Полосатый Эргени (сборник)
Шрифт:
Конечно, надо полагать, ни одной крысе не приходилось еще встречаться с таким таинственным и невиданным явлением, как круглый ком листьев, идущий на ножках. Немудрено, что наша грызунья присела и затряслась от страха.
Но дело этим не кончилось; ужасное привидение, выйдя на край вала, вдруг стало безногим и покатилось вниз, прямо на крысу... Ком легких сухих листьев, понятно, покатился бы медленно; этот же несся вниз быстро, как нечто тяжелое, и налетел на изумленного зверька,. взвизгнувшего и запищавшего совсем по-поросячьи. Завизжала крыса, впрочем, не только от страха, — неведомое создание оказалось
А когда в довершение всего странное существо это вдруг высунуло ноги и заходило кругом, похрюкивая, и когда от него разнесся тот же мерзкий запах, который чувствовался вокруг мертвого кролика, — последние остатки храбрости исчезли из сердца крысы, и она как полоумная кинулась бежать в темноту очертя голову.
Только через три ночи после этого собралась она с духом, чтобы пойти поохотиться вдоль канавы. Теперь, однако, она шла другой дорогой, — по верху плетня, где, между оставленными сухими ветвями, можно было попасть и на птичье гнездо. А крыса была большой любительницей яиц.
Она решила напасть на гнездо куропатки, помещавшееся на земле, под этим самым плетнем и в этих самых местах. Приметила она это гнездо еще с неделю назад; тогда оно было еще пустое, но теперь, должно быть, уже куропатки нанесли в нем яиц. Крыса спустилась с плетня, разыскала место и, подойдя к гнезду, с нахальной развязностью, смело сунулась в него.
Но тут же она кувыркнулась назад вверх ногами и покатилась в канаву, потом, вскочив, пустилась бежать без оглядки. Крыса была не трусливого десятка, — крысу в чем в чем, а в трусливости упрекнуть нельзя, — но когда ожидаешь найти в гнезде яйца или в худшем случае хоть беспомощную куропатку, а вместо того вдруг выпрыгнет этот вонючий ком листьев с колючками и чуть не отхватит тебе носа, — извинительно растеряться.
Метрах в двадцати от гнезда, несясь вдоль плетня во всю прыть, крыса налетела на какую-то фигуру, сидевшую скорчившись около кочки. При столкновении фигура эта качнулась, упала на бок да так и осталась лежать неподвижно и тихо...
Крыса с перепуга подпрыгнула высоко-высоко вверх и одним скачком перенеслась на край канавы, где и сообразила, что фигура похожа на мертвого кролика... Остановилась, вгляделась... И правда, еще мертвый кролик! В этом не было, впрочем, ничего стоящего особенного внимания, если б на животе этого кролика не оказалось большой круглой дыры, через которую вся его внутренность была, очевидно, вытащена и, должно быть, кем-нибудь съедена. Крысе приходилось на своем веку видеть немало кроликов, умерших от разных причин, — убитых человеком, зверем, птицею, змеею, — каждым на свой лад... Но этот способ убийства был для нее нов.
Перед рассветом, однако, крыса успокоилась и утешилась, найдя гнездо, а в нем куропатку, сидевшую на яйцах. Несчастная наседка, захваченная врасплох, была, конечно, сейчас же загрызена. Позавтракавши теплыми яйцами, крыса поволокла труп куропатки в свою нору, — в одну из многих своих нор, оказавшуюся как раз близко, под рукою.
Даже после смерти эта куропатка оказалась ужасной упрямицей: она застряла во входе в нору и — ни взад, ни вперед, — так что пришлось ее там и оставить, а войти в нору через другой, запасный вход.
Потом ей вспомнилось, что ведь там, во входе, осталась куропатка, запихнутая туда, как пробка в бутылочное горлышко... А! Значит, кто-нибудь старается ее вытащить! Да уж, смотри, пожалуй, и вытащил!.. И уходит теперь с добычей!.. Это до крайности взволновало крысу, и она кинулась к выходу.
Там никого не оказалось... Гость уже удалился, унеся куропатку на память о своем посещении; но оставил и визитную карточку — свой запах!.. Тот самый запах, каким несло от комка колючих листьев, который выходил из гнезда куропатки, который чувствовался вблизи двух мертвых кроликов... Именно так (и особенно даже сильно) пахло от наполовину съеденной змеи-гадюки, которую крыса нашла на своем пути две ночи тому назад...
Крыса села у своего, так сказать, порога и, пригладивши усы — нельзя же утром не “сделать туалета”, — почесала передней лапой ухо со всех его сторон... Сегодня ночью она собралась было в хороший набег, чтоб попировать всласть; так попировать, как ей не приходилось пировать уже целые месяцы... Знала она одну дуру, наседку с цыплятами, которая выдумала оставаться на ночь в саду, в густых кустах, как ее ни искали и ни звали в безопасную избу птичницы... А в сад, несмотря на каменную ограду, пробраться немудрено тому, кто хитер и ловок... Так-то!.. А потом пусть люди там, в усадьбе, злятся и охотятся на тех двух серых крыс, которые на днях явились неведомо откуда и поселились под амбаром!.. О ней-то, о бурой крысе, в ее норах за оградой усадьбы, — людям и невдомек!..
Ночь окутывала все словно черным бархатом.
Крыса переждала начало ночи, чтобы дать время сычам из усадьбы и совам улететь в лес на их первую охоту... Во мраке до нее достиг жалобный, тонкий писк кролика, — это значит, что ее старый приятель хорек живет еще, чтобы охотиться и ненавидеть людей...
Потом кролики забегали и запрыгали в разных местах с мягким, таинственным шумом среди тьмы; землеройки тихо пищали, невидимые под слоем прошлогодней листвы, петух-фазан с треском взвился вверх из чащи кустов, чем-то потревоженный...
Крыса двинулась по давно исследованному пути в давно обдуманный набег. Сперва по кроличьей тропе, потом в кроличью нору, прокопанную под фундаментом ограды... Потом перед доской, положенной через сухую канаву, она сразу остановилась, почесала себе ухо задней ногой — это тоже было в ее привычках — и старательно обошла доску, переправившись через канаву без помощи моста, бродом, так сказать. Этот обходный маневр был вызван капканом, настороженным на доске-мосту. Но как догадалась крыса о присутствии там и о зловредности этого орудия, — остается и до сих пор в точности неизвестным: может быть, ее натопорщенные усы помогли ей как-нибудь в этом?