Полоса невезения
Шрифт:
Димка Соболев сидел на лавочке. До стены оставалось еще метров десять, она уже показалась из-за орешника. Бывший герой 8-го "Б" разглядывал свои потертые кеды и словно боялся поднять глаза.
Я подошел и сел рядом.
– Ну, здравствуй, Дима.
Он оторвался от муравьев, ползавших мимо него по горячей щебенке, и взглянул на меня. И взгляд его... Надо же! Видать, не одного меня окунули в другую жизнь.
Не было больше мелкого хулигана, грозы первоклашек, считавшего высшим шиком курение за школьными гаражами и изучение тайком от мамы творчества "Сектора Газа". Впрочем, последнее не о Димке. Насколько
... Все это кончилось, и, похоже, навсегда. Его барабанные перепонки тоже лопнули от нечеловеческой музыки Струны.
На меня смотрел вполне взрослый пацан. Пускай биологически еще подросток - а тем не менее совсем взрослый. Пожалуй, если не фиксироваться на одежде, манере сидеть и внешних пережитках детства, он покажется даже старше, чем, допустим, великий педагог Валуев. Наверное, Димка Соболев не стал бы пугать ночных гопников сверкающей гитарной струной.
– Здравствуйте, Константин Дмитриевич, - полушепотом произнес он.
– Я вас правильно называю?
А в самом деле, правильно ли? Много ли во мне осталось от Кости Демидова?
– Лучше Антоныч, Дима. Ты угадал. Я здесь... ну, скажем так, нелегально.
– Понятно, - он кивнул и даже не стал расспрашивать.
Не было в нем никакого детского любопытства.
– А ты что же? Как ты тут очутился?
Он вздохнул.
– А вот так, Константин Дмитриевич... простите Антонович, после того как вас туда...
– он вдруг дернулся и затравленно огляделся по сторонам. Даже вверх зачем-то посмотрел, где, закрыв собой небо, дрожали верхушки сосен.
– Сначала все было как раньше. Домой меня отвезли, какого-то лекарства дали. Я утром проснулся - думаю: ну и сон! Митрича мафия за меня хацкнула! Так и ходил пару дней, даже в школе пацанам рассказал. Они поржали, поржали, а потом задумались. Нам ведь сказали - вы заболели и уволились. А потом...
– он вздохнул.
– А потом эти пришли... Из сна.
Димка странно поежился. Боится он что ли? Чего? Неужели "Струны"? Так ведь он же для них - святое! Ему еще целых четыре года святости отмерено.
Впрочем, не совсем же он дурак. Вряд ли поверил в сказку о белоснежных детских душах. Да и сам понимает - ну какое там, к свиньям, из него чистое дитя?
– И что они тебе сказали?
– спросил я.
– А вы как думаете?
– буркнул он.
– Говорят, семья у тебя неблагополучная, не получаешь правильного воспитания. Типа батя твой хоть и много денег гребет, но не уделяет тебе должного внимания. А тем более мать... Она у меня сами знаете.
– Не знаю.
– Я виновато улыбнулся.
– Дима, я же ваш класс практически не знаю. Думаешь, мне на вас смотреть приятно было? Не больше, чем вам на меня. Навязали нас друг другу, вот и вся правда.
Он взглянул с удивлением. Может быть, детство его уже кончилось, но старые представления еще не успели разрушиться. Как вот сейчас. Наверняка ведь считал, будто учителям всё о нем известно, будто вся его жизнь для педсовета - нечто вроде сгустка грязи, изучаемого сквозь огромную лупу. А тут вдруг пришлось взглянуть на учителя, как на самого обычного человека.
Секунду он хлопал глазами, потом отвернулся и
– Батя у меня - дальнобойщик. В Европу ходит, - Димка развел руками. А мать...
– он поморщился.
– Скучно ей тут одной. Понимаете, Константин... мнэээ Антонович, извините, еще не привык...
– Ладно, - сдался я.
– Пусть будет Дмитриевич.
– Нет уж, еще при других ляпну.
Я понимал. Чего уж тут не понять?
– Отцу до меня дела почти не было, да и ей тоже. То есть они меня любили, конечно. Типа кота. Возьмут, погладят... А когда эти... Ну вы уже сами знаете...
– И что, родители твои не возражали?
– Почему же?
– Димка вновь удивился.
– Еще как! Узнали, что меня забирают - такое началось! Отец рейс отменил, у мамки с сердцем плохо стало. Забегали, звонить куда-то начали... Тогда участковый пришел, поговорил с ними. Сказал, что раз уж это инициатива "Фонда прав несовершеннолетних", то ничего не поделать... Серьезная организация. А потом говорит - если возникать будете, тогда придется официальное дело завести. Есть, мол, за что. Сыночек ваш в школе с плохой компанией связался, жалоб на него вагон, а вы всё сидели и в ус не дули. А ему, между прочим, только четырнадцать стукнуло, неполная, значит, уголовная ответственность. Так что за ряд совершенных им противоправных действий материальную и административную ответственность нести будут законные представители несовершеннолетнего, - сказав это на одном дыхании, Димка смачно плюнул в щебенку и распугал копошащихся там муравьев.
– Вот так, Константин Антонович. А на другой день приехали за мной. Мама чемодан кинулась собирать, а эти сказали - уймитесь, мамаша. Там он на всем готовом будет...
Я сидел, боясь шевельнуться. По спине пробежал липкий холодок, а сердце вдруг оказалось зажато в чьей-то невидимой ладони...
Когда-то, во времена моего детства, был такой мультик, фашизм представлялся там громадным спрутом, опутывающим планету. Слава Богу, с Гитлером не сбылось, а вот со "Струной"...
Отбирать детей у родителей? Может, не у самых примерных, но все же относительно благополучных родителей? Это все-таки за гранью... Конечно, спец во всех делах разом господин Валуев знает, как заботиться о детях лучше родной матери. Особенно такой, как у Соболева. Да любой! Любой женщины, которая не звучит в унисон с Высокой Струной...
Только почему вдруг Димка? Пускай о нем я мало что знаю, но в том же гадюшнике полным-полно было детей, чьи родители - хронические алкаши, бывшие урки, наркоманы... У Соболева, конечно, тоже не подарок. Знаем мы этих, скучающих без мужней ласки.
Но как-то необъяснимо расходует "Струна" свои силы. С одной стороны помогает, с другой - делает это столь избирательно. Я бы даже сказал, необъяснимо избирательно. Почему этот, а не тот?
Вспомнился Игорек, счастливо обретший квартиру и "колпак" Струны впридачу.