! – добавила Ольга, и это вызвало еще большее одобрение.
– Как закончишь здесь, – обратилась она к Звенемиру, – в горнице ждать тебя буду, как гостя желанного. Вы, – повернулась она к Святославу и Малуше, – поспешайте в терем. Там я вам дары приготовила. А тебе, сынок, нужно примочку на укус наложить. – Вскочили ребятишки и довольные к терему побежали, а княгиня жителям вышгородским поклон отвесила. – Народу моему праздновать! – крикнула громко и прочь пошла.