Полосатый отпуск
Шрифт:
– Следующая остановка - Ботанический сад. ?сторожно, двери...
Вот кто мне нужен!
Я подскочила к троллейбусу и выдохнула:
– Вы не скажете, как пройти в райотдел?
Троллиха озадаченно хлопнула глазами.
– Ты что спросила?
Троллейбус примолк.
– Как пройти в райотдел?
– повторила я раздельно.
– Хороший вопрос, - хмыкнула кондукторша, уперев руку в крутое бедро. Удивительно беглая и грамотная речь! Для троллихи вообще почти чудо.
– Да объясни ты ей уже, - не выдержал
– У нас график. Цигель, цигель!
– График у него!
– огрызнулась кондукторша, цыкнув внушительным клыком. – По бабам ты по графику ходишь. А у нас рас-пи-са-ни-е, понял?
– Да ну тебя!
– буркнул гном и отвернулся.
– А тебе вон туда, – троллиха ткнула толстым пальцем куда-то вбок.
– Улица Кошачья, видишь? Иди направо,тридцать восьмой дом.
– Спасибо, - ошарашенно выдохнула я, вглядываясь в переплетение колючек, за которыми еле-еле можно было разглядеть дорогу.
– Пожалуйста, – вежливо ответила троллиха, и двери тут же захлопнулись.
Троллейбус, натужно скрипнув, покатил дальше. А я, ругаясь сквозь зубы, принялась продираться сквозь заросли шиповника. Специально они тут схоронились, что ли? Чтоб никто с заявлениями не дошел?
Сонная и тихая улочка намекала, что догадка моя недалека от правды. Вот и угрюмое здание под железной крышей. Над входом табличка : "Сказочный ?ОВД г. Ромашково".
Я хмыкнула. И впрямь, как в сказке : иди туда, не знаю куда. Надеюсь, пoцелуем никого будить не придется?
А дверь оказалась заперта. Я даже не сразу поверила : подергала ручку, но тяжеленная дубовая махина даже не шелохнулась. Потрясающе!
С досады я пнула порожек и только потом заметила криво прилепленную бумажку с надписью от руки : "Стучите!"
М-да, весело у них тут. Хотя в чужой коллектив со своими правилами внутреннего трудового распорядка не ходят,так что Неназываемый с ними.
На стук - ногой, каюсь - выглянул заспанный парнишка и буркнул недовольно:
– Чего шумишь?
На щеке у него - синий отпечаток размазанных чернил, волосы всклокочены, форменная рубашка измята.
– Хочу заявить о преступлении!
– отчеканила я и не утерпела: - А ничего, что граждане к вам попасть не могут?
Думала , он оскорбится, но парень лишь широко зевнул, продемонстрировав заметные клыки. Так-так, кто тут у нас? Похоже, молоденький оборотень,из кошачьих.
– Так для граждан вход с другой стороны. Этот для своих, зачарованный. Посторонние его и видеть-то не должны... Кстати, - на круглой физиономии мелькнула подозрительность, - а ты-то кто?
Я несколько растерялась и представилась со вздохом:
– Домовой Стравински,из Ёжинска. Хотя...
Хотела сказать, что я тут не по службе и вообще в отпуске, но не успела. Глаза парня вдруг вспыхнули. Зрачки вытянулись, глаза позеленели - ни дать, ни взять, любопытный котенок.
– Та самая?!
Я затосковала. Долго
– Угу.
Он просиял, открыл рот - наверняка, чтобы вывалить на меня кучу вопросов - подумал и закрыл. Только ухом дернул и глянул настороженно.
Я тихо выдохнула. Умный мальчик.
– Инкуб, – я решила перевести разговор, пока не наговорила лишнего.
– Применил ко мне недопустимое внушение.
– Ой, дурак... Я хотел сказать, проходите, пожалуйста!
Я только щекой дернула. "Боятся - значит уважают" - любимый девиз моего бывшего начальства. Не очень приятно, хотя временами удобно.
Парнишка бодро чесал по коридору, настороженно на меня поглядывая. Интересно, что там насочиняли? Я завтракаю младенцами? Крошу в капусту злодеев три раза в день, с перерывом на обед и послеполуденный сон? Удовлетворяю половую страсть извращенным способом? В смысле, люблю чужие мозги?
Он остановился у предпоследней двери и oсторожно в нее поскребся.
– Хоба, к тебе... эээ... потерпевшая!
В кабинете приглушенно, зато очень душевно выругались. Потерпевших тут не любили.
– Ладно, впускай, – разрешил опер (а кто еще?), тяжко вздохнув.
Паренек толкнул дверь, подмигнул мне и по–кошачьи бесшумно скользнул прочь. Наверняка досыпать.
– Проходите, присаживайтесь, - скрипучим гoлосом велел пожилой гоблин, не поднимая головы от кипы бумаг. За грудой документов он почти потерялся : маленький, седенький, с тускло-зеленой кожей и желтыми клыками.
Присаживаться? Куда, интересно? Документами было завалено все: стол, стулья, несгораемый шкаф в углу, подоконник и даже пол. Прошиты и пронумерованы? Какое там! Разрозненные бумажки. Из окна тянуло сквозняком, ветер лениво ворошил протоколы и объяснительные.
– Спасибо, я постою.
Гоблин дописал, поставил вниз закорючку и отложил лист.
– Что вам?.. – проскрипел он, поднял глаза и запнулся. – Потерпевшая, значит?
На морщинистой физиономии гоблина промелькнуло злорадство. Женоненавистник, что ли? Или узнал?
Я по привычке вытянулась во фрунт и сжато изложила обстоятельства дела : что, кто, когда и как. Гоблин, впрочем, слушал вполуха, крутил ручку и разве что не зевал. Как если бы я пришла жаловаться на дождь за окном. Подумаешь, инкуб. Подумаешь, приезжих охмуряет. В приморском городке, мол,такими кишмя кишит. Что, всех ловить? Возни много,толку мало.
И я понемногу начинала злиться.
Понятное дело, запрещать инкубам соблазнять девиц - это как запрещать траве расти, a солнцу светить. Природа у них такая, ничего не попишешь. Но вот "продавливать" жертв нельзя, максимум слегка усилить имеющийся интерес. Другой вопрос, что инкубов редко удавалоcь прихватить за... то есть поймать на горячем. Жертвы до последнего не желали обращаться в полицию. Страшно и стыдно.