Полосатый катафалк (сборник)
Шрифт:
«Ты просто хочешь, чтобы ей по наследству достались деньги Гомера».
«Естественно, я хочу, чтобы моя дочь была обеспечена. Что ж тут удивительного?»
«Только о деньгах и думаешь. Неужели ты до сих пор не уяснил себе, что деньги — не самое главное в жизни?»
«Ты так говоришь, потому что сама никогда не нуждалась».
«Неправда, я, как и ты, не родилась богатой. Впрочем, Феба станет наследницей Гомера независимо от того, раскрою я ей тайну ее рождения или нет».
«Ошибаешься. Ты не знаешь Фебу».
«Как
«Она не только твоя дочь, но и моя. В каком-то отношении я знаю ее даже лучше, чем ты. Она ведь на ложь неспособна…»
«И поэтому ты хочешь, чтобы мы продолжали врать за нее?»
«Я хочу одного: чтобы вся эта история осталась в тайне. Я понимаю, если раскроется правда, ты рассчитываешь получить развод. Ерунда! Чем меньше правды, тем лучше!» — с болью в голосе воскликнул Тревор.
«Ладно, Карлик, не накручивай себя. Я ничего ей не расскажу. Пусть все будет по-старому. А теперь давай подумаем о чем-нибудь более приятном. Хорошо? — Последовала пауза. — Подумай обо мне».
«О тебе я думаю всегда».
«То-то же. И ты правда меня любишь? Скажи, что любишь».
«Люблю безумно», — сказал Тревор, довольно, впрочем, равнодушным голосом.
«Покажи, Карлик, как ты меня любишь».
Кровать скрипнула. Салли Мерримен нагнулась и выключила магнитофон. Глаза у нее горели.
— Вот, собственно, и все. Скажи, кто это такие?
— Немолодые Паоло и Франческа [26] .
— Паоло и Франческа? Смотри-ка, а говорят без акцента, не скажешь, что иностранцы.
26
Любовная пара, персонажи из «Божественной комедии» Данте.
Я промолчал.
— Это Карлик Бена убил?
— Не знаю.
— Ты же сам сказал, что послушаешь пленку и скажешь, кто убил Бена!
— Я сказал?
— Ты мне мозги не пудри. Наверняка знаешь, кто эти люди.
— Может, и знаю, но тебе не скажу. Одного из них уже нет в живых, другой, возможно, тоже умер.
— Кого нет в живых?
— Женщины.
Глаза Салли потемнели.
— А голос такой живой.
— Зато лицо — мертвей не бывает.
Эти слова она почему-то восприняла как угрозу.
— Я смотрю, все кругом умирают.
Я поднял голову и через ее плечо посмотрел на наши отражения в стеклянной двери: комната погружена во мрак, лица расплываются при слабом свете лампы.
— Рано или поздно, — отозвался я.
— Сколько ей было лет?
— Тридцать девять или сорок.
— Отчего она умерла?
— От жизни.
— Шутишь?
— Какие там шутки.
Салли некоторое время сидела молча, затем встала и потянулась, под платьем обозначились тугие груди.
— Действительно, какие уж тут шутки. Если вся история всплыла, я ей не завидую. Слушай, может,
Магнитофонная запись явно ее возбудила — во всяком случае, она очень похорошела: огромные подведенные глаза лихорадочно сверкали в темноте. Вероятно, она была бы не прочь получить с меня «натурой».
— Благодарю. Мне пора.
— Но мы ведь еще не договорились о цене. Я думала, посидим за бутылочкой, поговорим по душам…
— О какой еще цене?
— За пленку. Ты же мне обещал за нее заплатить.
— А, вспомнил.
Я встал, достал бумажник и пересчитал его содержимое: двести девяносто восемь долларов. Потом вынул двести пятьдесят и вручил ей:
— Держи. Тебе двести пятьдесят, мне сорок восемь — на обратную дорогу в Лос-Анджелес хватит.
Салли смяла банкноты в кулаке:
— Расщедрился! Дал каких-то жалких двести пятьдесят долларов, а сам-то небось собираешься продать ленту за двадцать пять тысяч!
— Продавать ее я не собираюсь.
— А что ты с ней будешь делать?
— Повешу кого-нибудь.
— А меня ты случаем повесить не собираешься? — спросила Салли, обхватив рукой горло, изяществом, увы, не отличавшееся. — Я же тебе нравлюсь.
— Нравишься, поэтому я и ухожу. Если б я хотел тебя повесить, то позвонил бы в полицию или же отобрал у тебя эту пленку. А я плачу тебе за нее, причем наличными.
С этими словами я перемотал ленту и сунул кассету в карман пиджака.
— Что прикажешь делать с этими вшивыми двумя сотнями? — спросила она.
— Можешь устроить пышные похороны мужу и брату. Или же купить билет на самолет.
— И куда же мне ехать?
— Обратись в бюро путешествий, — отрезал я, двинувшись к двери.
Салли последовала за мной.
— Тебе, я вижу, палец в рот не клади. Но ты мне нравишься, правда. Ты женат?
— Нет.
— Не знаю, что со мной будет, куда мне податься. — И она прижалась ко мне с потерянным — однако вовсе не безнадежным — видом. — Куда мне ехать?
Вид у Салли был очень соблазнительный — и это при том, что перед глазами у меня до сих пор стояла утопленница, при том, что на таких, как Салли Мерримен, я в своей жизни обжигался не раз.
Настроение у меня окончательно испортилось. «Съезди в Трою», — чуть было не посоветовал я ей перед уходом.
Глава XXVIII
К Тревору я приехал на следующее утро. В палате царил полумрак. Больной полулежал в кровати, откинувшись на подушки и сложив руки на одеяле.
— А, Арчер, — произнес он слабым голосом, подняв в знак приветствия руку. — Как поживаете?
— Как вы, Тревор?
— Вроде бы полегчало. Должен перед вами извиниться. Во-первых, за то, что упал тогда в обморок. А во-вторых, что ошибся при опознании. Впрочем, это неудивительно, ведь даже Гомер далеко не сразу узнал в покойнице свою бывшую жену.